До мельницы добрались довольно быстро.

Ворота оказались настежь. Телега въехала на широкий двор, и первое, что бросилось в глаза - огромный, высоченный амбар без окон, с распахнутыми дверями, возле которых стояла повозка, доверху наполненная мешками. Внутри амбара было темно, что-то мерно, громко стучало, и мужской голос орал, словно распекая нерадивого работника.

- Ну, приехали, - мельник, кряхтя, спустился наземь и ухватился за поясницу. Путники тоже сошли с телеги, озираясь.

Дом стоял тут же, на подворье. После узких улочек двор казался целым поместьем, запах близкой воды, муки и хлеба напомнил Нимве ферму. Даже зелень тут была: возле дома росли кусты сирени. К телеге подбежал мальчонка лет десяти, взял лошадь под уздцы и, не распрягая, повел к сараям.

- Идем за мной, - мельник не спеша зашагал к крыльцу.

Двухэтажному деревянному дому под черепичной крышей было, наверное, немало лет. Кирпичная труба потемнела от времени, да и стены сделались коричневыми. Из плюща выглядывали небольшие окошки, ставни, украшенные незатейливой резьбой, были отворены. Путники взошли на высокое, с навесом, крыльцо, где ступеньки скрипели от каждого шага. Толкнув дверь, обитую войлоком, мельник первым ступил в переднюю.

Они прошли через сени, сплошь заставленные тяжелой, темной, старинной мебелью. Здесь пахло грибами и прелой соломой, было так тесно, что Нимве пребольно ударилась бедром об угол огромного сундука. В горнице, куда они попали, миновав мрачный коридор, стоял странный зеленоватый полусвет. Приглядевшись, Нимве поняла, что снаружи, прямо под окном, растут кусты сирени. Посредине комнаты красовался массивный дубовый стол, накрытый желтоватой от времени скатертью, у стены примостились буфет и сундук.

Мельник тут не задержался, молча двинулся дальше, мимо лестницы на второй этаж, и вскоре они очутились в просторной кухне, единственном светлом помещении после всех, которые увидали здесь.

- Садитесь у стола, - мельник махнул рукой, - щас вас накормят, а то ведь голодные, небось… Карья! Эй, Карья! - крикнул он, повернувшись к двери.

Никто не ответил. Подождав, мельник нахмурился и буркнул:

- Опять, небось, в курятнике пьяная дрыхнет. Ладно, ждите здесь.

Когда он вышел, Ларра уселся на скамью возле длинного стола. Чик последовал его примеру, а Нимве огляделась.

Окно, широкое, с распахнутыми створками, было прямо напротив входа. У левой стены помещалась громадная плита с дверцей для угля, на панели около нее, выложенной из закопченных кирпичей, громоздились кастрюли и чугуны, а рядом, под окном, стоял разделочный стол. В углу Нимве увидала бочку с водой. На стене возле плиты висели черпаки, сковороды, стальные сита с ручками - и еще какая-то посуда, названия которой Нимве и не знала.

- Вроде мельник, - заметил Ларра, - а барахла столько, будто таверну держит.

- Может, семья большая, - в полголоса возразил Чик, - у нас вон тоже в избе…

Договорить он не успел. В кухню вошла женщина, а за ней - хозяин. Ей на вид было лет за сорок. Одетая просто, но совсем не как прислуга, с волосами, убранными под платок, она, темноглазая и темнобровая, строго оглядела гостей.

- Хозяйка моя, - сказал мельник, и парни, вскочив, поклонились. Женщина поклонилась в ответ, подошла к плите и принялась передвигать кастрюли.

- Опять эта барыня, стряпуха наша, исчезла куда-то, - мельник опустился на табурет и проворчал:

- Садитесь, чего стоять. Перекушу с вами, пожалуй…

Он обвел пришельцев зоркими прищуренными глазами. Некоторое время молчал, потом спросил:

- К нам надолго, или как?

- Это как Творцу будет угодно, - отозвался Ларра.

- Оно конечно, - кивнул хозяин. Повисла тишина, только хозяйка продолжала греметь посудой. Мельник повернулся к Ларре:

- А зовут-то тебя как?

- Меня-то? Ларрой кличут.

- Ну, а тебя? - хозяин метнул взгляд на Чика.

- Чик, - отозвался юноша, - а ее - Нимве.

- Что за имя такое - "Чик", не пойму я…

- Прозвище. А что?

- Прозвишша, говоришь? - мельник опять сощурился. - А ты это… С чего это у тебя прозвишша? Ты часом не это…

- Не это, не это, - буркнул юноша, а Ларра недовольно заметил:

- Опять нас в разбойники записываешь, никак? Чего ж тогда нанимал, коли мы в твоих глазах страшные такие?

- Были б страшные, в дом бы не привел, - голос мельника прозвучал равнодушно. - Любопытствую просто. Иль нельзя?

Ларра поднял бровь, но ничего не сказал.

- Ну, а это, - снова начал мельник, - те-то, у ворот, они вам кем приходятся?

- Случайно познакомились, в пути, - ответил Ларра. - А чего?

- Так, ничего. Они же благородные, вот я и подумал…

Нимве и Чик изумленно переглянулись, а Ларра сдвинул брови.

- С чего ты взял? - спросил он. Мельник лукаво, быстро покосился на него:

- А у меня глаз наметанный. Не первый день на свете живу. К тому ж, этот-то, черный-то - он и говорит, слышь, будто пишет, да и ходют они, благородные, не так, как мы, серая кость. Так, говоришь, случайно познакомились?

- Точно.

- Ну, а это…

Тут ему пришлось прерваться: хозяйка начала расставлять посуду на столе. Гости голодными глазами провожали миски с окрошкой и хлебом, и едва дождались, покуда мельник закончит предобеденную молитву.

За едой никто не проронил ни слова. Путники старались держаться чинно, но не слишком удавалось. Нимве несколько раз ловила на себе зоркий взгляд мельника. Хозяйка совсем не ела, сидя у стола, подперев рукой подбородок, только смотрела на остальных. Ее лицо, не по годам увядшее, еще хранило следы прежней красоты, но усталость стерла былую яркость черт, прорисовав морщины возле глаз и рта.

После обеда, тут же, у стола, пришла очередь обсудить их обязанности. Ларру хозяин отправил на мельницу, как самого опытного, в прежней своей жизни он уже успел поработать и на мельницах. Чика отрядили по хозяйству, грузить уголь и смотреть за скотиной, а Нимве хозяйка взяла к себе в помощницы. Еду и одежду мельник положил хозяйские, по выходным работники получали несколько свободных часов, для того, чтобы сходить в храм или прогуляться по городу, но мельник, косясь на Ларру, строго наказал не напиваться.

Лишь встали от стола, мельник велел приступать к работе. Вслед за ним парни отправились на двор, а Нимве осталась с хозяйкой.

Никогда прежде не работавшая по найму, Нимве немного оробела: хозяйка казалась сердитой. Но, велев Нимве убрать со стола, помыть посуду и подмести, мельничиха куда-то ушла.

Покуда Нимве возилась по хозяйству, разбираясь, что и где лежит, мельничиха вернулась с ворохом вещей, принесла нитки, иглу и аккуратную стопку белья, и предложила Нимве подогнать одежду на себя и на парней. Да и, вправду сказать, лохмотья, в которых они сюда приехали, не годились даже на тряпье для мытья полов.

Закончив уборку, Нимве долго сидела у стола, ушивая хозяйскую одежду. Работы оказалось много, за время путешествия она сильно похудела, а для Ларры и Чика делать все пришлось вообще "на глазок". Но все-таки, до того часа, ближе к закату, когда мельничиха позвала готовить обед, Нимве успела помыться и привести себя в порядок.

Минуло два дня, а от принцев и Мафхора не было никаких известий.

Ларра начинал склоняться к мысли, что нужно отправляться на поиски. У Нимве тоже было неспокойно на сердце, но она считала, что работу бросать не стоит. Может, принцы просто не сумели ни к кому наняться, и им пришлось вернуться в лес, к Шиа. В таком случае, они втроем сумеют хоть что-то заработать здесь, на мельнице, чтобы снарядиться в обратный путь.

Работа у Нимве оказалась несложной, все было почти как дома, да и со скотиной возиться не приходилось. Кроме нее и Чика, из прислуги в доме жила лишь стряпуха с сыном. Стряпухе на вид было за тридцать. Грузная деревенская баба, она оказалась неряшливой и крикливой, почти всегда нетрезвой. Дружбы с ней у Нимве не вышло, стряпуха встретила гостью с нескрываемой враждебностью, похоже, опасаясь, что Нимве отобьет у нее место.