Маркус посмотрел на монеты. Это были первые деньги, которые она она заплатила ему, также как и ее слова были первым настоящим приказом. Теплое чувство в его груди было и неожиданным и сильным.

И оно только усиливалось, какими бы ни были последствия, эта девушка сделала то, на что решились бы очень немногие. И это тот наполовину слабоумный мальчик возчик, с которым он встретился в Ванае прошлой осенью.

Он был горд ею.

— Какие-то проблемы? — спросила Ситрин, с неподдельным волнением в голосе.

— Нет, мэм, — ответил Маркус.

Парад, организованный Иссандрианом, начался с края города, проскользнул по базару для бедняков, затем на север вдоль широкой королевской дороги, через ворота Королевского шпиля и на восток к арене. Широкие улицы изобиловали вассалами короля Симеона, присягнувшими верноподданными Расколотого Престола, все как один стоящими на цыпочках, чтобы хоть мельком увидеть расы рабов, прибывшие, чтобы превратить Антею в марионетку Астериллхолда. Рев собравшейся толпы походил на шум прибоя, а запах, исходивший от тел, перебивал тонкие ароматы весны. Кто-то из людей Иссандриана заплатил черни, чтобы те несли флаги и знамена, прославляющие игры и принца Астера. С того места где сидел Доусон, он видел одно из них — прекрасное голубое полотно, с именем принца, выведенное на нём серебряными буквами. Оно было натянуто на столбах, но при этом перевернуто вверх ногами. В этом была суть мятежа Иссандриана: слова, именующие дворянина, были подняты вверх теми, кто не в состоянии их прочесть.

Смотровые площадки благородных домов располагались по порядку, соответствующему статусу крови каждой семьи. Место где стоял каждый человек определялось его вассальной зависимостью. Положение при дворе можно было понять с первого взгляда, и это зрелище не радовало глаз. Цвета знамен десятков домов развивались вокруг короля и принца, и большинство из них принадлежали кругу заговорщиков Иссандриана. Даже серый с зеленым флаг Фелдина Мааса. Король Симеон возвышался над всем этим, облаченный в вельвет и черный мех, и улыбался, несмотря на то, что видел перед собой.

Колонна лучников Джасуру маршировала вдоль улиц, бронзовые чешуйки на их коже блестели и сверкали словно метал на солнце. Они несли знамена Борха. Доусон быстро прикинул. Около двух дюжин. Он успел подсчитать, когда лучники остановились перед перед королевской трибуной и приветствовали короля Симеона и его сына. Принц Астер ответил им с той же широкой улыбкой, с какой встречал всех до этого и с какой будет встречать всех следующих за ними гостей.

"Иссандриан жестокий ублюдок", — сказал Доусон. "Если ты пришёл отнять место мальчика, имей достоинство не вешать на него ленточки."

"Ради Бога, Каллиам, не произноси такого там, где тебя могут услышать," — сказал Оддерд Фаскеллан. Позади них Кэнл Дескеллин тихо засмеялся.

По дороге неуклюже шагали пять Емму. Их клыки были выкрашены в немыслимые цвета — зеленый и голубой, и они возвышались над толпой Первокровных. У них не было ни доспехов, ни оружия, ничего кроме ужасающих размеров их расы. Все пятеро остановились перед королем и поприветствовали его. Принц Астер ответил им, и один из Емму издал раскатистый варварский клич. Остальные присоединились, их голоса накладывались один на другой, пока не сплелись в единый звук. Плащ Доусона затрепетал, деревья вдоль улицы склонились и задрожали. Ветер подул отовсюду. Голоса стали глубже, и Емму в центре поднял свой огромный мясистый кулак. Они оказались в центре крошечного урагана.

Опасные создания, заметил Доусон.

"Ты думаешь они ударят до начала игр?" — спросил Дэскеллин так, словно лишь вслух интересовался пойдет ли дождь.

"Но ведь это ещё не точно, да?" — спросил Оддерд.

"Скорее всего во время," — ответил Доусон. "Но всё возможно."

"Подумай ещё раз над предложением Паэлина Кларка," — сказал Дэскеллин.

"Нет," — ответил Доусон.

"Мы вынуждены. Или ты не видишь того, что вижу я? Если мы собираемся выступить против заговорщиков, то нам понадобятся союзники. И, честно говоря, золото. Ты знаешь способ заполучить их? Потому что, так случилось, что я знаю."

По дороге маршировал отряд меченосцев. Пятьдесят человек, все в отполированных до блеска доспехах Элассаи, они были поровну разделены между покрытыми черной чешуёй Тимзинаями и большеглазыми Южанами. Тараканы и ночные коты. Расы, рожденные в рабстве, чтобы служить своим хозяевам-драконам, вступившие под защиту мощи Первокровных.

"Если мы не сможем победить своими силами, значит мы заслуживаем поражения," — сказал Доусон.

Удивленное молчание в ответ, говорило о том, что он зашел слишком далеко. Он отметил меченосцев.

"Я затеял всё это только потому, что поверил в твою правоту, старый друг," — сказал Дэскеллин. "Но я не говорил, что поползу за тобой в могилу."

"Что-то…" — начал Оддерд, но Доусон проигнорировал его.

"Если мы победим лишь за счет помощи союзников, то будем ничем не лучше, чем Маас или Иссандриан, или Клин. Поэтому да, Кэнл, я погибну ради Антеи. С верностью лишь ей. А не с какой-то долей верности трону, а с какой-то зеленому столу в Северном Побережье."

Лицо Дескеллина побелело, как мел.

"Ты говоришь так из страха," — сказал он, — "и поэтому я прощу…"

"Да замолчите вы оба!" — выкрикнул Оддерд. "Там что-то происходит."

Доусон проследил за его взглядом. На королевской платформе старуха в одежде цветов Королевского шпиля склонила колено перед королем Симеоном. Рядом с ней стоял юнец, в кожаных доспехах, всё ещё пыльный от дороги. Принц Астер смотрел на своего отца, парад был забыт. Король Симеон шевелил губами и, даже на расстоянии, Доусон видел удивленное выражение его лица.

"Кто этот мальчик?" — спросил Кэнл Дескеллин, казалось, сам у себя. "Кто ему рассказал?"

На деревянных ступенях позади них послышались шаги, и появился Винсен Коу. Охотник поклонился всем трем господам, но при этом неотрывно смотрел на Доусона.

"Ваша жена послала меня, милорд. Вы нужны дома."

"Что случилось?" — сказал Доусон.

"Ваш сын вернулся," — сказал Коу. "Есть новости из Ванаи."

"Он что?" — воскликнул Доусон.

"Он сжег его," — ответил Джорей, наклонившись вперед и почесывая собаку между ушей. "Вылил масло на улицы, закрыл ворота и сжег его."

За год, что Доусон не видел своего сына, тот сильно изменился. Сидя в залитой солнцем комнате, Джорей выглядел гораздо старше своих лет. За время кампании на его похудевшем лице выступили скулы, а улыбка, всегда таившаяся в уголках его губ, исчезла. Его плечи опустились от изнеможения, от него пахло лошадиным потом и немытым телом солдата. Словно обрывок сна, Доусону пришла в голову неожиданная мысль о том, что Джорей и Коу сошли бы за двоюродных братьев. Он встал и пол на секунду ушел у него из под ног. Он подошел к окну и посмотрел в сад. В тени всё ещё лежал снег, но первые ростки уже пробивались сквозь кору деревьев. Чуть дальше на вишнях распустились белые и розовые цветы.

Гедер Паллиако сжёг Ванаи.

"Он даже не дал нам разграбить его," — сказал Джорей. "Да на это и не было времени. Он отправил гонца лишь за день. Я загнал несколько лошадей, стараясь опередить его."

"И тебе почти удалось," — услышал Доусон собственный голос.

"Он знает, что именно ты выдвинул Гедера на эту роль?"

Доусону потребовалось несколько секунд, чтобы понять о чем его спрашивает Джорей, так как его разум был занят совсем другим вопросом.

"Зачем Паллиако сделал это?" — спросил он. "Он пытался подставить меня?"

Джорей молчал какое-то время, он смотрел в немые яркие глаза собаки, и как будто вел с ней бессловесный диалог. И когда он наконец заговорил, его слова звучали неуверенно.