Погребальную церемонию Фелии Маас в какой-то степени затмила казнь ее мужа. Делая свой выбор, Гедер склонился в пользу казни, как и большинство именитых придворных. Трон короля Симеона стоял на помосте. Астер восседал за ним на таком же троне поменьше. Как король, так и принц были облачены в черный горностай. Было широкое пространство камеры, а в центре коленопреклоненный Фелдин Маас. Его лодыжки и запястья были стянуты проволокой, и даже с галереи, за веревочным ограждением, Гедер мог видеть синяки на его ногах и длинные черные струпья через всю спину. Десять палачей встали неровным кругом вокруг заключенного. Их стальные маски изображали рычащих зверей, а клинки были тупыми и ржавыми.

Сухо ударил барабан. Единственный звук, за исключением шепота какого-то идиота в задних рядах. Гедер пытался игнорировать окружающих, и сосредоточиться на зрелище. Хотя он и опоздал, благородное собрание оставило ему местечко с прекрасным обзором на краю галереи. Рядом с Доусоном Каллиамом стояли двое его сыновей. Гедер был одет в ванайский кожаный черный плащ, совершенно не по фигуре. За лето он похудел, и плащ висел на нем как на палке. Нужно было его ушить. Такое впечатление, что все пялятся на него, а не на то, как умирает Фелдин Маас.

Король Симеон, мрачный и суровый, поднял руку. Толпа на всех трех ярусах галереи затаила дыхание. Даже придурок из задних рядов, и тот замолк.

— Твое последнее слово, предатель, — сказал король.

Фелдин Маас медленно покачал головой. Нет.

Королевская десница упала вниз. Палачи, придя в движение, воткнули свои клинки в плоть жертвы. У Гедера были все основания полагать, что только воля придала силу этой дьявольски тупой стали. Маас вскрикнул, но всего лишь раз. Когда палачи сделали шаг назад, он остался лежать в растекающейся луже крови, с торчащими из его тела десятью клинками. Зрители разом выдохнули, звук напоминал шелест трепетавших на ветру деревьев.

Король Симеон встал. За ним, принц Астер походил на изваяние самого себя, высеченное из белого камня. Гедеру стало интересно, каково это мальчику, только — только отметившему свой девятый день рождения знать, что взрослый мужчина составил заговор с целью убить его, а потом наблюдать за его жестокой кончиной.

— Вот удел и судьба тех, что ложно присягают Расколотому Престолу, — сказал король. — Пусть все, кто был свидетелем свершившегося здесь правосудия дадут слово, что всех изменников Антеи ждет страдание и смерть.

Эти слова вызвали аплодисменты и крики единодушного одобрения. Гедер присоединился к ним, а Доусон Каллиам, наклонившись к нему, закричал, чтобы быть услышанным.

— Это и в твой адрес, Паллиако.

Сказано в более любезной форме, чем до начала церемонии. Тогда он сказал: "Наконец-то ты прогнулся перед Симеоном".

Вновь ударил барабан, и король с принцем вышли во главе торжественной процессии. Явились слуги в красном, чтобы прибрать тело. Маас будет выставлен на показ, с торчащими мечами, в течении семнадцати дней. То, что останется после этого будет сброшено в Раздел, вместе с помоями и сточными водами, и каждый, кто попытается спасти тело для более почтительного погребения, будет повешен. Где-то за Гедером, скрытая от дворян Антеи, открылась дверь. С уходом короля и завершением церемонии гвалт усилился до оглушающего рева. Из-за шума, Гедер не мог разобрать, кто что говорит, так что он просто следовал за едва различимыми перемещениями в толпе, пробиваясь к выходу.

В великих чертогах Королевского Шпиля знать Антеи разбилась на сотни группок. Идущий отовсюду гомон если и не оглушал, то не становился от этого более разборчивым. Он заметил, что люди делают вид, будто не обращают на него внимания, и у него были некоторые соображения по поводу того, что они говорят: "Паллиако утверждает что он путешествовал по Кешету однако он вернулся зная все о заговоре против принца Астера а Ванаи спаленный пожаром был частью его плана и поверьте то что верные ему солдаты вернулись аккурат перед нападением наемников на город вовсе не случайно". Не торопясь, он шел через зал, погруженный в эти мысли.

— Сэр Паллиако, на пару слов.

К нему подошли Кертин Иссандриан и Алан Клин, выглядевшие словно подпорки для книг из адской библиотеки. Гедер улыбнулся. Кертин протянул руку.

— Хочу поблагодарить вас, сэр. Я перед вами в неоплатном долгу.

— Вы? — спросил Гедер. Вопрос заставил руку застыть на полпути.

— Если бы не вы, я так бы и остался союзником тайного врага короны, — сказал Иссандриан. — Фелдин Маас был моим другом, и я допускаю, что эта дружба ослепляла меня, не давая постичь его сущность. Для меня сегодня был тяжелый день, но это было необходимо. И я благодарю вас за это.

Гедер пожалел, что здесь не было Басрахипа просто чтоб знать, притворяется ли Иссандриан. Ладно, как нибудь в другой раз. На то, чтобы ему и его Доброму Рабу выведать все тайны двора уйдут месяцы и годы. Немного великодушия сейчас не помешает. Он пожал руку Иссиандриану.

— Хороший вы человек, Гедер Паллиако, — сказал Иссандриан достаточно громко, чтобы его услышали окружающие. — повезло Антее с вами.

— Благодарю вас господин Иссандриан, — сказал Гедер, соглашаясь с ним. — Только сильный человек способен признать, что был не прав. Я уважаю вас за это.

Они опустили руки, а Алан Клин вышел вперед, протягивая свою. Гедер ухмыльнулся, и пожал ее, подтягивая мужчину поближе.

— Сэр Клин! — сказал он улыбаясь. — Сколько лет!

— Да уж. Это точно.

— Помните ту ночь на марше в Ванаи, когда я напился, а эссе, которое вам показывал сгорело?

— Да-да, припоминаю, — сказал Клин смеясь, как если бы они предавались ностальгии.

Гедер тоже рассмеялся, а затем маска веселья сползла с его лица.

— Ну, так я тоже.

Он отпустил руку Клина, и вышел, испытывая ощущение, будто сама земля поднимается навстречу его стопам. Снаружи день встретил его чистым небом и пронизывающим зимним ветром. Его отец стоял рядом с лестницей, спускающейся к повозкам, и наблюдал за свалкой лошадей, бочек и колес. В руке он держал трубку, но по всей видимости забыл ее раскурить.

— Ну что, политический процесс подошел к своему логическому завершению? — спросил Лерер.

— А ты не присутствовал?

— Слишком я стар для этих кровавых забав. Если что-то нужно сделать, делай. Но нечего из этого цирк устраивать.

— Но король же обязан был сделать его показательным, ведь так? Как и мы, он пытается спасти Астерилхолд от смуты. — Сказал Гедер, почувствовав обиду от того, что отец пропустил казнь Мааса. — Они собирались убить принца Астера.

— Никто не спорит, — сказал Лерер. — И тем не менее, я чертовски хочу домой, смыть с себя грязь Кэмнипола. Мы слишком долго не были в Ривенхальме.

Если мы беремся рассуждать о свободе человечества, прежде всего мы должны осознать его несвободу. Источник происхождения всех рас, даже Первокровных, искать следует в эпоху царствования драконов, а конец этого царствования бесспорно отмечен началом собственно человеческой истории. Не будет преувеличением сказать, что последний вздох последнего дракона явился первым мигом эпохи человечества, во всем ее многообразии. Но, как и любая свобода, имеет она свои границы, и определена тем, что было раньше. Знание наше Империи Драконов в лучшем случае неполно, но я утверждаю, что открытие пещерных дворцов под Такинпалом дает нам наилучшее представление о том, что назвать решил я Эпохой Формирования.

Гедер листал страницы, перечитывая то, что перевел ранее. Бумага была бурой и ломкой от старости. Ему не по душе было работать с документом из страха, что страницы будут ломаться и осыпаться от его прикосновений, но необходимо было как можно тесное знакомство с оригиналом. Ему казалось, что должно быть что-нибудь — какое-то слово или фраза, которые, при альтернативном переводе могли являться ссылкой на существование и историю богини.

Дверь гостиной распахнулась, и вошел Басрахип. Он все еще носил облачение из храма в горах, но добавились ботинки на кожаных подошвах, для ходьбы по мощенным улицам Кэмнипола. Он выглядел совсем не к месту на фоне богатых красных драпировок и мягких кресел кэмнипольской резиденции Паллиако. Сорняк из пустыни среди оранжерейных роз. Он улыбнулся Гедеру и поклонился.