Гедер вздохнул, кивнул и бросил почерневшую лучину в камин. Его большой и указательный пальцы были в пятнах. Он вымыл руки в раковине, лишь вполовину осознавая то, что он делает. Оруженосец помог ему облачиться в форменную тунику и новый черный кожаный плащ, практически довел его до двери и вывел на улицу.
Дома, в Камниполе, главным зимним событием была годовщина восхождения на престол короля Симеона. Благородное семейство, на которое падал выбор короля, каким бы привилегированным оно ни было, могло за одну ночь потратить половину своего годового дохода, и двор слетался на это как вороны на поле боя. Гедер дважды участвовал в празднестве, и от богатства яств и напитков оба раза ему становилось немного дурно.
В Ванаи сэр Алан Клин, подражая этому празднику, затеял огромный банкет и народные гуляния.
Праздничные фонари висели вдоль узких улиц, отбрасывая странные тени. Музыканты играли на флейтах и били в барабаны, и тонкие голоса тимзинай взлетали и падали в песне. Широколицая женщина катила бочонок вдоль улицы, и дерево гремело по булыжнику.
Гедер миновал местных мужчин и женщин, одетых во все лучшее, с выражением сдержанного оживления на лицах. На морозном воздухе щеки первокровных краснели, и у них текло из носа. По всей улице были распахнуты двери, внутри пылал огонь, приглашая прохожих войти, но не было ни флагов, ни огненных представлений, как в Антее. В прошлом году никто из этих людей понятия не имел, — и их это ничуть не беспокоило, — в какой день король Симеон надел свою корону. Если бы антийские солдаты уехали домой, знаменательная дата была бы вновь забыта, так же быстро и цинично, как и принята. Все мероприятие казалось Гедеру пустой раковиной настоящего празднества. Оловом, которое притворяется серебром.
Длинный аудиенц-холл во дворце бывшего принца Клин приспособил под празднование для антийского дворянства. Тут в рот и нос сразу ударял теплый воздух. Гости толпились перед столами с традиционными антийскими кушаньями — оленина в мяте, паста из форели на тосте, поджаренном с обоих боков, связки колбасок, отваренные в вине. Штормом обрушивался шум голосов, громкие беседы отдавались эхом от огромных бронзовых арок над головами. Певцы соревновались друг с другом, шатаясь между столами и выклянчивая лишнюю монетку у антийских гостей. Старый слуга в красно-серой нарукавной повязке дома Клинов провел Гедера к одному из самых маленьких столов вдалеке от огромного камина, где горела, потрескивая, добрая половина дерева. Гедер оставил плащ у себя. Так далеко от огня было холодно.
Гедер позволил служанке-рабыне принести ему тарелку с едой и широкий хрустальный стакан темного пива, пахнущего дрожжами. Посреди праздника, он ел в одиночестве, обдумывая вопросы правды и лжи, войны и истории. Высокий стол — Алан Клин, Госпи Аллинтот и полдюжины прочих фаворитов Клина — казался отсюда суденышком на горизонте. Он не замечал Даведа Брута, которого подвели к его столу, пока парень не плюхнулся на скамью.
— Паллиако, — кивнул младший Брут
— Привет, — сказал Гедер.
— Хороший плащ. Новый?
— Недавний.
— Тебе идет.
Окончив беседу, Брут взял тарелку и начал кампанию по систематическому поглощению такого количества еды, которое только было возможно. Казалось, он не находит в этом удовольствия, но Гедер ощутил шепоток восхищения целеустремленностью юноши. Несколько мгновений спустя, когда Джори Каллиам и сэр Афенд Тиллиакин — еще двое людей, не относящихся к любимчикам Клина, — вместе подошли к столу, Брут уже заказывал вторую тарелку.
— Как твой отец видит эту ситуацию? — спросил Тиллиакин когда оба заняли свои места.
Джори Каллиам покачал головой.
— Я не думаю, что мы можем сделать какие-то выводы, — сказал он, принимая тарелку с олениной и графин вина из ожидающих рук слуги. — Пока нет.
— Ну, хотя бы о том, что маленького банкира Имманиэля вскорости на свободу не отпустят. Лорд Клин, должно быть, локти кусает, упустив тот караван, да?
Все мысли о драконах, кругах на воде и искусстве поглощения пищи вылетели из головы Гедера. Он сделал длинный глоток пива, прячась за стаканом, и попытался придумать, что бы спросить такого, чтоб выяснить, что парочка имела в виду, не впадая в банальность. И тут, не дав ему времени придумать умный ход, заговорил Брут.
— Вы говорите о письме от Тернигана?
— Отец Джори Каллиама видит всю картину из дома, но не могу же я выпытывать детали с помощью лома.
Гедер прокашлялся.
— Терниган написал письмо? — спросил он, едва не дав петуха. /(более высоким и напряженным голосом, чем намеревался). Тиллиакин рассмеялся.
— Целых полкниги, насколько я слышал, — сказал он. — Сундуки с военными трофеями, которые Клин отправлял домой, были несколько легче, чем хотелось бы некоторым. И Терниган желал бы знать причину. Насколько я слышал, он посылает одного из своих людей просмотреть бухгалтерию Клина, проверить, не взял ли он себе чего сверх положенной доли.
— Этого не происходит, — сказал Джори. — По крайней мене не происходит пока.
Брови Брута поползли вверх.
— Так ты что-то слышал, — сказал Тиллиакин. — Я знал, что ты что-то скрываешь.
Джори невесело усмехнулся.
— Я не знаю ничего определенного. Отец сказал, что были какие-то сомнения при дворе по поводу того, что ванайская кампания завершилась для короны не так хорошо, как ожидалось. Но все это пока что ворчание придворных. Король не высказал ничего против манеры ведения дел Клина.
— Но не высказал ничего и за? — спросил Тиллиакин.
— Нет, — сказал Джори. — Не высказал.
— Терниган не отзовет его, — проговорил Брут с набитым колбасой ртом. — Они оба выглядели бы паршиво.
— Если и отзовет, он сделает это быстро. Было бы любопытно знать, кого он поставит на его место? — спросил Тиллиакин, многозначительно уставившись на Джори.
Гедер переводил взгляд с одного мужчины на другого, его мысли метались как собака, сорвавшаяся с цепи. Требования Клина о постоянном притоке налогов внезапно приобрели больший вес. Возможно, это было не просто поиском неприятных задач, чтоб занять Гедера. Эти монетки могли направляться в Камнипол вместо тех, что пропали с исчезновением каравана. Клин выкупал расположение двора.
Эта мысль была слишком приятной, чтоб поверить в нее. Поскольку если бы она оказалась правдой, если бы он толкнул сэра Алана Клина в королевскую немилость…
— Я думаю, Джори был бы хорошим принцем для Ванаи, — сказал Гедер.
— Ради бога, Паллиако! — сказал Брут. — Не говори таких вещей там, где люди могут тебя услышать!
— Простите, — сказал Гедер, — я всего лишь хотел -
Рев донесся с высокого стола. Полдюжины жонглеров в шутовских костюмах перебрасывали ножи по воздуху туда-сюда, пламя отражалось в лезвиях. Сидящие за высоким столом подвинулись, освободив место для шоу, и Гедер мог теперь ясно видеть сэра Алана Клина. Сквозь мельтешение ножей ему представлялась напряженность в плечах мужчины. Лживая веселость в улыбках и смехе. Затравленный взгляд горящих глаз. И, если это окажется правдой, это он — Гедер Паллиако — тому причина. И более того — Клин никогда не узнает. Никогда не проследит круги на воде.
Гедер смеялся и аплодировал, и делал вид, что смотрит представление.
Ситрин
После ночи катания на коньках на пруду у мельницы и сдавливающего горло ужаса следующего дня, все ночи Ситрин проходили одинаково. Сначала было изнеможение, до самых костей. Потом она укутывалась в шерсть и отдыхала несколько великолепных часов, но затем ее глаза распахивались, мысли начинали стремительно мчаться, а сердце нервно сжималось. В некоторые ночи она видела рыхлого антийского нобиля, который вновь находил спрятанные сундуки, но на этот раз кричал — и прибегали солдаты. Она воображала кошмарные картины, которые едва не стали реальностью. Убитый Сандр. Заколотая Опал. Мастер Кит, утыканный стрелами, и его яркая кровь на снегу. Маркус Вестер, который передает ее солдатам в обмен на безопасность каравана. А потом — то, что солдаты могли бы проделать с ней. То, что ничего этого не произошло, придавало страху почти сверхъестественную власть, будто она в долгу теперь за то, что почти сбежала, и расплата может оказаться более тяжкой, чем она может вынести.