— Прошу прощения, — сказала она.

Полукровка-ясуру обернулся, глядя через плечо, словно не узнавая ее.

Вас ведь зовут Квахуар? — спросила она.

Он мягко поправил ее произношение. Остановившись ступенькой ниже, головой он был вровень с ней.

— Хочу поблагодарить вас за поддержку, — сказала она.

Он хмыкнул. Лицо его было шире, чем казалось на встрече. Кожа не такой грубой, а глаза мягче. Ее поразило, что он был примерно того же возраста, на какой она хотела выглядеть.

— Я собирался то же сказать и вам, — промолвил он. — Между нами, думаю, мы вышибем мелких игроков. Признаюсь, я не ожидал, что буду конкурировать с банков Медеанов.

— Я не собиралась ни с кем конкурировать, — сказала она. Тем не менее, мне лестно, что губернатор вспомнил обо мне.

— Он использует вас, чтобы добиться более выгодных условий от меня, — пояснил Квахуар. А после, увидев ее реакцию добавил — Я не против. Если все пойдет хреново, он будет использовать меня, чтобы добиться более выгодных условий от вас. Он бы не дослужился до своего поста, будучи сентиментальным.

— Однако, — сказала Ситрин.

— Однако, — согласился с ней Квахуар.

Они помолчали немного. Выражение его лица изменилось, как будто он увидел ее впервые. Словно она смутила его. Нет. Не смутила. Заинтриговала. Улыбка его стала другой, и Ситрин почувствовала, что и ее стала теплей. Ей было особенно приятно, что такой человек был ее конкурентом.

— Вы сделали игру намного интереснее, Магистра. Надеюсь вскоре увидеть вас снова.

— Думаю, вы просто обязаны, — сказала Ситрин.

На пологих кремниевых холмах, где Саракал постепенно уступал Кешету, слово принц имело несколько другое значение, нежели к которому привык Гедер. Человек мог именоваться принцем, если у него было достаточное количество земли, или он командовал армией солдат, либо являлся сыном или племянником принца. Даже раса не имела большого значения. Принцем в Кешете мог быть и Йемму, и Тралгу, и Ясуру, и не было, по видимому, никаких формальных ограничений и для других рас, хотя на практике такового не наблюдалось.

Первокровные были особенно редки на этих широких, засушливых равнинах, и Гедер обнаружил, что его группка — сам он, его оруженосец и четверка отцовских слуг быстро стали объектом любопытства в городах и весях восточного Саракала. Принц Первокровных — величали его здесь, а когда он пытался поправить, следовало замешательство. Перевод его титула на кешетский был бы бессмысленной, а возможно и невыполнимой задачей, и поэтому, когда кочующий двор принца Купе рол Бехура осчастливил Гедера своим гостеприимством, он пришел к выводу, что проще делать вид, что он более-менее ровня покрытому золотистой чешуей ясурскому лорду.

— Никак не пойму, принц Гедер. Вы бросаете свою землю, свой народ, разыскивая нечто, о чем и представления не имеете. У вас нет ни только прав на это нечто, но даже и представления, какие вообще права можно предъявить. Какой барыш вы преследуете?

— Ну, к барышу это никаким боком, — сказал Гедер, выуживая очередную темную колбаску из их общей тарелки.

Когда Гедер заметил шлейф пыли от кочующего двора, поднимающийся над горизонтом, словно дым от огромного пожара, он ожидал, что увидит что-то вроде походного лагеря. Он представлял себе шатры, вроде тех, в которых спал по пути в, и из Ванаи, или сейчас, во время своей неофициальной ссылки. Ни хрена подобного. Он попал не в лагерь, пусть даже огромный и роскошный. Это был целый город деревянных строений с храмом, посвященном парному божеству, о котором Гедер и понятия не имел, и площадью, на которой пировал принц. Трава и кустарник на улицах свидетельствовали о том, что еще вчера этих улиц не было и в помине. Гедер предположил, что уже завтра тут опять будет пусто. Словно восставший из легенд, этот город проживет одну ночь, и исчезнет с утренней росой. Коптило и трепетало на ветру пламя факелов. Сияли звезды. Летний жар поднимался от земли в небо.

Гедер засунул в рот колбаску. Соленая и пряная, с едва уловимым привкусом сахара и дыма. Он никогда не пробовал ничего подобного, и будь она сделана даже из змеиных глаз или птичьих лапок, все равно съел бы ее. Вкус был великолепен. Из шестнадцати блюд, которыми рабы заставили стол, это понравилось ему больше всего. Хотя та приправленная маслом зелень в красную крапинку, тоже была ничего.

— Не ищу я, — сказал он с набитым ртом, — злата.

— Тогда славу.

Гедер печально улыбнулся.

— Спекулятивное эссе уж никак не та вещь, что может принести славу. По крайней мере, у моего народа. Нет, в путешествие я отправился потому, что прослышал о чем-то, что появилось в незапамятные времена, и мне интересно стало, смогу ли я это разыскать. Описать то, что узнал, и свои размышления, дабы однажды кто нибудь смог прочесть это, и дополнить своими знаниями.

А еще, добавил он мысленно, оказаться подальше от смуты в Кэмниполе, и найти уголок на краю света, где проблемой было бы даже связаться со мной.

— А потом?

Гедер пожал плечами.

— И все, — сказал он. — Чего же еще?

Принц Ясуру нахмурился, отпил из массивного кубка в форме черепа, либо из него же и сделанного, ухмыльнулся, и направил на него свой длинный, оправленный в серебро ноготь.

— Ты святой, — сказал принц.

— Нет. Господи, только не я.

— Тогда ловкач. Философ.

Гедер собирался возразить, но потом сдержался.

— Пожалуй философ, — согласился он.

— Человек, восхождение, горизонт. Я должен познать это. В духовном смысле.

Принц поднял массивную руку, рявкнул что-то прозвучавшее как команда. Сотня мужчин и женщин за длинными столами, то ли рыцари, то ли просто ратники — Гедер так и не понял, подняли крик, смех, отпуская шуточки и подталкивая друг друга. Немного погодя, на краю площади, появились двое стражников с железными цепями в руках. Цепи уходили в темноту, провисая, и Гедер подумал, что они имели скорее церемониальное значение.

Женщина, которую вывели на свет за цепь, выглядела дряхлой старухой. Широкий лоб и черные спиралевидные узоры на коже указали на ее принадлежность к Хаавиркин еще до того, как она подняла в приветствии свою длинную трехпалую руку. Гедер встречал представителей этой расы и раньше, когда избранный король Холлскара прислал посольство ко двору, но еще никого столь древнего, или столь преисполненного чувством собственного достоинства.

Стражники встали перед женщиной, когда она подошла к принцу. Из-за шума Гедер так и не понял, глумилась над ней толпа, или приветствовала ее появление. Ее изучающий взгляд буквально ощупывал Гедера с ног до головы.

— Моя прорицательница, — сказал принц ему. А после женщине, — Это наш гость. Он путешествует Кешетом с духовной целью.

— Это так, — согласилась женщина.

Принц усмехнулся, будто получил от нее гостинец. А потом неожиданным жестом дружеского расположения положил руку на плечо Гедера.

— Этим вечером она в твоем распоряжении, — сказал принц. Гедер нахмурился. Он уповал на то, что ее предлагали не в качестве наложницы, хотя и слышал о подобных вещах из старых историй о Кешете. Он прочистил горло, и попытался было прояснить ситуацию, но прорицательница лишь подняла руку. Подбежал еще один слуга с деревянным табуретом, Хаавиркин уселась, пристально глядя в лицо Гедера.

— Привет, — поздоровался с ней Гедер неуверенно.

— Я тебя знаю, — сказала она, и сплюнула через плечо. — Ты мне приснился, когда я еще была девочкой.

— Гм, — сказал Гедер. — В самом деле?

— Она великолепна, — сказал принц. — Очень мудра.

— Однажды мой дядя заболел, — сказала прорицательница, — а симптомов никаких не было. Ни лихорадки, ни слабости, вообще ничего чтобы знать, как его лечить.

— Но как же тогда ты можешь заявлять, что он был болен?

— Сон это был, — терпеливо сказала прорицательница. — Чтобы излечиться он ел горькие травы, после которых вода, которой он их запивал казалась ему сладкой. Но в воде ничего не было. Вся сладость, которой на самом деле не было, была в нем. Только и того, что вода не была горькой. Она не в силах вылечить хоть что-то.