Доусон выпрямил спину. Банкир сейчас улыбался, и выглядело это подозрительно похоже на сочувствие.

— Вы бросаете Даскеллина? В такой момент?

— Это одно из величайших королевств мира, — сказал Паерин Кларк, — но мой работодатель играет на досках больших, чем оно. Я пожелаю вам удачи, но это вам есть что терять в Антее. Не мне. Я уезжаю на юг.

— На юг? Что на этом юге может быть более важного, чем здесь?

— Нарушения, которые требуют моего присутствия в Порте Оливия.

Ситрин стояла на вершине дамбы, город лежал за ее спиной, а перед ней безбрежная синева моря и неба. На границе, где бледное мелководье залива переходило в глубокую синь, стояло пять судов. Мачты высились, словно деревья, растущие прямо из воды. Свернутые паруса повисли на реях. Маленькие, с низкой осадкой лодчонки тюлькиного флота, мельтешащие в порту и за его пределами, как и дюжины лоцманских, мчались, сражаясь за право успеть к судам раньше других и честь привести их в порт.

Торговые суда из Наринисла прибыли. Пятерка плывущих вместе судов и развевающиеся знамена Биранкура и Порте Оливия. Когда они уходили, их было семь. Два других могли быть унесены бурей, или еще чем, или бежали при нападении. Они могут прийти завтра, или на следующей неделе, или никогда. В доках под ней торговцы, в чьих душах надежда боролась со страхом, ждали, когда суда подойдут достаточно близко, чтобы их можно было узнать. А после, когда суда причалят, везунчики, из числа тех, кто вложил деньги, смогут подняться на борт, проверить контракты и накладные, и выяснить, остались ли они с прибылью. Неудачники будут ждать в доках, или портовых пивнушках, выпытывая новости у моряков.

А потом, как только капитаны судов отчитаются перед своими спонсорами, как только докеры приступят к своей долгой работе по переноске грузов на склады, как только над Порте Оливия, словно буря над морем, пронесется безумие сделок, товаров и обмена монет, наступит время начинать подготовку к рейсу на будущий год. Верфи займутся ремонтом. Новые спонсоры предложат контракты и договоры капитанам. А Иддерриго Беллинд Сиден, верховный правитель Порте Оливия будет консультироваться с капитанами и мастерами гильдий, и любезно принимать предложения по превращению этого портового города, одного среди множества подобных, в центр торговли на поколение вперед.

А в ее руке, зелеными чернилами по бумаге гладкой, как пролитые сливки, письмо, запрещающее ей принимать в этом любое участие. Она снова раскрыла его и перечитала. Оно было, естественно, зашифровано, но она провела так много времени с книгами и документами маэстро Иманиэля, что могла читать его свободно, словно оно было написано нормальным шрифтом.

Магистра Ситрин бел Саркур, вы должны прекратить все переговоры и торговлю от нашего имени. Паерин Кларк, старший аудитор и представитель холдинговой компании, встретится с вами как только сможет. До этого момента, никаких дополнительных договоров, вкладов, или кредитов не должно производиться. Это безоговорочно.

Оно было подписано самим Комме Медианом, старческий почерк угловат и дрожит из-за подагры. Она никому его не показывала. Все восемь дней, с тех пор как оно пришло, она боролась с приказом. Это было первое, что она получила из центрального отделения, и в точности то, чего она и ждала. Приедет ревизор, как она и планировала с самого начала. Он вернет банковские активы, потерянные в Ванаи. Все ее мечты о сохранении банка, или управления им наподобие лоцманских лодок, готовящихся сейчас провести торговые суда в безопасное место, пойдут прахом. Снова она станет сама собой. Не Тэгом Возчиком, не затаившимся в тенях контрабандистом, и не магистром Ситрин. Собой, только без Безеля, Кама и магистра Иманиэля. И без Ванаи.

Таким образом, со всем уважением, она решила не подчиниться.

С тихим звуком, слишком слабым, чтобы его можно было назвать вздохом, она разорвала письмо. Потом еще раз, еще и еще. Когда кусочки стали величиной с отдельную цифру, или шифровальный знак, она перебросила их через край дамбы, и наблюдала, как они порхают и кружатся.

На водной глади лоцманские лодки окружили торговые суда. Ей казалось, что люди кричали что-то капитанам, капитаны кричали в ответ. Насколько она видела, первое судно уже начало короткий, заключительный этап своего годичного путешествия. Она повернулась и пошла назад в банк. Входную дверь оставили открытой для проветривания. Когда она вошла, Роуч вскочил на ноги, словно она застукала его за чем-то эдаким. За его спиной Ярдем потянулся и громко зевнул.

— Где ты была? — спросил капитан Вестер.

— Смотрела за прибытием торговцев в порт, как и все остальные в этом городе. — Она чувствовала необъяснимую легкость. Почти эйфорию.

— Э-э, этот твой кофевар отослал трех человек из кафе, разыскивающих тебя этим утром. Они приперлись за тобой сюда.

— И что ты им сказал?

— Что у тебя дела, но, как я думаю, ты вернешься в кафе после полудня, — ответил Вестер. — Я сбрехал?

— Ты? Да никогда, — сказала она, и засмеялась над выражением подозрительности на его лице.

Несмотря на жару, на встречу во дворце правителя Ситрин одела темно-синее платье с пышными рукавами и стоячим воротником. Ее волосы были собраны в мягкий пучок и были сколоты серебряной шпилькой с ляпис-лазурью, последней бранзулеткой, спасенной ею из Ванаи. Костюм подошел бы больше для холодного осеннего дня, струйки пота бежали по спине, но сама мысль о чем-то более вызывающим перед Квахуаром Емом казалась неподобающей. И конечно, одеть ожерелье или брошь, которые он ей подарил, было неуместно.

Когда он встретил ее в проходе, ведущем в личные покои, поклон его был чисто формальным. И лишь улыбка, таившаяся в уголке рта, да веселье в черных глазах намекали на ночи, проведенные вместе. На нем был камзол песочного цвета с черными эмалевыми пуговицами на воротнике, и она мысленно раздела его. Ей стало интересно, если они больше уже не соперники, полюбят ли они друг-друга. Служанка, беловолосая синайка, поклонилась, лишь только они вошли в дверь.

В комнате доминировал один единственный стол, темного, мореного дерева, ряд окон за ним демонстрировал густо сплетенные деревья. Колышущиеся ветви создавали ощущение тени и прохлады, которых в комнате на самом деле не было. Наемник-синаец вскочил на ноги, как только Ситрин вошла в комнату, и сел следом за ней. Женщина-тралгу и представитель местных купеческих домов не присутствовали.

— Удачный год, — сказал синаец. — Ходили к судам, магистра?

— Не имела возможности, ответила Ситрин. — Мое расписание было на удивление насыщенным.

— Вы должны выкроить время. Там ящиками были самые очаровательные безделушки, которые я видел в этом году. Разноцветные стеклянные шарики, которые звенят, когда вы их трете. Очень мило. Я три купил для своей внучки.

— Надеюсь, у вас все в полном порядке, сэр, — сказал Квахуар Ем. Голос прозвучал почти что грубо. Почему он рассердился, — удивилась она.

— В полнейшем, — ответил синаец, не обращая внимания на тон. — Все просто замечательно, благодарю вас.

Открылась потайная дверь, и вошел губернатор. Его полное лицо блестело как от пота, так и от веселья. Когда они начали вставать, он махнул рукой, приглашая садиться.

— Не нужно церемоний, — сказал он, плюхаясь в кресло. — Могу я предложить вам что нибудь выпить?

Квахуар Ем отрицательно покачал головой, наемник-синаец повторил его жест пол-минуты спустя, как будто ждал, реакции Квахуара. Желудок Ситрин сжался от предчувствия. Что-то происходит, чего она не понимала.

— Спасибо вам обоим, что пришли, — сказал правитель. — Я очень ценю проделанную вами работу, вашу преданность Порте Оливия, мне и королеве. Я счастлив, что столько блестящих умов обратились к проблеме благосостояния нашего города. Это всегда было самым трудным, не так ли? Принятие решения?

Его тоскливый вздох говорил, что он чрезвычайно собой доволен. Ситрин ответила ему натянутой улыбкой. Квахуар старался не встречаться с ней глазами.