Карачиолло остановился возле него, красный и задыхающийся:
— Прошу объяснений, милорд! Кого вы подразумеваете под людьми, с которыми вы не желаете иметь ничего общего?
Нельсон холодно улыбнулся:
— Кого? Предателей, дезертирующих из-под знамен, клятвопреступных негодяев и… их покровителей. Милорд, взглянуть на дело человечно — не значит покровительствовать.
— Герцог! Советовать королю помиловать предателя — значит делаться сообщником в предательстве! Как может король рассчитывать на верность, если предатель останется безнаказанным? На рею — предателя, адмирал Карачиолло, его труп — рыбам — таков взгляд и обычай во всяком честном флоте. Пусть и неаполитанский флот усвоит его себе!
Сказав это, Нельсон со всей надменностью британца повернулся к герцогу спиной и медленно направился к Марии-Каролине. Рука Карачиолло резко схватилась за рукоять кинжала. Эмма испуганно вскрикнула:
— Берегись, Горацио!
Несколько секунд царила мертвая тишина. Вдруг сэр Уильям разразился звонким смехом.
— Прошу извинения, но… ну разве не комик моя жена? Она не привыкла присутствовать на заседаниях военного совета и воображает, что стоит людям разойтись во мнениях, как сейчас же произойдет несчастье. В самом деле, Эмми, ты совершенно ошибочно истолковала невинное движение герцога. И вы, милый Горацио, — извините меня! — тоже впали в ошибку. Герцог совершенно не собирался брать под свою защиту этих негодяев. Он хотел лишь разъяснить его величеству, что они действовали по личным мотивам, а не в силу общего дворянству бунтовщического настроения, существование которого герцог отрицает. Правильно истолковал я ваши слова, герцог? Ну-с, таким образом недоразумение разъяснено, и нет ни малейших причин вам обоим сердиться друг на друга. Однако этим далеко не сказано, что я разделяю благоприятное мнение герцога относительно так называемых «патриотов». К сожалению, у меня имеются результаты собственных наблюдений. Эти господа фактически немного заигрывают с революционными идеями якобинцев. Поэтому… в качестве представителя дружественной державы я не могу умолчать, что нашествие французов может оказаться до крайности опасным. Как бы народ ни любил ваше величество, опыт прошлого уже доказал, чего стоит народная любовь. Ведь и у Людовика XVI тоже не было ни одного личного врага!
Сэр Уильям сказал все это легким, почти шаловливым тоном, который резко контрастировал со смыслом его речи. И тем глубже оказалось ее действие. Объятый ужасом смерти, Фердинанд вскочил и забегал взад и вперед по залу.
— Это правда, они любили его! — простонал король. — Все, все! И все-таки они потащили его на эшафот, под нож… как мясники.
— А когда его голова скатилась на песок, они смеялись! — резко вставила Мария-Каролина. — Все смеялись, все!.. Лаццарони Парижа!
Фердинанд кинул на жену свирепый взгляд, хотел что-то ответить ей, но страх был в нем сильнее гнева. Он беспомощно, словно ребенок, подошел к Гамильтону и с мольбой взглянул на него.
— Что же мне делать? Что мне делать? Один говорит — выступать, другой — ждать. Я тут ничего не понимаю, я не солдат. Помогите мне, сэр Уильям, дайте мне совет!
Гамильтон пожал плечами:
— Я тоже не солдат, государь, а профан не имеет права поднимать голос в таком важном вопросе. Но разве к услугам вашего величества не находятся два специалиста? Барон Мак, реформатор австрийской армии, доверенное лицо его императорского величества, и лорд Нельсон, победитель?
В течение всего заседания Мак не проронил еще ни одного слова. Приткнувшись в кресле, он непрерывно ощупывал себя, корчил болезненные гримасы, испускал стоны. Его мучила подагра. Теперь он с трудом встал.
— Я еще не могу высказать вашему величеству свое мнение! — тоненькой фистулой воскликнул он. — При всем желании! Нахожусь здесь всего четыре дня, еще не осмотрелся. Мой повелитель император… если предостерегает от поспешности… имеет основания! Австрия не готова с вооружением. Но и государыня королева… если хочет использовать хороший момент… имеет основание! Шампионе слаб. Без сомнения, большой стратегической ошибкой Директории было взять у него корпус для посылки на Рейн. Армия и Неаполь, наоборот, сильны. Чудесно! Лучшая в Европе… Я так назвал армию. Не беру слов обратно. За мной дело не станет. Три-четыре недели приготовлений, и можно выступить. Через неделю после этого Рим будет освобожден. Государь может положиться на меня. Мак постоит за себя!
Кивнув головой, он снова сел, снова издал стон.
Фердинанд смотрел на него выпуча глаза, словно не поняв ни слова. Затем он смущенно обратился к Нельсону:
— Милорд, прошу вас… что вы мне посоветуете? Говорите без стеснений! Что вы сделали бы, если бы были на моем месте?
Страх овладел Эммой. Этот непостоянный король… этот разбитый подагрой генерал… Невольно она протянула руку Нельсону, желая предостеречь его, но он, казалось, не заметил ее жеста. Меряя короля сверкающим взглядом, он гордо выпрямился:
— Вашему величеству угодно знать? Но мои сражения уже дали ответ на этот вопрос! Сражаться лицом к лицу, а не подстреливать издалека — вот моя тактика! Будь я королем этого государства и будь мои дела в порядке, то, положившись на Божью помощь, я ринулся бы на врага! С мечом в руке! Победа или смерть!
В страстном волнении Мария-Каролина захлопала в ладоши:
— Победа или смерть! Вот это — Нельсон! Слушайте его, государь! Это говорит мужчина!
— Смерть или победа!.. — дрожа, повторил король. — Неужели нет другой возможности, милорд! Неужели нет? Никакой?
— Для короля, как я представляю его себе, — нет! Другой, конечно… мог бы сидеть спокойно, спокойно глотать все оскорбления, ждать, пока его не вышвырнут из его королевства!
Король вздрогнул, словно его ударили:
— Милорд…
— Или то, или другое, государь! Третьего исхода нет! Фердинанд отступил перед потоком искр, сыпавшихся из глаз Нельсона, испуганно поплелся на свое место, со стоном опустился в кресло:
— Хорошо уж, хорошо! Слышишь, Карачиолло, что я говорю? Я не принимаю на себя ответственности! Будь свидетелем, как меня запугивают… Ну хорошо! Прикажите изготовить приказ о мобилизации армии, Актон!
Министр поспешно достал из портфеля заготовленный приказ и поднес королю:
— Это уже сделано, государь. Не хватает только подписи вашего величества!
Губы Фердинанда дрогнули, словно он был готов заплакать.
— Ах, я знал заранее, что вы доведете меня…
Он подписал, причем брызги окропили бумагу.
С криком ликования Мария-Каролина бросилась к документу, прижала его к груди, поднесла к губам. Дикая радость была в ее взоре.
— Это война, господа! О Мария-Антуанетта!.. Сестра… невинно убиенная! Наконец-то мы отомстим палачам за твою кровь!
Министры с поздравлениями окружили ее.
Королева сейчас же занялась приказами. Маку она дала месяц на приготовления, затем войско должно было вторгнуться в римские пределы без объявления войны, как меч Божий…
На короля никто не обращал внимания. Схватив руку Карачиолло, он тяжело направился к дверям. Но прежде чем он ушел из зала, Актон догнал его.
— А Руво, Априле, государь? Что прикажете вы, ваше величество, относительно их?
Дрожь пробежала по всей тяжеловесной фигуре Фердинанда.
— Предатели! Предатели! Они виноваты в том, что я подписал этот кровавый приказ! А потому… А, я подпишу и им тоже кровавый приговор! — Заметив по глазам Карачиолло, что он собирается просить о помиловании, король продолжал: — Молчи, Франческо, а то я поверю тому, что говорят о тебе враги! Надо наказать их в пример другим. Голову долой, Актон! Голову долой!
Фердинанд непрерывно повторял эти два слова, словно от них на него веяло каким-то диким наслаждением. Хищная улыбка, улыбка неукрощенного зверя, обнажала при этом острые зубы…
— Почему вы сделали мне знак, когда король захотел знать мое мнение? — внезапно спросил Нельсон, возвращаясь в палаццо Сиесса. — Чтобы предостеречь меня?
