— Звонок! — с трудом пробормотала она. — Позвони! Пусть придет Крук… Крук…
Пришла миссис Крук. Увидев, в каком состоянии ее госпожа, она достала из шкафчика что-то, причем тщательно скрыла это от Эммы. Затем снова подошла к мисс Келли и наклонилась к ней, заслоняя от девушки. По комнате распространился резкий запах, и мисс Келли с легким вздохом запрокинулась назад.
— Мисс Келли нехорошо, — спокойно сказала миссис Крук, снова запирая шкафчик, — ее надо оставить одну. Пойдемте со мной, мисс Лайон! Я покажу вам дом и вашу комнату.
Ее слова звучали приказанием. Эмма безмолвно оправила на себе платье и волосы и последовала за ней. Уходя, она кинула назад быстрый взгляд. Мисс Келли лежала на подушках скорчившись, словно умирающая.
VI
Когда Эмма вошла в свою комнату, у нее вырвался вздох восхищения. Через открытое окно она увидела парк, раскинувшийся во всю ширину дома и уходивший далеко вглубь. Хороша была и терраса, связывавшая дом с парком. В ней было что-то, напоминавшее Эмме о представлении в Друри-Лейн… Ромео и Джульетту.
От трагедии Шекспира ее мысль невольно перескочила на Овертона. Увидит ли она его когда-нибудь, если останется в этом доме? Да и нужно ли оставаться тут?
Все казалось ей здесь крайне чуждым, диким. Странное поведение мисс Келли, прострация, в которую она погрузилась после того, как миссис Крук проделала с нею что-то таинственное… Да и разве не сказала сама мисс Келли, что ее содержит принц Уэльский? Что же подумает о ней мистер Овертон, если встретит ее в таком доме?
А может быть, ей лучше вернуться к миссис Кен? Может быть, эта дама действовала не только из холодного расчета, как уверяла мисс Келли?
Эмма повернулась к дверям, но в тот же момент в комнату вошла миссис Крук.
— Простите, мисс Лайон, если я помешала. К вам кто-то пришел; он уже был здесь однажды, но тогда вас еще не было, и мы не знали вашего адреса. Его зовут Том Кидд, и он похож на матроса.
Эмма испуганно вздрогнула. Том Кидд? Что ему нужно здесь? Не случилось ли чего-нибудь с матерью?
— Я сейчас проведу его к вам, — продолжала домоправительница. — Попрошу только помнить, что у мисс Келли гость и ей нельзя мешать.
Эмма с волнением побежала навстречу кузену.
— Это ты, Том? Что случилось? Зачем ты приехал в Лондон? Как здоровье матери?
В первый момент Том, казалось, лишился дара речи. Неужели эта изящная барышня — та самая девушка, с которой он гулял в Дыгольфе?
Наконец он начал говорить. Ее матери неплохо. Конечно, сначала она погоревала, но после письма из дома миссис Кен успокоилась. В Гавардене сначала много толковали об отъезде Эммы, но теперь о ней даже и не вспоминают.
— Но что же привело в Лондон тебя, Том? — спросила девушка. — Или ты тоже хочешь попытать счастья в столице?
— Я бедный деревенский парень, мисс Эмма, — печально ответил Том. — Я ничему не учился и не умею красиво говорить. Но вспомните, разве до сих пор везде, где бы вы ни были, за вами не следовал Том Кидд, готовый в любой момент защитить и охранить вас?
— Так ты приехал сюда из-за меня? Но ведь я лее сказала тебе, что ты не можешь помочь мне! Я должна одна идти своей дорогой.
Том грустно покачал головой:
— Одна? Среди этих мрачных домов и чужих людей? В городе, где нет ни единой живой души, с которой вы могли бы поговорить о матери и о милой родине?
— О «милой» родине! — В душе Эммы проснулась вся горечь бедствий детских лет и постоянных унижений. — С этим покончено навсегда. Никогда не говори со мной об этом, Том! Нет, Том, было бы лучше и для тебя и для меня, чтобы ты не оставался здесь.
Он побледнел и медленно поднялся со стула. Рука, в которой он держал шапку, заметно дрожала.
— Мисс Эмма, я — недалекий человек. Когда я ехал сюда, я думал только о том, что вам могло не повезти и вы нуждаетесь в помощи.
— Так вот что? Ты надеялся, что мне придется плохо и ты выступишь в роли спасителя? Но ты ошибаешься, Том! Ты не увидишь меня слабой. Молчи, не говори больше ничего! Я знаю, ты любишь меня. Я тоже люблю тебя, но не так, как ты хотел бы этого, и твоей женой никогда не буду!
Том немного нагнулся вперед. Его лицо побледнело еще больше, чем прежде, а глаза глядели безнадежно грустно.
— Никогда, мисс Эмма? Никогда?
— Никогда, милый Том! Для меня существует только одно: добиться своей цели или погибнуть.
— Спасибо и на этом, мисс Эмма! — тихо сказал Том. — Теперь я хоть знаю, чего мне держаться.
— И ты вернешься в Гаварден?
— Я останусь в Лондоне. Все-таки может настать день, когда я понадоблюсь вам. Согласны ли вы тогда обратиться ко мне? Поверьте, никогда более с моих уст не сорвется ни слова о былых надеждах. Обещаете ли вы, что обратитесь ко мне в трудную минуту?
Эмма взяла его руку и тепло пожала ее.
— Хорошо, я обещаю тебе это, Том!
— Я знаю, вы сдержите свое слово, а чтобы вы могли найти меня, я записал свой адрес вот здесь, на бумажке. Я плаваю матросом на судне капитана Гельвеса между Лондонским мостом и Гравезендом! — Он положил на стол бумажку и посмотрел на девушку долгим взглядом. — Будьте здоровы, мисс Эмма, и не сердитесь на меня, если я досадил вам!
Голос Тома прервался. Закрыв лицо шапкой, он вышел из комнаты.
После ухода Тома Эмма почувствовала себя ободренной. Страх перед мисс Келли казался ей ребячеством. Но так всегда бывало с ней, когда она оставалась одна; у нее было слишком пылкое воображение. В самом деле, ну что могло случиться с нею?
Напевая веселую песенку, она подошла к большому шкафу, где висели платья, приготовленные для нее мисс Келли. Тут были тяжелые шелковые платья с дорогим шитьем и светлые одеяния, легкие и нежные, словно сотканные из паутины. Все туалеты были совершенно новые.
Эмма выбрала себе белое домашнее платье и надела его. Долго рассматривала она себя в большом зеркале, причем думала об Овертоне. Ах, если бы он увидел ее теперь в этом платье, достойном Джульетты, ожидающей возлюбленного Ромео!
Миссис Крук принесла чай и зажженную лампу, поставила все это на стол и исчезла так же бесшумно, как и появилась. Эмма не обратила внимания на нее; все ее мысли и чувства были устремлены к великой поэме любви.
Любви… Что такое любовь? Все любили, и каждый по-своему.
Странные призраки реяли перед Эммой: бледные лица улыбались, взгляды темных очей страстно погружались друг в друга… Ромео и Джульетта, Гамлет и Офелия, Отелло и Дездемона… за ними необозримый рой мужчин и женщин… И все они любили… любили!.. Кивая ей, проносились они мимо, играли в лучах лампы, исчезали через открытую дверь в деревьях парка… И последней тенью был нежный овал женственного лица… Овертон!.. Его объятия раскрылись, губы потянулись к ней. Она бесшумно встала, стараясь прижаться к нему, но он отступал перед ней. На террасе его фигура рассеялась в лучах луны.
Тихий шепот таился в деревьях и кустах. Вдали сверкала сквозь шелестящие камыши блестящая гладь пруда. Слышались какие-то сдержанные рыдания, жалобные вздохи.
Стоя на террасе, Эмма чувствовала, как с ее уст слетают слова Джульетты:
Уходишь ты?.. Еще не скоро день!
Не жаворонка пенье испугало
Твой чуткий слух, а пенье соловья!
Он каждый день на яблоне гранатной
У нас в саду свои заводит песни.
Так не пугайся, милый мой, напрасно!
Клянусь тебе, что это — соловей.
Но что это? Из парка послышался ответ:
Нет, ангел мой, то жаворонка голос;
Предвестник утра, он поет всегда
Перед зарей. Взгляни, как на востоке
Озарены рассветом облака
И в небе гаснут робкие светила!
Веселый день уж золотит вершины
Окрестных гор. Пора!.. Остаться дольше
Мне будет стоить жизни.