Он хихикнул, хотел соединить ладони, но вдруг всю его фигуру сотрясла дрожь, вслед за которой его тело мешком опало на спинку стула.

Гамильтона похоронили в фамильном склепе рядом с прахом первой его жены. Через месяц вскрыли завещание. Наследником всего состояния был назначен Гренвилль. Эмме были положены восемьсот фунтов и годовая рента такой же величины. Это было подаяние.

Через две недели Гренвилль потребовал, чтобы Эмма освободила дом на Пикадилли. Она вернулась в Мертон-Плейс. Нельсон подарил ей имение и назначил ей ренту в тысячу шестьсот фунтов. В то время он написал Марии-Каролине, сообщил ей о смерти сэра Уильяма и ознакомил с содержанием завещания.

В начале августа пришел ответ:

Эмма с горькой усмешкой взглянула на портрет, пожалованный ей некогда Марией-Каролиной.

Два долгих года разлуки, тоски… Двадцатого мая 1803 года Нельсон отправился на трехпалубнике «Победа» в Средиземное море, а восемнадцатого августа 1805 года вернулся в Англию. Двадцатого августа он был уже в Мертон-Плейс, у Эммы, у Горации, у тех, кого он любит.

Он выглядел усталым. Ему было уже сорок семь лет. Из них тридцать пять он почти без перерыва провел на море, в чужих странах. Не достаточно ли славы стяжал он, не довольно ли поработал для отечества? Он жаждал покоя в кругу своих близких.

Но судьба не благоприятствовала этому.

Второго сентября в Мертон-Плейс прибыл капитан Блэк-вуд — его послало адмиралтейство. Были получены важные известия. Давно уже мечтая раздавить Англию, Наполеон задумал переправить через Ла-Манш тридцатитысячное отборное войско. Ему не хватало пока еще боевого флота, достаточно большого, чтобы можно было обезопасить транспортные суда от английских атак. Если соединенный из французских и испанских эскадр флот успеет прибыть на место назначения, Англия будет разгромлена. Существовало лишь одно средство к спасению: надо было настигнуть флот Вильнева, командовавшего соединенными эскадрами, и разбить его до прибытия в Булонь. Но кому можно было доверить такое великое дело? Сам Питт считал, что только один человек способен с честью для Англии уничтожить врага. Этим человеком был победитель при Копенгагене, Сен-Винсенте, Абукире…

В то время как Эмма с радостным, торжествующим видом выслушала сообщение Блэквуда, Нельсон как-то странно отнесся к оказанной ему высокой чести. Он казался усталым, надломленным, подавленным, сказал, чтобы Блэквуд пришел завтра, тогда он сообщит ему свой ответ…

После отъезда Блэквуда Нельсон заперся у себя в кабинете на целый день и не отпер двери, несмотря ни на какие мольбы Эммы. Только с наступлением ночи он вышел из кабинета, позвал Эмму прогуляться по парку и здесь сообщил ей, что решил отклонить предложение и остаться с женой и дочерью. Он не может вечно скитаться, он хочет вкусить наслаждение безмятежным покоем наедине с Эммой, своей возлюбленной женой, и Горацией, своим дорогим ребенком…

Теперь Эмма поняла все волнение, всю подавленность возлюбленного. Его душа страстно жаждала борьбы, новой славы, но воля сковывала эту жажду заботой о жене и ребенке.

Самсон и Далила… Неужели историк будущего назовет ее, Эмму, так же, как назвал однажды ее Джосая? Неужели Эмма, леди Гамильтон, станет в глазах потомства одной из тех опозоренных баб, которые превращают героев в трусов?

Необычайное воодушевление охватило ее. Она взяла Нельсона за руку и с силой сжала ее, заговорила горячо и страстно. Как смеет он думать о любимой женщине, о ребенке? Что они обе? Пыль, которой все равно где развеяться. Одно только важно — исполнить свой долг, свои обязанности в глазах человечества! Нет, он должен принять почетное назначение, должен вывести родину из бедственного положения!

Сначала Нельсон не хотел верить, что Эмма говорит от чистого сердца. Но она до тех пор твердила ему одно и то же, пока не убедила его. Когда на следующее утро Блэквуд рассыпался в похвалах самопожертвованию и геройской решимости Нельсона, последний покачал головой и сказал, указывая на Эмму:

— Если бы было больше таких женщин, как Эмма, то было бы больше таких мужчин, как Нельсон!

Двадцать первое октября 1805 года… Трафальгар…

Из грандиозной армады Наполеона спаслись едва только десять судов. Господство Англии на море было окончательно утверждено. Последний подвиг Нельсона стяжал ему венец — венец героической смерти.

Велик был выигрыш, велико торжество, но народ поставил потерю превыше выигрыша, скорбь выше торжества. Он почтил этим самого себя, возвеличил себя скорбью по павшему герою.

Когда Эмма получила известие о смерти Нельсона, она упала замертво. Долгие недели пролежала она в горячке; когда же болезнь прошла, ею овладело мертвое, тупое равнодушие. Целыми днями просиживала она в своей комнате, не чувствительная ни к чему на свете, кроме своей скорби. Вместе с Нельсоном умерла и его Эмма; все было кончено теперь…

Эмма вышла из этого состояния лишь тогда, когда покойного привезли на адмиральском судне в Лондон, чтобы предать торжественному погребению в соборе Святого Павла. Одиннадцатого декабря прах Нельсона был передан в устье Темзы на яхту адмиралтейства «Чатам». При следовании яхты все суда спускали флаги; последние почести отдали форты Тилбери и Гревзенда; тихо звонили колокола.

Вечером двадцать третьего декабря яхта пристала к госпиталю инвалидов в Гринвиче. Лорд Гуд, некогда учитель, боевой товарищ погибшего, встретил тело и поместил его в пригодившийся теперь гроб, который когда-то после сражения при Абукире капитан Халлоуэлл сделал из главной мачты «Ориента».

Многотысячная толпа стекалась отдать почившему герою последний поклон. Затем траурный кортеж доставил дорогие останки в Уайтхолл, дом адмиралтейства.

Девятого января 1806 года последнее путешествие… Никогда еще Лондон не чествовал так покойника. Народ толпился на улицах в благоговейной тишине, двадцать тысяч добровольцев образовали шпалеры. Шествие открывал корпус, составленный из представителей всех родов оружия. Погребальная колесница изображала главную палубу адмиральского корабля. За колесницей шли матросы с «Виктории» с разорванным при Трафальгаре штандартом, за матросами — принцы крови, высшие должностные лица страны, необозримые ряды провожавших.

Кортеж вошел в собор Святого Павла, молитвенная сень которого приняла в свое лоно покойника. Тело опустили в тихую могилу, перед которой смолкают все страсти, стихают все бури, рассеиваются все заботы. Мир объял борца, покой овеял беспокойного.

Капитан Гард явился к Эмме на Кларидж-стрит, где она нашла помещение для себя и Горации. Он принес ей прядь волос с головы Нельсона и письмо на ее имя, найденное неоконченным на рабочем столе адмиральской каюты.

Известие о приближении врага застало Нельсона за этим письмом. Бросившись на палубу, он дал знак начинать бой, подняв на сигнальной мачте последнее обращение к британскому флоту: «Англия ждет, чтобы каждый исполнил свой долг». Принцип своей жизни он избрал боевым лозунгом последнего подвига.

Эмма оросила слезами дорогую прядь, осыпала поцелуями бумагу, которой касалась верная, храбрая рука.

— Ну а затем? — взволнованно спросила она. — Что случилось затем? Я знаю из газет, как его сразило это проклятое ядро, как он закрыл себе лицо, чтобы не пугать команды… Но затем, Гард? Что он сказал? Как он умер? Скажите мне все, все, Гард!