— В то время я и не думала об этом. Просто принц был мне противен, и меня тошнило от его выходок.

— Ну да, в вас говорила стыдливая порядочность маленькой мещаночки.

— Вы правы. Во мне заложено что-то боязливое, ограниченное, и, когда я хотела действовать, это «что-то» вечно становилось мне на пути. Без этих тисков я была бы теперь счастлива, быть может.

— Счастлива? Разве вы считаете маленьких мещанок не счастливыми?

По лицу Эммы скользнула тень веселости.

— Жить, как миссис Томас в Гавардене или как миссис Кен в ее магазине? Да я умерла бы от скуки!

Он внимательно посмотрел на нее:

— Если бы вы от всего сердца полюбили человека…

Веселое выражение сразу исчезло с лица Эммы.

— Любовь! — мрачно вырвалось у нее. — Я не хочу ничего слышать о любви. Я никого не люблю. Я вообще не способна любить кого бы то ни было. Мое сердце умерло!

Она подумала о том, что ей пришлось уже изведать от этой хваленой любви. Овертон… Том… Сэр Джон… Один безучастно прошел мимо нее, другой медлил до тех пор, пока не стало поздно, третий надругался над ней. А Ромни?.. Она подумала, что он не знает ничего, что происходило с ней, так как по своей деликатности никогда не спрашивал ее о прошлом. И эта деликатная доверчивость глубоко растрогала ее.

— Я знаю, вам очень хотелось бы узнать, что угнетает меня! — тихо сказала она. — Вы хорошо относитесь ко мне и хотели бы помочь… Но я не могу сказать вам… пока еще нет! И все-таки…

Ромни нежно взял ее за руку и воскликнул:

— Ах, если бы вы могли снять груз с души! Молчание делает вас больной.

Она знала, что это правда, все время она страдала молча. И все же она не могла говорить об этом… Мягко высвободила она свою руку… и молчала. Но вдруг она все-таки стала говорить. Словно ураган подхватил ее. Она ничего не скрывала: насилие сэра Джона, краткое упоение наслаждением, доходившим почти до безумия, безутешная покинутость, рождение ребенка, темная уличная жизнь — вся мрачная панорама ее тяжелого прошлого появилась перед Ромни в страстных, ярких выражениях.

— Сколько в вас страсти! — сказал потрясенный Ромни. — И как вы умеете ненавидеть! Ненавидеть? Разве я ненавидела сэра Джона? Если бы я ненавидела, — о, тогда я убила бы его! Но во мне было что-то непонятное, властное; оно гнало меня к нему в объятия, хотя он и внушал мне отвращение. И к Тому меня тоже влекло. Ему надо было только принудить меня, и я стала бы его. Это была не любовь, а что-то страстно-тоскующее, завлекающее. Оно внезапно пробуждалось во мне, погружало меня в какой- то чад, и я уже не знала, что делала.

— Такова натура женщины. Пора созревания.

— Натура? Что это за натура, которая толкает меня в объятия первого встречного? И все-таки… это правда: я не чувствую ненависти к сэру Джону. Странно! Единственным человеком, которого я до сих пор ненавидела, была женщина — молодая девушка, которая меня оскорбила. Все произошло из-за пустяков, но я до сих пор ненавижу ее. Сколько зла причинила бы я ей, если бы это было в моей власти!

Эмма говорила очень медленно, стараясь разгадать тайну своего сердца. Да, если бы теперь она встретила Овертона, она отдалась бы ему без колебаний и раскаяния.

Несколько недель сэр Фэншо не показывался в мастерской Ромни. Наконец однажды утром он явился совершенно неожиданно.

Он был у матери и у опекуна, чтобы добиться согласия на брак с Эммой. Оба категорически отказали ему.

— Но все же я сделаю так, как хочу! — заявил он на своем англо-французском наречии. — Через два года, когда я стану совершеннолетним, я буду просить вашей руки, мисс Харт, а до той поры предлагаю вам на лето поселиться в моем Ап-парке, в Сассексе. Это замок, которым я вполне располагаю. Зимой мы будем в Лондоне. Все готово, мы можем выехать в любой день. Мои сассекские друзья ждут нас. Мы будем ездить верхом, охотиться, играть — словом, делать все, что только вы можете пожелать. Вас повсюду будут встречать с уважением, как леди Фэншо.

Он низко поклонился Эмме и ждал ответа. Она с удивлением слушала его. Теперь, когда он кончил, по ее лицу скользнула усмешка иронического недоверия.

— А кто может поручиться мне, что вы не пресытитесь мной ко времени своего совершеннолетия и не бросите меня, как истасканную перчатку?

Фэншо молча подал ей бумагу, засвидетельствованную нотариусом. В этом документе он обязывался своей честью мужчины и английского баронета жениться на Эмме в день своего совершеннолетия; если же он не сдержит слова, то каждый вправе обращаться с ним как с негодяем, клятвопреступником, лжецом и бесчестным человеком. Кроме того, в этом случае Эмма получала в вознаграждение двадцать тысяч фунтов, причем могла получить их без судебного приговора. Ту же сумму она получала в случае смерти лорда Фэншо до исполнения брачного обещания.

Эмма дала документ Ромни. Он долго и тщательно рассматривал бумагу. Все было в порядке; Эмме достаточно было сказать «да», чтобы стать через два года леди Фэншо.

Цель честолюбивых грез Эммы была перед ней, и все же она колебалась. Что-то восставало внутри ее против этого шага, что-то, похожее на тихий голос, который плакал в ее душе.

— Значит, вы будете относиться ко мне как к своей невесте, милорд, — спросила она Фэншо через некоторое время, — и вы не потребуете от меня ничего, чего я не захочу дать вам добровольно?

Фэншо смущенно заколебался на мгновение, а затем ответил с поклоном:

— Все будет так, как вы пожелаете, миледи.

Он опять обратился к ней с этим гордым титулом, и опять это слово опьяняюще зазвучало для Эммы. Она уже хотела сказать «да», но в этот момент Ромни подошел к ней и увлек ее в отдаленный угол мастерской.

— Не соглашайтесь, мисс Эмма! — озабоченно сказал он. — Разве вы не видите, сэр Фэншо — просто незрелый мальчишка? Он сам не знает, что делает.

Что-то сверкнуло во взоре Эммы.

— И я была незрелой девчонкой, и я не знала, что делала, а все-таки сэр Джон взял меня как желанную добычу!

— Сэр Джон поступил с вами как негодяй, но его поступок не был совершен хладнокровно. Он любил вас, а вы… — Он запнулся.

— Ну а я? — медленно повторила Эмма. — Почем вы знаете, что я не люблю сэра Фэншо?

Она улыбнулась, и ее взор проник в самую глубину глаз Ромни. Он смертельно побледнел, хотел ответить, но не находил слов. Поникнув головой, он отвернулся.

Теперь она знала, что он любит ее. Поэтому он и был слабым. Но ее сердце было мертво, и в этом была ее сила.

Она спокойно протянула руку сэру Фэншо:

— Как мне называть вас, милорд?

Он прикоснулся губами к ее изящным пальцам, прикоснулся почтительно, как кавалер двора Марии-Антуанетты.

— Гарри, миледи!

— А когда мы отправимся в Ап-парк?

— Через три дня, леди Эмма.

— Через три дня, сэр Гарри.

Ап-парк. Необъятные бархатисто-зеленые луга, прорезываемые серебристо-прозрачными, рокочущими ручьями; тенистые купы деревьев, мощеные дороги, разбегающиеся во все стороны от близкого морского берега к лесистым холмам Сассекса.

Каждый раз, когда Эмма стояла на высоком балконе замка, все открывавшееся перед ней приводило ее в восхищение. Вместе с тем вид далекого моря воскрешал в ее душе детскую тоску по необъятной, таинственной дали. Она убегала на берег, окунала босые ноги в воду, зарывалась в песок и оттуда смотрела на голубое небо или наблюдала за полетом птиц. Опьяненная воздухом и солнцем, возвращалась она обратно в замок…

Сэр Гарри вел в Ап-парке роскошный образ жизни. Рой гостей наполнял жизнью замок, парк и леса. Пиры чередовались с охотничьими прогулками, парфорсными выездами со спортивными играми и скачками, когда ставились колоссальные суммы денег. По ночам шла игра.

Эмма скоро стала царицей общества. Сам сэр Гарри учил ее ездить верхом и подарил ей лучшую верховую лошадь своей конюшни. Во главе ликующих лордов она неслась вслед за сворой собак, гнавших лису по полям и лугам. Ни одно препятствие не останавливало ее; она перелетала через самые высокие заборы и самые широкие рвы, и все это — смеясь, со сверкающим взором и разрумянившимся лицом.