Если возможное количество диатез любой глагольной лексемы с заданными свойствами устанавливается теоретически, то фактически имеющиеся диатезы и наличные залоговые глагольные формы определяются только эмпирически. По-видимому, можно утверждать, что все наблюдаемые типы соотношений между диатезами и словоформами одной глагольной лексемы находятся между двумя полюсами: (а) каждая диатеза обозначается специальной глагольной формой — число залогов равно числу диатез, (б) все диатезы обозначаются одной и той же глагольной формой — диатезы специально не маркируются в глаголе, и, следовательно, категории залога нет. Таково краткое и очень конспективное изложение концепции, которая первоначально была представлена в названных работах А. А. Холодовича и И. А. Мельчука.

Если говорить об оценке этой концепции и ее вкладе в современную лингвистическую теорию, то самое важное, на мой взгляд, заключается в том, что понятие диатезы получило все права гражданства в лингвистике и используется в работах исследователей, принадлежащих к различным школам и направлениям, хотя оно иногда и подвергается некоторым модификациям. Свидетельством кодификации этого понятия может служить тот факт, что оно включено в «Лингвистический энциклопедический словарь» (М., 1990). Существенно и то, что репертуар конструкций, в которых маркируется изменение диатез, в определенной степени изменился по сравнению с традиционным репертуаром залоговых конструкций. Поскольку изменение диатез не обязательно маркируется в глаголе, то соответственно к анализу подключаются конструкции типа Мама намазала масло на хлеби Мама намазала хлеб маслом, Маша выбила пыль из ковраи Маша выбила ковери т. п., которые обычно оставались вне поля зрения исследователей при изучении залоговых конструкций. Кроме того, был взят на вооружение принцип исчисления, который, в частности, успешно был использован при описании итеративных, императивных и условных конструкций [Храковский 1989,1992,1998; Xrakovskij 1997,2001].

Теперь я хотел бы остановиться на тех претензиях к этой концепции, которые можно найти в современной литературе. Основная претензия заключается в том, что в рамках предложенного подхода «у залога никакой семантики нет, функция этой категории — в простом преобразовании синтаксической структуры предложения: подлежащее и дополнение как бы меняются местами, и этот факт отражается в глагольной форме» [Плунгян 2000: 193]. На первый взгляд эта претензия справедлива, поскольку основной пафос концепции диатез и залогов состоял в том, чтобы показать, что механизм изменения диатез и залогов состоит в перераспределении синтаксических актантов относительно неизменного набора семантических актантов, и в том, чтобы исчислить все теоретически возможные перераспределения. Но механизм изменения диатез и залогов не отождествлялся с функцией. Если о значении разных диатез и залогов не шла речь, то, очевидно, потому, что термин «значение» в начале 70-х годов использовался только при характеристике т. н. содержательных грамматических категорий типа глагольных категорий наклонения, времени, вида и т. п. Но суть различий, которые возникают при употреблении, скажем, соотносительных активной и пассивной конструкции была авторам концепции безусловна известна. Так, еще в 1967 г. И. А. Мельчук писал: «Активный и соответствующий пассивный глагол, строго говоря, не различаются по смыслу — они имеют тождественное означаемое: лат. pater hostem occidit и a patre hostis occiditur означают в точности одну и ту же ситуацию (мы оставляем в стороне различия в логическом и психологическом выделении— „подчеркивании“» [Мельчук 1967: 360]. Как раз оставляемые в стороне различия в логическом и психологическом выделении и составляют функцию различных залогов и диатез или, иными словами, то, «как говорящий хочет представитьсоответствующую ситуацию и ее участников» [Плунгян 2000: 194]. Именно на эту функцию было обращено внимание в моей статье, [Храковский 1970: 41]. В ней о различиях разных залоговых структур говорилось следующее: «Информации, передаваемые каждой из структур, содержательно несколько отличаются друг от друга, поскольку в каждой структуре актуализируется специфическое отношение говорящего к ситуации, т. е. в каждой структуре одна и та же ситуация характеризуется говорящим под особым углом зрения. (Формально изменение отношения говорящего к ситуации фиксируется тем, что соблюдаемое в исходной структуре соответствие членов предложения и компонентов ситуации различным образом нарушается в производных структурах.) Что касается лексического значения глагола, то оно остается одним и тем же как в исходной, так и в производных структурах, поскольку при переходе от исходной структуры к производным не меняется ситуация, обозначаемая глаголом» [Храковский 1970: 41, ср. Храковский 1974: 26–28]. По моему мнению, из приведенной цитаты следует, что уже в 1970 г. в рамках анализируемой концепции четко различались функция и механизм диатезных и залоговых изменений. Другое дело, что в то время еще не было введено в научный оборот понятие коммуникативного ранга, которое, если я не ошибаюсь, впервые появилось в работах Е. В. Падучевой «Семантические роли и проблема сохранения инварианта при лексической деривации» (1997) и «Коммуникативное выделение на уровне синтаксиса и семантики» (1998). В последней статье говорится, что «коммуникативный ранг характеризует участника с прагматической точки зрения — по отношению к фокусу внимания говорящего. Субъект и (прямой) Объект — это участники, входящие в Центр; остальные участники относятся к Периферии); участник, который синтаксически не выразим при данном глаголе, имеет ранг Нуль, т. е. находится, так сказать за пределами Периферии» [Падучева 1998: 94]. Там же было предложено «называть диатезойлексемы набор семантических ролей участников с указанием их коммуникативных рангов» [там же 1998: 97]. Эта новация заслуживает обсуждения, и очевидно, что во всяком случае за переходом от активной конструкции к разного рода пассивным конструкциям стоит перераспределение коммуникативных рангов. Однако хочу еще раз подчеркнуть, что, хотя в 70-е годы понятия коммуникативного ранга еще не было, но тем не менее реалии, стоящие за этим понятием, были известны и соответственно понимание функции изменения диатез и залогов практически не отличалось от современного, которое четко сформулировано в работе [Мельчук 1998: 173]: «…было бы ошибочным полагать, что залог является полностью асемантичным, т. е. что он сводится к чисто синтаксическому преобразованию. С нашей точки зрения, залог — это семантическая категория; выбор той или иной граммемы залога производится говорящим на основании семантических факторов. Но смысл, присущий залогу, является „коммуникативным“, (а не пропозициональным): залог выражает коммуникативную структурувысказывания. Активная и соответствующая ей пассивная конструкции, строго говоря, не являются синонимичными: описывая одну и ту же ситуацию, они обладают тождественной семантической структурой, но их коммуникативные структуры не совпадают; тем самым их семантические представления оказываются тоже различными».