- Вы знакомы?

  - Да, - ответил генерал, - я знаю капитана Федорова, и буду рад продолжить знакомство с таким достойным и храбрым офицером, который очень хорошо показал себя в арьергардных боях на Смоленском тракте. Капитан должен стать офицером моего полка?

  - Нет, Иван Григорьевич, хотя он будет носить форму коломенцев. Капитан Федоров начальник личного императорского отряда, который занимается выполнением моих особых распоряжений.

  - Я слышал об этом подразделении, которое уже успело перепугать всех воров и мздоимцев в государстве.

  - Тогда ты должен понимать, что ими многие будут интересоваться, и порой, за помощью станут обращаться к тебе. Понимаешь, к чему я веду?

  - Да, Ваше Величество, понимаю, и каждого, кто обратится ко мне за информацией о людях капитана Федорова, я прикажу хватать и отправлять в Преображенское.

  - Нет, их не хватать надо, а принимать от них подношения и сообщать об интересе капитану, который, так же как и твой полк, будет постоянно находиться рядом со мной, в Коломенском.

  - Уяснил.

  - Вот и хорошо. Ступай к своим солдатам, Иван Григорьевич, и начинай заселяться в новые казармы, которые сразу за дворцом построены. На обустройство тебе два дня, а после этого сменишь семеновцев и возьмешь на себя всю охранную службу.

  - Слушаюсь!

  Четким строевым шагом, генерал-майор направился к полку, а император, дождавшись, пока Суворов удалится, обратился к Федорову и Филиппову:

  - Что скажете, капитаны? Как вам новый полк?

  - Хорошие воины, - ответил секретарь.

  - Ветераны, - Федоров, тоже был немногословен, и одним словом сказал все, что хотел.

  - Ну, что же, в таком случае возвращаемся во дворец, дел сегодня еще много.

  Император направился к старому Коломенскому дворцу, в котором он обосновался вместе со своей, пока еще только любовницей, Ефросиньей Фроловой, на постоянной основе. Но, пройдя вдоль куч булыжников, государь увидел неприглядную картину. В большой мелкой луже лежал оборванный пожилой мужчина, который был сильно избит, а над ним возвышался крепкий курчавый молодец в сюртуке, и с кнутом в руке.

  - В чем дело!?

  Голос Алексея Петровича был полной неожиданностью для обоих людей, и реакция каждого из них была разной. Парень в сюртуке вздрогнул, узнал императора, и угодливо поклонился, а оборванец повел себя совершенно спокойно, встал и злорадно ухмыльнулся в сторону своего мучителя.

  - Государь спрашивает, в чем дело!? - Вперед выступил Федоров. - Отвечать! Эй, ты, с кнутом, бросай свою игрушку и говори!

  - Ваше Величество, - курчавый парень выронил из руки кнут, упал на колени прямо в грязь и завыл, - не вели казнить! По приказу начальника строительства нерадивого работника бил, и случайно тебе на глаза попался.

  - Это так?

  Алексей посмотрел на избитого оборванца, а тот не стушевался и, поклонившись в пояс, сказал:

  - Врет он все, Твое Величество. Нас из-под Рязани на стройку пригнали, булыжником Коломенское мостить, а тут совсем беда. Кормят плохо, одежду не дают, а живем мы в сырости и оттого много болеем. Из ста человек, кто сюда из рязанских земель по осени пришел, нас только три десятка и осталось.

  - А с остальными что произошло?

  - Многие по зиме померли или обморозились и были отправлены домой. И как не стало мочи терпеть, я решил к тебе на поклон пойти. Узнал, что ты сегодня на новом плацу солдат смотреть будешь, и побежал из барака, а Яшка, холоп нашего начальника, за мной кинулся и, понятное дело, догнал. Защити от воров и извергов, надежа-государь! Христом-богом тебя молю!

  - Не верьте ему! - выкрикнул надсмотрщик. - Это ложь!

  - Молчать!

  Сказав это, самодержец задумался о том, что ему делать в этой ситуации, которая для него была ясна и прозрачна. Строитель не врет - это факт, и если бы имелось свободное время, можно было поступить по примеру покойного батюшки, то есть самолично пройтись по стройке и, отловив нескольких воров, сломать об их спины пару крепких палок. Но что с этого толку? После экзекуции воровство не прекратится, а он не может быть во всех уголках необъятной России. Да и тратить половину дня на то, чтобы навести порядок хотя бы на одном строительстве, для него слишком расточительно. Однако и оставить данный случай без всякого внимания, тоже нельзя, и вновь направляясь во дворец, император бросил за спину:

  - Федоров, разберись. Немедленно! Воров повесить, а дабы строительство не остановилось, на их места назначай заместителей.

  - Будет сделано!

  В здание старого Коломенского дворца, сопровождаемый лишь одним секретарем, император вошел через десять минут. И первым человеком, которого он принял в своем кабинете, был его новый придворный лейб-медик Дмитрий Тверитинов, прекрасный знаток медицины и очень хороший аптекарь, знающий свою профессию гораздо лучше любого заморского лекаря.

  - Что скажешь?

  Алексей Петрович посмотрел на лейб-медика, и тот, слегка поклонившись, ответил:

  - Ваше Величество, рад вас обрадовать тем, что Ефросинья Фролова не больна.

  - А тошнота откуда?

  - Это беременность.

  Сердце Алексея дрогнуло. Он вскочил с места и спросил Тверитинова:

  - Где сейчас Фрося?

  - Она отдыхает, и ее лучше не беспокоить.

  - Хорошо, подожду до вечера.

  - Государь, да не переживайте вы так. Здоровье у девушки хорошее, и патологий не обнаружено, так что через шесть месяцев мы поздравим вас с первенцем.

  - Ой, хорошо бы, - разрешая Тверитинову покинуть свой кабинет, Алексей взмахнул рукой, но врач остался на месте, и он задал вопрос: - Что еще?

  - К милости твоей взываю, государь, и о заступничестве молю.

   "И этот туда же", - подумал Алексей и спросил:

  - В чем беда?

  - По приказу патриарха Стефана, вчера был схвачен мой лучший ученик молодой цирюльник Фома Иванов. Сейчас он находится в колоднической палате при патриаршем дворе и подвергается жесточайшим пыткам, а не сегодня, так завтра, и меня схватят.

  - А есть за что?

  - Патриарх считает, что имеется, ибо мы с учениками уверены в том, что церковь слишком много власти загребла, пастыри лживы и стяжают земные богатства, монахи захребетники и дармоеды, объедающие страну, а церковные обряды, целование икон и другие, являются причиной многих болезней. Батюшка твой говорил, что ныне у нас повольно всякому, кто какую веру изберет, в такую и верить. И еще он утверждал, что всего превыше просвещение народа. А на деле получается, что это не так?

  - Ты Дмитрий батюшку покойного не вспоминай и его авторитетом на меня не дави. Он много чего говорил, и в частности, что хулители веры наносят стыд государству и не должны быть терпимы, поелику подрывают основание законов. И в "Воинских артикулах" записано, что смертью наказывается тот, кто на еретика и богохульника не доносит. Вот и получается, что вроде бы, в чем-то ты прав, а по сути, есть мерзкий богоотступник, которому самое место на костре.

  - Значит, не будет мне заступничества?

  Алексей посмотрел на поникшего лекаря, и принял решение:

  - Заступлюсь за тебя и твоего ученика, но вы должны прилюдно покаяться и три дня простоять на коленях перед иконами замаливая свои заблуждения.

  - Но внутри, в душе своей, - Тверитинов ударил себя в грудь, - мы все равно будем знать, что правы.

  - Так я тебе про то и говорю. Верь, во что пожелаешь, но молчи и не выпячивай свои идеи. Возможно, настанет день, и они будут востребованы, и очень может быть, что случится это еще при моей жизни. Ну, а если ты ошибаешься, то гореть тебе в геенне огненной за твои речи и убеждения.

  - А ты сам как считаешь, государь, есть за мной правда или нет?

  - Опасные вопросы задаешь, доктор. Не по чину они тебе, но ты меня сегодня порадовал и я отвечу. У каждого своя правда, и я надеюсь на то, что вера православная сможет избавить себя от корыстолюбцев и провести грамотную реформу своей структуры.