- Тогда все ясно. Счастливого вам пути!

  Я хотел вернуться на дорогу, но Савва приблизился и сказал:

  - Не знаешь, до Бахмута еще далеко?

  - Верст пятнадцать, и по дороге вдоль реки часа за четыре доберетесь.

  - Хлопцы, может быть, с нами останетесь, а то смеркается?

  Корчага наклонился ко мне и, вторя предложению Коротняка, попросил:

  - Никифор, живот свело. Давай горяченького покушаем. К тому же кони устали, да и погодка, действительно, не радует.

  Посмотрев на небо, я был вынужден согласиться с Коротняком и Митяем. Дождь усиливался, и к Бахмуту быстро не добраться - это факт.

  - Ладно. Остаемся на ночь.

  Мы расседлали коней, задали им овса, накрыли попонами, и присоединились к переселенцам. Из глубоких глиняных мисок, расписными деревянными ложками, покушали густого кулеша. После этого погрелись у костра, обсудили с мастерами какие-то незначительные новости и, расстелив на утоптанной площадке войлок, легли спать. Все как обычно в полевых условиях. Положил под руку шашку в ножнах, в сапоге кинжал, голова тяжелеет, веки слипаются, и тут, снова возвращая меня к реальности, тревожно всхрапнули наши с Корчагой лошади.

  Митяй привстал и, прищурившись, посмотрел в темноту, а я прислушался к себе. Да, животные не ошиблись, опасность была рядом, около полутора десятков человек, которые наблюдали за стоянкой из темноты. На фоне огня они видели нас, а вот мы их нет. Непорядок. Но более всего меня обеспокоило то, что я не чуял эмоций нескольких человек. С основной массой все понятно, волнение, мандраж и предвкушение хорошей потехи и добычи, а у четверых полный ноль, спокойствие находящегося в нирване наркомана. Ладно, посмотрим, кто это.

  - Чи-чи! - Подав сигнал Корчаге, я дождался того момента, когда он снова опустится на войлок, и прошептал: - В поле чужаки, наверняка, разбойники. Огнестрел готовить некогда, они вот-вот на нас налетят, так что я сейчас в поле выйду и встречу их, а ты людей поднимай.

  - Только не рискуй, - попросил Митяй.

  - Это само собой. Начали!

  Схватив шашку, я вскочил с места и, в три длинных прыжка, ушел в ночную тьму, а Корчага поднял тревогу и начал собирать людей. Его крики взбудоражили пороховщиков, которые быстро прикрыли своих жен и детей, а сами стали готовиться к возможной схватке с разбойниками. Меня же это все уже не волновало. Глаза быстро привыкли к темноте, и я стал искать замысливших недоброе людей. По моим ощущениям они были недалеко, метрах в пятидесяти и, сделав пару десятков шагов, я столкнулся с первым работником ножа и топора.

  Сначала по мокрой траве зашлепали сапоги, потом мелькнула тень, и торопливый разбойник увидел меня. Не знаю, о чем он думал, когда я кинулся на него и перерезал ему горло, но, наверное, не о плюшках с сыром. Человек захрипел, задергался всем телом, а мне, оставалось только сосредоточиться на предстоящей схватке и, ожидая появления остальных любителей легкой наживы, застыть на месте.

  Второй противник не замедлил. С сопением, мимо меня по направлению к стоянке, устремился очень тучный мужчина с рогатиной в руках, и что с ним делать я не раздумывал ни секунды. Свист шашки, лезвие врубается в хребет, и второй человек мертв. Быстрая победа, вот только клинок между позвонков застрял и чтобы его высвободить мне пришлось приложить некоторые усилия, а когда я снова был готов к бою, на меня навалилось сразу два бойца, как раз таки именно те люди, эмоции которых я не слышал. Они оказались профессионалами, из оружия у них были палаши, действовали оба слаженно, в темноте видели не хуже меня и, сказать по чести, я затосковал. Непонятные воины были сильнее меня и, понимая, что сейчас может настать мой смертный час, я резко отпрыгнул назад, развернулся и дал деру в сторону костров, где уже шел бой.

  Перепрыгнув через груженную телегу, а это метра два по высоте, я оказался рядом с Корчагой, который уже держал в руке заряженный карабин, обернулся назад, и получил сильнейший скользящий удар ногой в челюсть. Люди без эмоций последовали за мной, и не отстали. Подобно мне они перемахнули через препятствие и уже были здесь.

  - Сюда!

  Сильный и уверенный голос одного из нападавших, крепкого длинноволосого мужика лет тридцати, разнесся сквозь дождь, и я подумал:

   "Блин, надо было мчаться в Бахмут".

  В голове зашумело, в глазах на миг потемнело, а зажатый в правой руке клинок, встретил чужой палаш, парировал смертельный удар, и лезвие шашки, как бы само собой, заученным движением, прошлось по чужому запястью.

  - Тварь!

  Пострадавший, похожий на своего товарища, словно брат, крепкий длинноволосый гражданин, выдохнул это злое слово, отскочил немного назад, и этим спас меня от своего напарника. Он задел плечо второго воина, тот немного оступился и промедлил. Оружие в его руке дрогнуло, и рядом со мной раздался грохот. Конечно же, это был верный товарищ Митяй Корчага, выстреливший из ружья в моего самого опасного противника. Заряд свинца угодил вражине в живот, отбросил его на телегу и, наверняка, прикончил гада.

  Встряхнув головой, я попытался собраться после ошеломившего меня удара, но сделать этого не успел. Раненый в кисть противник, перехватил палаш в левую ладонь и снова завертелся бой. В свете костра мы стояли один напротив другого, и я слышал только звон наших клинков. Расслабиться было невозможно, неведомый ночной разбойник приковал меня к себе полностью, и отвлечься было равнозначно смерти. Что происходит справа и слева, я не знал. Передо мной были только умные и в то же время за что-то ненавидящие меня глаза чужака.

  Удар! Удар! Отвожу палаш в сторону, провожу клинком по ребрам противника, и сам сгибаюсь от боли в правой ноге.

  На миг мы расходимся. Враг стоит полусогнувшись, а у меня сильно рассечена голень. Дело дрянь, встрял я конкретно, тем более что Митяй Корчага на помощь придти не может, так как сам дерется с таким же противником, какой мне достался, и тот его одолевает.

  - Да кто же вы такие!?

  Я задаю человеку напротив этот вопрос, не надеясь на ответ, но он говорит:

  - Мы Воины Господа!

  Сказав это, он снова кидается на меня. Сталь палаша направлена прямо в мою голову и грозит мне смертью. И понимая, что надо как можно скорее заканчивать этот бой, я решаюсь поступить нестандартно. Кидаюсь противнику в ноги и всей массой своего тела, бью его по коленям. Он падает, я на нем, и мы катимся по траве. При этом моя нога сильно кровоточит. Я чувствую, как теряю силы, и красная живительная руда толчками выплескивается из дергающейся вены. Кажется, что вот-вот я потеряю сознание, но не могу себе этого позволить, пока не одержу победу. Из сапога появляется кинжал и, навалившись на врага, в бешенном исступлении, я бью его в район лица и не промахиваюсь. Раз за разом клинок опускается на моего несостоявшегося убийцу, кромсает его губы и нос, острием проникает в глаза, а при одном из ударов кинжал соскальзывает по подбородку и режет его горло.

  Назвавшийся Воином Господа длинноволосый боец мертв. С трудом, я выбираюсь из-под телеги, куда мы скатились во время нашего падения на землю, и прямо перед собой вижу суровую "морду лица" третьего человека без эмоций. В его руках пистолет, а на губах кривая ухмылка. Мое лицо залито кровью, и из оружия, я имею лишь кинжал.

  - Смерть сатанинскому отродью!

  Мой враг совершает подвиг, и он не может удержаться от последнего слова, которое поставит точку в нашем противостоянии. Позер. Его пистолет изрыгает пламя. И все, что я могу сделать, это кинуть в него кинжал. Выстрела я не слышу, для меня все происходит как в немом кино. Пуля тупо и не очень сильно ударяет в мою грудь и, уже не чувствуя никакой боли или сомнений, я медленно опускаюсь на истоптанную ногами изгвазданную траву. И пока все это происходит, я вижу, что не промахнулся. Клинок кинжала вошел точно в ложбинку у основания черепа, и третий Воин Господа, прогнув спину, падает наземь.