Дорхен прислала своему брату мухоловку — средство от русских насекомых, а к ней несколько пакетиков лимонада «Вальдмайстер» в виде шипучего порошка.
— Теперь я хожу по России с зеленой пеной у рта, — написал он ей.
В тот день, когда они вошли в Россошь, Вальтер Пуш получил письмо, где говорилось, что им пока не удалось зачать ребенка. В связи с тем, что вермахт в Россоши начал свою деятельность с открытия борделя, в котором двадцать молоденьких женщин за еду и напитки, пачку сигарет «Юно», а также за рейхсмарки отдавали свое тело, то Вальтер Пуш присоединился к группе солдат, которые отправились в город, чтобы «поддержать спортивную форму». Они называли это именно так. Сильно разочарованный, пришел он назад и мысленно многократно извинился перед своей Ильзой. Когда сослуживцы предложили Роберту Розену прогуляться с ними в город, то он лишь сказал, что его жена как раз сейчас беременна. Вечером Вальтер Пуш успокоил свою совесть тем, что написал Ильзе длинное письмо.
31 августа в половине четвертого пополудни русский военнопленный зарубил лопатой немецкого конвоира и убежал в лес.
Школьная хроника Подвангена, август 1942 года
В жаркие дни к ней подступала небольшая тошнота. Матушка Берта отсылала Эрику на кухню готовить еду, в то время как сама ехала на поля, чтобы помогать там собирать урожай. Поэтому Эрика проводила эти дни в крестьянском доме в одиночестве, сопровождаемая лишь ребенком в своем чреве. Она стояла у плиты, помешивала суп и высматривала, не покажется ли почтальонша с полевыми письмами. Временами заходила матушка Луиза, чтобы удостовериться, все ли в порядке, и напомнить своей дочери, что вера в Бога превыше всего.
Довольно скоро беременность стала заметной. Эрика не старалась ее скрывать. С гордостью несла она по деревне свое раздавшееся тело. Выглядела она здоровой и цветущей, и каждый, с кем бы она ни заговаривала, полагал, что у нее, скорее всего, будет мальчик.
Несчастье случилось во время сбора урожая ржи: Кристоф упал с воза и сломал себе ногу. Герхард отвез его в город, где ногу вправили и наложили гипс. Через десять дней он возвратился домой, но скорее хромал, чем шел по двору, и первое время годился лишь на то, чтобы держать вожжи и то, когда ему помогали подняться на козлы. Прежде чем Брёзе получил обещанных иностранных рабочих, помещик выделил им двух русских пленных на подмогу. Он заверил, что выбрал самых надежных: двух спокойных отцов семейства, проживавших под Новгородом, но матушка Берта беспокоилась, что может произойти нечто ужасное. Позднее она преодолела свой страх и стала подавать русским к ужину ножи и вилки.
В августе всплыло название Сталинград. В Подвангене это слово не вызвало беспокойства. Роммель был в ливийской пустыне, горные стрелки на Кавказе, а вот теперь появился и Сталинград. Это были наиболее примечательные события того позднего лета. После того, как матушка Берта увидела на географической карте в бюро у бургомистра, насколько удалена Волга от Подвангенского озера, а конкретно это составляло две тысячи километров, то она от всего сердца пожелала, чтобы ее сын не шагал в сторону Сталинграда. Эрике также не хотелось, чтобы мужа называли «Сталинградским бойцом», столь громкие названия были ей не по душе. Герхард боялся, что ему после Сталинграда вовсе ничего не достанется. Он все чаще говорил о том, что хочет пойти добровольцем, чтобы вкусить хотя бы частичку столь великих времен.
Печальное событие случилось в последний день месяца. Через год своего плена Миша-запевала потерял терпение и рассудок. Конвоир сидел на пне, курил свою трубку и жмурился, глядя на послеполуденное солнце, как вдруг Миша подкрался к нему и, не говоря ни слова, ударил солдата по голове лопатой, которой добывал торф. После чего схватил его винтовку и убежал в лес. Конвоир залил своей кровью торфяную землю и умер в повозке, когда его бросились везти в город. Через двое суток Миша застрелил недалеко от города Норденбург немецкого полицейского, который попытался его задержать. Пришлось задействовать сотню солдат, чтобы прочесать участок леса у Гольдапа. Под конец этой облавы пули, выпущенные из пулемета, разорвали Мишу на части.
В бараке поместья, где размещались военнопленные, царила теперь тишина; у русских больше не было запевалы. Так продолжалось недолго, вся группа пленных была заменена, в поместье прислали новых. Как выяснилось, они были взяты в плен в харьковском котле. Но эти пленные уже не пели.
Мой дорогой Роберт Розен!
Теперь, когда лето перевалило за середину, хочу и тебе написать письмо. Все меньше становится тех, кому я могу писать; некоторые из моих писем вернулись обратно, так как адресат больше не существует. Так что все идет своим чередом.
Я сижу на скамейке у здания школы, за мной жужжат пчелы, передо мной громыхают последние возы с урожаем, направляющиеся к амбарам. В Подвангене все еще продолжается пора уборки урожая. Твои домочадцы могли бы найти тебе достойное применение, так как здесь не хватает крепких рук. Урожай, по всей видимости, уродился хороший, лишь несколько земельных участков оказались побитыми сильным дождем. Ячмень созрел несколько преждевременно.
Сам я уже не в состоянии что-либо делать, кроме того, как сидеть на лавочке и палкой рисовать на песке узоры. В солнечные дни я прогуливаюсь к мельнице и слушаю, как свистят ее крылья на ветру. Пчелы доставляют мне больше забот, нежели радости. Когда они летят всем роем, то я уже не могу угнаться за ними, тем более, когда они садятся на деревья. Недавно такой рой по ошибке залетел на большой ясень на кладбище. Из поместья мне прислали двух русских, которые забрались на дерево и поймали этот рой для меня, что не обошлось для них без укусов. Но оба лишь только смеялись. Я выставил им по стаканчику шнапса и дал с собой каждому немного меда.
В школе я больше помогаю советами, нежели делами. Молоденькие девчушки, которые сейчас попеременно выполняют работу учителя, еще совсем неопытные. Ну, да что они могут понимать в этом деле, когда сами еще совсем недавно сидели за школьной партой? Часто они готовы уже разреветься, так как сильно тоскуют по дому. Сейчас, после летних каникул, эта ностальгическая болезнь одолевает их сильнее всего. Я с ними часто разговариваю и пытаюсь поднять их дух, по крайней мере, до следующих каникул. Указка стоит нетронутой в углу. У меня нет уже больше сил, а девушкам сердце не позволяет использовать ее в виде палки для битья. Потому в классе нередко все стоит вверх тормашками.
О крупных событиях, происходящих в мире, я стараюсь не думать. Иногда из-за этого потом не могу заснуть. Если все вернутся целыми и невредимыми, то мы должны будем устроить пир, и каждый будет рассказывать о том, что он пережил.
Недавно мне встретилась твоя жена. Она выглядит очень хорошо. Может быть, тебе удастся выбраться в отпуск к рождению вашего ребенка. Она говорила, что это произойдет в начале февраля.
Приветствую тебя.
Твой старый учитель Бернгард Коссак.
Дорогая Ильза!
Гражданское население вынуждено покинуть населенный пункт, где мы теперь размещаемся. Люди направляются в близлежащий лес. За нашим домом находится большой огород, в котором мы уже вдоволь попробовали морковки. Мы кормимся также и с картофельного поля, расположенного поблизости. Брошенные дома мы обыскали, стараясь найти пригодные для нас вещи, и взяли кое-что с собой. Среди прочего это небольшие печки-времянки для блиндажей и хорошо сохранившиеся печные трубы. Двери, оконные стекла и другие вещи нам также нужны. Кое-кто жалеет гражданское население, но это же ведь война. Русские орды делали бы то же самое, случись им оказаться в немецких землях, где они также бы грабили и мародерствовали.
Говорят, что в Германии должен быть великолепный урожай. Поэтому и четвертый год войны мы переживем без голода. Сталинград оказался чертовски крепким орешком. Еще две недели назад я держал пари, что он сдастся, но пока остается лишь надеяться на это. Мы не ведем там боев, а лишь прикрываем фланги нашей армии.
Лучше всего, если бы нашу часть отвели отсюда, но не думаю, что в этом году именно так и будет. После событий последних недель и месяцев все выглядит таким образом, что нам придется провести еще несколько некоторое время в этой проклятой России. Ходит новый слух о том, что все должно завершиться в начале 1943 года. Как было бы прекрасно приехать весной к тебе в Мюнстер.
Позавчера нам вновь пришлось совсем не сладко. Наш передвижной фронтовой кинотеатр, который уже много раз показывал на экране взрывы боеприпасов, быстренько растворился в облаке пыли, как только ударили настоящие орудия и несколько крупнокалиберных снарядов разорвались поблизости от сарая, где крутили фильм. Три дня назад я вместе с Робертом Розеном побывал на таком киносеансе. Показывали развлекательный фильм с участием Марики Рёкк. Мы нашли ее выкрутасы и нарочито громкое пение неуместными на фоне завшивленного сарая и всей этой плачевной войны.
После просмотра фильма раздался дикий грохот. Такого налета русской авиации у нас давно уже не было. Средства противовоздушной обороны у нас совершенно отсутствовали. Но так уж случилось. Главное, что миновал еще один день войны. Так час за часом проходят они, но как-то незаметно, чтобы мы приближались к миру.
