Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Русские пленные кололи дрова. Проезжая мимо них, они слышали равномерные звуки раскалывающихся поленьев на господском дворе. Длинный Миша поднял руку, приветствуя их, возможно, он подумал о том, что немецкий солдат едет на фронт, чтобы убивать русских или брать их в плен. Миллионы из них будут еще доставлены в Германию, чтобы переколоть все оставшиеся дрова.

На вокзале было полно людей, большинство из которых выделялись своей военной формой. После ужасной зимы они получили отпуск на родину, а теперь вновь ехали на фронт, чтобы нанести последний, решающий удар.

— Когда мы вновь увидимся, все уже будет закончено, — думали они.

Так как вокруг было много народа, то Эрика не решилась броситься ему на шею. Она вела себя настолько мужественно, что даже не плакала. Но для этого и не было причин, так как такие поезда не имели ничего общего с печалью. Вокруг раздавались смех и возгласы. Люди махали друг другу белыми платками, из трубы локомотива вырывался пар. Отпускники, подобно членам движения «Сила через радость», продолжали свою весеннюю развлекательную поездку. В двенадцать тридцать последний вагон скрылся за поворотом.

* * *

Я вижу мою мать, направляющуюся домой, она в хорошем настроении. Она не особенно хорошо управляется с лошадьми, но добродушные животные сами тащат повозку в направлении Подвангена. Однако она не одинока, теперь с нею я, начинается моя жизнь. Она этого не знает, и мой отец не знает этого. Он хотел, чтобы я появилась, когда наступит мир, но я не могла так долго ждать. Лишь благодаря случаю я появилась на свет! Это произошло в те две недели домашнего отпуска, когда голуби вечерами ворковали на крыше сеновала. Случись по-другому, меня никогда бы не было. Моему отцу было двадцать два года, когда он впервые спал с женщиной, и сразу же с вытекающими отсюда последствиями. Сегодня над тобой, отец, посмеялись бы, но я благодарна тому, что ты вернулся домой для того, чтобы я жила.

Я его не видела, но все слышала. Его голос, грохот повозки по булыжной мостовой, пение русских пленных, игру органа в церкви, где проходила свадьба, и пронзительный крик обезумевшей женщины вечером того праздничного дня. Тот единственный час от Подвангена до вокзала был последним, во время которого мы были все вместе. Затем наши пути разошлись. Если бы они знали о том, что произойдет, то убежали бы в лес. Но они были в хорошем настроении и жили еще надеждами.

Прохладное утро сменяется теплым полуднем. Наконец-то зазеленели деревья на аллее, и везде, куда ни кинь взгляд, расцвели одуванчики. Моя мать и я едем домой. Она не грустит, разговаривает с лошадьми, один раз даже затягивает песню. На нас никто не обращает внимания. Лошади сами знают дорогу. Деревня встречает нас тишиною, как будто все находятся на похоронах. Посреди двора стоят обе матери. Эрика говорит им, что он поехал в добром настроении, с ним было много солдат, компания подобралась достойная.

Она поднимается в свою комнату наверх, откуда открывается прекрасный обзор, садится у окна и думает о том, что здесь ей теперь придется жить одной. Она еще не знает, что я уже рядом с ней. Она теперь часто будет стоять у окна, глядя на Восток.

Так заканчивается тот наш последний совместный майский день. Сводка вермахта сообщает об успехах танковой армии Манштейна на Керченском полуострове. Звучит все это красиво.

Спустя шестьдесят лет я сижу в саду и сопровождаю моего отца в его последней поездке, которая, собственно говоря, должна была стать его свадебным путешествием, правда, без невесты. Невестой солдату служит винтовка, говорили они тогда.

Жаль, что пропали те многие фотографии, что были сделаны тогда кенигсбергским фотоаппаратом во время их свадьбы. Я бы охотно прикрепила их рядом с картой России на стену, чтобы быть рядом со счастьем моей матери и увидеть моего отца в гражданской одежде. А так я знаю его лишь в военной форме на фоне русского снега.

Чего я больше никогда не услышу, так это его губной гармошки. Возможно, он потерял ее в России. Или же у него больше не было повода играть мелодии песен?

Зимняя битва в России близка к завершению… Как только погода и условия местности создадут благоприятные предпосылки, то германское командование и войска вновь возьмут инициативу в свои руки и докажут свое превосходство, чтобы навязать противнику свою волю… Поэтому необходимо вначале объединить все имеющиеся в наличии силы для ключевых операций на южном участке фронта с целью уничтожения врага в прибережной полосе Дона, а затем захватить нефтяные промыслы в районе Кавказа и овладеть самим Кавказом.

Директива фюрера № 41 от 05.04.1942 года

На пограничной станции Просткен наблюдалась все та же самая процедура: одни поезда прибывали, другие отъезжали. Дети пели солдатам песни, представительницы «Молодежного женского немецкого союза» раздавали продовольственные пакеты от имени фюрера. Дезинсекция больше не проводилась. Солдаты рассуждали по этому поводу:

— Когда мы сюда вновь вернемся, то уже наступит мир. После этого придется пройти последнюю дезинсекцию, а затем будет полный порядок.

Роберт Розен ехал в веселом настроении. Едва они пересекли границу, как он тут же начал раздумывать над тем, когда ему следует ожидать очередного отпуска. Сентябрь, по его мнению, был бы для этого хорошим временем. За Белостоком он написал Эрике первые строчки:

Россия весною. Из окна поезда я вижу стариков, которые пашут на своих полях. Они запрягли коров, так как в лошадях имеется большой недостаток. Колхозные участки земли стоят необработанные и за лето целиком зарастут сорняком. Нет людей, которые должны были бы заботиться об этом. Тем, кто наверху, следовало бы вернуть в Россию несколько тысяч пленных, чтобы те привели в порядок колхозные угодья.

На рассвете поезд прибыл в Минск. Там они вновь наткнулись на госпитальный вагон, который прицепили к их поезду. Медсестры повзрослели на две недели и выглядели соответственно. Пленных, которые следовали в качестве живого щита на открытой платформе впереди паровоза, сменили. Скорее всего, те, что были в первой партии, погибли при подрывах эшелонов или замерзли насмерть от пронизывающего холодного ветра во время движения. Ну, да у них таких живых щитов было более, чем достаточно.

На соседнем железнодорожном пути минского вокзала стоял поезд, битком набитый людьми, Он состоял из товарных и пассажирских вагонов. Когда Роберт Розен рассмотрел вблизи людей, находившихся за окнами вагонов, то увидел, что у них были звезды. Он посчитал каким-то странным стечением обстоятельств то, что на вокзале в Минске встретились поезд с евреями и эшелон с отпускниками. Куда те едут? Люди в тех вагонах в окна не смотрели. Они были заняты разговорами, некоторые читали и кивали при этом головами, как будто следовали в такт какой-то мелодии. Лишь двое детишек прижали свои носы к стеклу и уставились на солдат, которые медленно проезжали мимо, отделенные от них двойными стеклами и расстоянием чуть менее трех метров. Внезапно появилась детская ручонка, которая стала водить по стеклу и дружески махать. Вдруг кто-то схватил ребенка за маленькое запястье и оторвал от стекла. Но к тому времени они уже разминулись. Последний вагон проехал мимо, открыв вид на зеленеющие деревья и серые дома у железнодорожной насыпи.

Кто-то рассказывал о том, что в Минске для немецких евреев устроено особое гетто. 23 000 евреев ехали в Минск вместе с эшелонами отпускников. Через два с половиной месяца, после того, как Роберт Розен увидел столь большое количество людей со звездами, обычные и особые гетто были ликвидированы. Поскольку Одесса уже находилась в руках немцев, то их, как говорили, отправили туда для того, чтобы раз и навсегда перевезти по Черному морю в Страну Обетованную.

В Минске Роберта Розена догнало известие, что его часть переведена с центрального на южный участок фронта. Ему пришлось покинуть свой поезд и отправиться дальше в южном направлении, но не в Одессу, а в крупный промышленный город Днепропетровск.

67
{"b":"156425","o":1}