Появилось мать Эрики, сделав вид, что его появление явилось для нее сюрпризом:

— Ах, милый Роберт пришел!

Она пригласила его войти. С ее стороны был тот же оценивающий взгляд, проверяющий, все ли в порядке с ее будущим зятем. Об Эрике пока не было сказано ни слова.

Его пригласили сесть на почетное место под серебряным распятием Христа. На столике лежала стопка религиозных газет под названием «К небесам», которые были отпечатаны в Констанце у прекрасного Боденского озера.

Мать Эрики спросила о погоде и о том, как он добирался до дома. Вместо «Пилкаллера» было предложено выпить вишневого сока.

Он сказал, что пришел поздороваться с Эрикой. И хотел бы пригласить ее перекусить в местный трактир, разумеется, вместе с ее матерью, потому как нужно кое-что обсудить в связи с предстоящими праздниками.

В этот момент открылась дверь, ведущая в маленькую комнату. На пороге стояла Эрика в белом летнем платье. Волосы ее стали еще более рыжими в сравнении с теми, какие он помнил, лишь веснушки несколько поблекли за темные зимние месяцы. Ее мать занималась тем, что аккуратно складывала стопки номеров газеты «К небесам»; она не хотела показывать, что ей интересно, как они будут здороваться друг с другом. Хотя, пожалуй, она опасалась того, что ее дочь не сможет сдержать своих чувств и бросится на шею молодому солдату. Но этого не произошло. Эрика протянула ему руку и готова была даже присесть перед ним, сделав книксен.

— Мы должны зайти к вам, нужно о многом поговорить, — сказала ее мать.

Но затем она вознеслась до самых высот своего великодушия:

— Идите первыми, мне нужно кое-что еще сделать.

Между маленьким домом и постройками Розенов едва ли была сотня метров, но шли они их, казалось, вечность. Вечер бросал первые свои тени, белое платье Эрики излучало свет. Ему казалось, что оно освещало всю деревню. Они не касались друг друга, лишь тихо шли рядом и прислушивались к вечерним шорохам. Когда огромная рыба плеснула в воде, Эрика кинула взгляд на него, он посмотрел на нее, и оба засмеялись. В молчании прошли они сто метров, без слов прекрасно понимая друг друга.

Дорхен позаботилась о том, чтобы молодая пара села рядом, под столом они касались друг друга коленями.

Герхард после того, как поставил лошадей в стойло, привел с собой к столу маленького француза.

— Кристоф хотел бы взглянуть на настоящего солдата, воюющего в России, — сказал он.

Роберт Розен упомянул о французском легионе, который сейчас воевал в России бок о бок с немцами.

У Кристофа, казалось, было мало охоты менять комфортную жизнь в крестьянском хозяйстве Розенов на геройские деяния в России. В составе Великой армии, которая в 1812 году шла на Москву, имелись двадцать различных наций, в том числе много немцев.

— А сейчас выходит так, что французы поддерживают немцев в их походе на Москву. — Такое мнение высказал дедушка Вильгельм.

— Ну, авось не повторится того, что случилось тогда с этим диким Наполеоном, — заметила матушка Берта.

Это были последние слова, сказанные в тот вечер о России, после чего все принялись поглощать куриный суп, фрикадельки и кислую капусту. Затем ели холодное мясо с польскими огурчиками, к ним добавились свежеиспеченный хлеб и колбаса всевозможных сортов. И, наконец, когда уже ничего больше не лезло в рот, последовали пироги с маком. На стол в третий раз был подан «Пилкаллер», теперь уже и для Герхарда с Кристофом. Женская часть общества угощалась «Данцигской золотой водой». [52]Киндерхофское пиво осталось про запас для солдата, вернувшегося с фронта. Остальным были предложены чай, малиновый сок и парное молоко из своего коровника, а когда на столе больше уже не было свободного места, появилась Дорхен со сковородкой, доверху наполненной яичницей-болтуньей. Предназначенные на десерт кисло-сладкие тыквенные семечки она поставила на подоконник.

— Мы живем, как в прежние времена, — уверяла матушка Берта. — Всего достаточно, единственное, чего не хватает, так это настоящего мира.

Герхард выгреб из-под дивана винтовку и стал рассматривать ее со знанием дела. Его вопрос, сколько человек брат застрелил насмерть, остался без ответа. Роберт Розен украдкой бросал взгляд на серебряную сережку, которая была прикреплена к мочке левого уха Эрики, и неожиданно увидел черный нашейный крестик, висевший на цепочке. Ее пальцы были пухлыми и теплыми, и даже на тыльной стороне кисти руки он обнаружил веснушки.

Герхард покопался в кармане брюк и выложил на стол перед Эрикой внушительный кусок янтаря.

— Это мой свадебный подарок, — сказал он. — Я нашел его, когда пахал за озером. Кристоф сделает из него чудесную брошь, он в этом деле мастер.

По знаку матери Герхард, ухмыльнувшись, вылез из-за стола, маленький француз тихо проследовал за ним, не преминув по пути прихватить остывшую куриную ножку. Дорхен отослали на кухню мыть посуду. Дедушка Вильгельм удобно расположился в своем кресле, так как сейчас начинались уже чисто женские истории. Он зажег трубку и стал тихо напевать старые песенки, а когда на улице вдруг пошел сильный дождь, ему пришло на ум народное поверье:

— Знаешь что, Роберчик! — крикнул он ему. — Все это, ну, эту войну, он затеял перед днем Йоханнеса. Вскоре вновь придет Йоханнес, а конца всему этому так и не видно.

Они продолжали сидеть за столом: молодая пара в центре, матушка Берта со стороны Эрики, а матушка Луиза рядом со своим будущим зятем. Так они будут сидеть затем и в церкви на лавке, а потом и за свадебным столом. Они обсуждали то, что необходимо было обговорить. Свадьба была назначена на субботу в 11 часов утра. Священник Браун и господин Пёнтек из администрации были в курсе их вопроса. Все необходимые бумаги были уже подготовлены. День 9 мая мог бы стать прекрасной датой, возможно, и солнышко бы выглянуло. Роберт Розен все еще не мог решить, идти ли ему к алтарю в серой военной форме или все же лучше в черном костюме его отца, который уже многие годы пылился в шкафу. Сестра Ингеборг приедет со своими детьми, и, может быть, дядя с тетей из Шиппенбайля. У Эрики было совсем мало родственников, одна лишь тетка, да и та жила так далеко на территории рейха, что не могла отважиться на поездку в Восточную Пруссию, которая представлялась ей Сибирью. Большого праздника решили не устраивать, все-таки шла война, но все должно было быть так, как полагалось в таких случаях. Что касалось крепких напитков, то все давно уже сделали припасы за счет сбереженных талонов на алкоголь. Мать Эрики предложила к тому же оплетенную бутылку смородинового вина, оставшуюся с прошлого года.

Поскольку это была солдатская свадьба, то господин фон Болькау выделил для поездки в церковь господскую пролетку с кучером Боровским в ливрее. Для остальных гостей Розены предусмотрели прогулку на дребезжащих повозках. Герхард и Кристоф должны будут выполнять роль кучеров. Во второй половине дня старый Захариас станет играть на своем музыкальном инструменте. Цыган с кларнетом, которого все называли черным Мубара, так и не откликнулся на приглашение.

После того, как все было обговорено, матушка Берта поднялась из-за стола и пригласила присутствовавших подняться на чердак. Там имелась мансардная комнатка, откуда открывался прекрасный вид. Это была каморка на крайний случай, когда приезжали гости. В центре находилась широкая кровать, на которую было постелено покрывало с бахромой. В головах лежали две подушки, украшенные вышитыми цветами, на стенах висели толстощекие ангелочки, под этими картинками были прикреплены благочестивые изречения, не требовавшие дополнительного разъяснения. Здесь молодая пара должна была провести брачную ночь и жить вместе до тех пор, пока новобрачному вновь не придется идти на войну. Эрике было очень неудобно стоять в присутствии своей матери у постели, которая им предназначалась. Она подошла к чердачному окну, бросила взгляд на озеро в ночную тьму, которая наплывала с востока и окутывала деревню. На столике лежал Новый завет в переводе доктора Мартина Лютера. Дорхен собрала на опушке леса букет первоцвета и поставила на подоконник.