Боб.
Клянусь богом, сэр...
Петерсон-.
Клянетесь? Тогда вы тоже как будто бы клялись. Кто после этого поверит вам? Кстати, вы в данную минуту на службе?
Боб.
Нет, сэр. Я дежурил вчера.
Петерсон.
Жаль. Я бы вас сразу отправил на гауптвахту. Ступайте проспитесь, сержант!
Боб.
Сэр, с вами говорит американский солдат! К чертовой матери, я не потому воевал за демократию, чтобы теперь первая встречная тыловая крыса плевала мне в морду!
Петерсон.
О-о! Вот до чего мы дожили с вами, сержант Боб Фобер!.. Бактерии начинают действовать. Ваше оружие, сержант!
Боб быстро отстегивает кобуру с револьвером и через всю сцену бросает его на стол.
Том!
Входит Том.
Вы арестованы, сержант!
(Тому.)
Пусть дежурный отведет его на гауптвахту!
(Бобу.)
Там у вас будет время немного глубже подумать о том, что такое наша демократия.
Боб.
Боюсь, что я тогда прокляну ее вместе с вами!..
Петерсон.
Молчать! Смирно! Налево, кругом! Шагом марш!..
Боб стоит секунду спиной к Петерсону, потом быстро уходит. Том идет за ним. Петерсон явно взволнован. Он хочет - куда-то звонить. Но тут же кладет трубку. Подумав, он подходит к дверям и широко распахивает их.
Макаров!
Том. снимите с него наручники.
Том снимает наручники и уходит.
Садитесь, Макаров!
Андрей не трогается с места.
Я вас просил сесть.
Андрей.
Слишком много чести, сэр.
Петерсон.
Что ж, ваша воля.
(Подходит к елке и долго покачивает серебряного ангелочка.)
Послезавтра в десять часов утра вас будет судить военный трибунал.
Андрей.
Мне уже сказали.
Петерсон.
Через двадцать четыре часа приговор будет приведен в исполнение.
Свидетели уже сказали свое слово, и их больше не будут слушать. Вся процедура будет сокращена до минимума. У вас только один выход: чистосердечно заявить: «Да, это я убил». Почему же вы молчите?
Андрей.
Я уже сказал, и не только я. .
Петерсон.
Ах, вы об этой девушке из газеты? Не советую вам рассчитывать на ее помощь. Вы в наших руках, Макаров.
Андрей.
Это я знаю, сэр... Только одного я не знаю: зачем вы вызвали меня?
Петерсон.
Во всяком случае не для того, чтобы попрощаться с вами. Я хочу дать вам, Макаров, еще один шанс.
Андрей.
Я слушаю.
Петерсон.
Мне известно, что вы занимались здесь агитацией за возвращение перемещенных лиц на родину и что вы предприняли по этому поводу ряд конкретных мер.
Андрей
(подняв голову.)
Ах, вот что!..
Петерсон.
Я также знаю, что вы за нашей спиной составили список желающих вернуться и собрали какое-то количество подписей. Это так?
Андрей.
Я не знаю закона, который запрещал бы делать это, сэр.
Петерсон.
Кроме писаных, есть еще неписаные законы, мой дорогой Макаров. Опираясь на эти неписаные законы, я могу раздавить вас, как червяка.
Пущенный рукой Петерсона серебряный ангелочек затанцевал на елке. Петерсон подходит к столу и прячет в ящик револьвер Боба.
Андрей.
Я уже убедился в этом, сэр.
Петерсон.
Тем лучше. Итак, можем сыграть с вами в открытые карты. Куда вы дели этот список, Макаров?
Андрей.
Список?! Значит, не нашли, не нашли...
Петерсон.
Что вы хотите этим сказать?
Андрей.
Я хочу сказать, что вы не нашли его, напрасно только убили Анну.
Петерсон.
Макаров!.. Я вам не советую перетягивать струну. Она и так уже натянута вами до отказа. Еще раз спрашиваю: где список?
Пауза.
Я вас последний раз спрашиваю.
Макаров.
Он в Мюнхене.
Петерсон
(ударив кулаком по столу).
Врете!
Андрей.
Я... отправил его в советскую миссию.
Петерсон.
Каким путем? Когда?
Андрей.
За несколько часов до смерти Анны.
Петерсон.
Проклятие!.. Если это правда, Макаров, то я не дал бы и ломаного цента за вашу жизнь.
Андрей.
А я
вас и не прошу. Теперь я знаю по крайней мере, за что гибну.
Петерсон
(смотрит на Андрея, точно впервые в жизни видит его).
Интересно! За что же?
Андрей.
За то, за что погибла Анна, за то, за что под Севастополем погибла моя рота, за то, за что пошли на электрический стул Сакко и Ванцетти!
Петерсон.
Вы ошибаетесь, Макаров! Дело обстоит гораздо хуже. Вы пойдете на виселицу, но только... за грабеж и убийство перемещенки Анны Робчук.
Андрей.
Нет, майор! В это уже никто не поверит. Даже палач.
Петерсон.
Опять этот тон, Макаров! Макаров!! Завтра я пошлю вам местные газеты. В них вы прочтете подробные описания совершенного вами преступления. А вашего голоса никто не услышит. От вас отвернутся даже те, кто верил вам.
Андрей.
Говорите... отвернутся?
Петерсон.
Они уже отвернулись от вас, Андрей Макаров.
Том высунул голову из двери.
Кто там? Пусть подождет!
Голова Тома исчезла.
Подумайте, Макаров, вы не будете числиться ни в списках убитых, ни в списках пропавших без вести. Короткое время вы будете жить в памяти людей, как грабитель и убийца, а потом и об этом забудут. И тут и там — на вашей родине. Не суждена вам доля ни Сакко, ни Ванцетти, Андрей Макаров... За тех была пресса, литература, массы, вы же будете один как перст, за это я вам ручаюсь. Одиноко сойдете в могилу и только позор оставите после себя.
Андрей
(провел кулаком по лбу).
Только позор...
Петерсон.
Я вам напомнил о вашем последнем шансе. Я могу использовать кое-какие... так сказать... пробелы в обвинительном материале и приостановить дело. Но у меня должна быть гарантия, что в будущем не придется больше возиться с вами, Макаров. И помните, это ваш последний шанс.
Андрей.
Говорите, сэр!..
Петерсон.
Я немногого от вас потребую. Напишите коротенькое заявление в лагерную газету: «Я, такой-то... опровергаю слухи, будто бы я пытался вернуться в СССР и подбивал к этому других перемещенцев. Я противник коммунизма и как таковой осуждаю политику, проводимую нынешними правителями моей родины». Все!
Андрей.
Пусть будет по вашей воле, сэр.
Петерсон.
Значит, подпишете?
Андрей
(покачал отрицательно головой).
Вы меня не так поняли, сэр. Пусть лучше я по вашей воле умру! Мне будет легче с позором умереть, чем с позором жить.
Петерсон.
Это ваше последнее слово?
Андрей.
Последнее, сэр!
Петерсон.
Слушайте, вы! Кто вас этому научил. Черт бы вас побрал, живем только раз!!
Андрей.
Я знаю.
Петерсон.
Ну, ну!
Андрей.
И именно потому, что у нас только одна-единственная жизнь, ее надо прожить по-человечески. И так же умереть.
Петерсон.
Наконец, я вас раскусил, Макаров. Теперь я знаю, почему так тяжело бороться со всеми вами. Теперь я знаю, почему Гитлер проиграл кампанию на Востоке.
