Анна

(пристально смотрит на Норму).

Этот вечер для нас также невеселый и был бы еще печальнее, если бы не вмешатель­ство одной американки...

(Улыбнулась.)

Очень похожей на вас, мисс. Сержанта Фобера справедливо прозвали «Медвежьей лапой».

Норма.

Ах, вы об этом... Боюсь, что я оказала вам мед­вежью услугу; он, видимо, из тех, которые умеют помнить и мстить.

Анна.

Есть хуже его, мисс.

Норма.

Я вас понимаю. Действительно, он только сержант. Как же все это отвратительно! И, главное, зачем, ради кого и чего все это творится?..

Анна.

Не знаю. За последние годы я разучилась думать. Вы вспомнили про упырей,— может, для них это и делается. Про упырей мне рассказывала еще бабушка. Я думала, что это только сказки. Но в тысяча девятьсот сорок первом году я уви­дела их впервые. У них на шапках были мертвые головы. Они говорили, смеялись и пели, как живые люди, но от них несло могилой. Ваши не носят на фуражках мертвых голов, о нет! Одна­ко я их боюсь, как боялась тех. Мисс! Я не знала раньше, что такое страх, но вот прошло целых пять лет, как он днем и ночью, да, днем и ночью сжимает мое сердце. Я была одинокая и бес­помощная, теперь в мою жизнь вошел Андрей. Я надеялась, что мне будет легче. Но нет! До сих пор я боялась за себя, а теперь дрожу и за него. Он наш, он гордый, он севастопольский моряк, а они хотят сделать из него послушную охотничью собаку. Ни­когда этому не быть!..

Норма

(взяв ее руку).

Клянусь вам именем моей матери, честной американки, что я скажу миру всю правду и о вас, и о вашем Андрее, и о тысячах, десятках тысяч таких же несчастных, как вы. Я все скажу моей стране, скажу и то, что Европа не освобождена ни от нищеты, ни от страха, хотя за это, именно за это воевали наши солдаты. Я не политик, но я знаю, как трудно будет мне это сделать. Все же я верю, что не буду одинока, что найду друзей и здесь и по ту сторону океана...

(Бросается к нему.)

Эдвин!..

Бентли

(вытирая платком лоб).

Уф! Наконец-то я нашел тебя... Машина испортилась, и пришлось обойти полгорода.

Норма опустила голову и медленно вернулась на свое место. Анна с бу­магами перешла на другую сторону сцены.

Норма.

Я сочувствую тебе, Эдвин. Только не понимаю, зачем ты так старался?

Бентли.

Майор приглашает тебя на рождественский вечер.

За сценой прозвучала рождественская песня «Тихая ночь, святая ночь...»

Ее поют мужские и женские голоса. Короткая пауза.

Хорошо, Норма. Я больше не буду настаивать.

(Вздохнув.)

Хо­чешь, встречай праздник в этом скверном городишке.

Норма.

Спасибо, ты очень любезен. А не лучше ли было бы нам отпраздновать этот вечер вместе? Мы так давно не виделись.

Бентли.

Я понимаю. Тебе майор также успел опротиветь.

Норма.

Ах, не то, не то...

Бентли

(избегая взгляда Нормы).

Но сама знаешь: в преступном мире тоже есть свои правила приличия,— кстати, единственные правила, которые майор Петерсон почитает как святыню. (

Смотрит на часы.)

Итак...

Норма.

Погоди минутку. Я хочу спросить тебя: если бы я, Норма Фанси, дочь учительницы из небольшого американско­го города Нью-Блекгерст начала войну с твоим всесильным майором, ты поддержал бы меня?

Бентли.

Войну? Во имя чего?

Норма.

Ты прекрасно знаешь во имя чего.

Бентли.

Боюсь, что ты проиграла бы эту войну в первой же битве.

Норма.

Я не об этом тебя спрашиваю, Эдвин!

Бентли

(вытянувшись смирно).

Приказывай, Норма! Я на все готов.

Норма.

Это не романтическая поза?

Бентли.

Романтическая? Может быть. Поза? Ни в коем случае. Теперь все зависит от тебя, Норма. Если ты сумеешь воскресить бывшего Эдвина Бентли — хвала тебе!

Норма

(очень взволнованная, подходит к Анне и платит за пиво: потом пожимает ей руку).

Поверьте слову американки, мисс Робчук: мы — ваши друзья и останемся ими до конца, как были во время войны, потому что с вами — правда.

Анна.

Я верю вам.

Норма.

Что бы там ни было, что бы ни ожидало вас и... нас, мы будем с вами друзьями. Передайте эти слова вашему другу. Мери кристмас, мисс Робчук!

Анна.

Мери кристмас, мисс!

А вот и он!

Норма

(подходит к Андрею).

Мери кристмас, мистер Макаров!

(Подает ему руку.)

Вот вам моя рука.

На ее помощь вы можете рассчитывать всегда и везде. Будьте счастливы.

Андрей.

Будьте счастливы, хорошая девушка!

Андрей

(кивнув головой им вслед).

Отважная! Еще не обожгла крылышек.

Анна.

Андрей! Час назад приходил сюда Дуда, просил передать, чтоб ты не ночевал в лагере. Был обыск. Даже солому твоего матраца перетряхнули. Военная полиция арестовала Климюка и Бондаренко: говорят, у них нашлись старые советские газеты.

Андрей.

Ну что же! Это значит, нам надо спешить!

Анна.

Дуда считает, что они искали список.

Андрей.

Это так.

Анна.

Ты должен подумать о ночлеге, Андрей!

Андрей.

Я уже думал. Переночую у знакомого немца- антифашиста. Он работает шофером -у американцев. Обещал меня подкинуть на ближайшую железнодорожную станцию. Садиться на поезд здесь было бы неосторожно.

Анна.

Список все еще у тебя?

Андрей.

А как же!

Анна.

Тебя могут задержать на улице и обыскать, лучше оставь его до утра у меня, я его спрячу, а в случае чего сумею уничтожить. На рассвете сойдешь с машины на углу улицы, по­стучишь три раза ко мне в окно, я тихонько выйду к воротам и передам тебе бумаги.

Андрей.

И ты уверена, что тебя они сегодня оставят в покое?

Анна.

Я уже сказала тебе: они не найдут ничего, а на улице ты не успеешь уничтожить бумаги.

Андрей

(после короткого колебания достает конверт, кладет его на стол и прикрывает ладонью).

Спрячь поскорее!

А теперь прощай, Анна, мне далеко идти.

Анна.

Иди, милый!.. А обо мне не беспокойся, я сумею постоять за себя и за всех нас.

Андрей.

Берегись, Анна, особенно Белина. Этот гит­леровский бургомистр и надсмотрщик с завода Шайблера поче­му-то не идет у меня из головы.

Анна

(не спуская встревоженного взгляда с Андрея).

Те­перь он мне не страшен.

Пауза. Андрей, склонившись над стойкой, взял обеими руками ее голову, крепко поцеловал ее в губы, пожал руку и быстро направился к две­рям, где столкнулся

с

Белиным.

На этот раз Белин в черной кожаной куртке и в такой же шапке. Рождественская песня за стеной стихает.

Анна.

О!..

Белин.

Куда это вы так спешите, господин Макаров? Там дождь.

Андрей.

Ничего, не растаю. Пропустите!

Белин

(уступая дорогу).

Гляди, какой бесстрашный! За­был, что смелого волки съели.

Андрей.

Нет, не забыл! Но и вы не забывайте, Белин: от Анны руки прочь! Ищите счастья на другой улице и там гу­ляйте вволю, пока не пришел день, когда вас раздавят, как ти­фозную вошь...

(Уходит.)