Норма

(тихо Бентли).

У меня такое ощущение, Эдвин, как будто здесь... запахло кровью.

Бентли.

Кровью? Это, кажется, слишком сильно сказа­но. Тут просто стало душно, и не мешало бы выйти на свежий воздух.

(Направляется к дверям, но внезапно Норма воз­вращается.)

Норма

(Анне и Андрею).

Я буду помнить о вас. Я...

(бро­сив взгляд на Белина)

еще загляну к вам, друзья!

Анна

(взволнованно).

Непременно приходите, мисс!

Бентли и Норма уходят. Анна идет за стойку, поднимается по ступенькам и исчезает за дверью в кухне. Цупович и Белин не сводят глаз с Андрея, который подошел к музыкальному ящику, посмотрел и изо всех сил ударил по нему несколько раз кулаком.

Андрей.

Ну уж, скажу я вам, и музыкальный ящик у вас, фрау! Обрывает песню на полуслове.

Фрау Мильх.

Он уж давно так. Еще в тот

год,

как началась война

(вытирает платком глаза),

что-то в нем оборва­лось, и с тех пор только изредка дотягивает песню до конца.

Андрей.

А жаль! Хорошая песня. Мне еще ни разу не удалось дослушать ее до конца.

Белин.

И вряд ли удастся...

Андрей подходит к стойке и становится между Белиным и Цуповичем в такой же самой позе, как и они. Пауза.

Андрей.

Как это надо понимать?

Цупович.

Не дву-смыс-лен-но, насколько я знаю своего друга.

Пауза. Андрей медленно достает из кармана куртки кастильский кинжал и пробует его острие.

Андрей

(показывая кинжал Белину).

Неплохая сталь.

Белин

(берет кинжал).

Двести марок оккупационных!

(Протягивает кинжал Цупович у, который рассматривает его и рассекает им несколько раз воздух.)

Цупович.

Вы недооцениваете этой штучки, господин Белин, ею можно заработать значительно больше.

(Колет воображаемого человека и распарывает его сверху вниз.)

Фрау Мильх

(со страхом).

Господин! Перестаньте размахивать ножом в моем заведении! Я и без того боюсь!

Цупович.

Ха-ха!

(Перебрасывает кинжал, Андрей ловит его на лету и прячет в карман.)

А вы? Не боитесь?

Андрей

(почесав подбородок).

Мы — нет!

(Повернулся грудью к стойке.)

Белин

(нахмурив брови).

Вы, кажется, изволили ска­зать «мы».

Цупович

(скандируя).

Не «кажется», а так и сказал.

Белин

(откусил и выплюнул кончик сигары: пытается казаться спокойным).

А много вас?

Цупович

(достает из кармана золотую зажигалку и зажигает сигару Белина).

В худшем случае двое.

(Играет зажигалкой.)

Андрей

(через плечо смотрит на руку Цуповича).

Хо­рошенькая штучка и почти новая. Видно, недолго ею пользо­вался покойник.

Цупович.

Покойник?

Андрей.

Ну, один из многих, отправленных вами и гестапо в лоно Авраама.

Цупович

(скрестив руки на груди).

Вы очень наблюда­тельны, молодой человек. Если желаете, то можете поделиться вашей наблюдательностью даже с майором Петерсоном. Только предупреждаю вас: на него это не произведет ни малейшего впечатления. Война, видите ли, давно кончилась.

Белин

(жует сигару).

А лоно Авраама достаточно об­ширно, чтоб в нем нашлось место еще кое-кому...

Цупович. ...как

в этом убедились уже некоторые

(зажи­гает сигару)...

горячие головы.

(Пускает вверх кольца дыма, говорит спокойно, размеренно.)

Им захотелось вдруг родины, не считаясь с тем, что интересы этой родины, да и не только ее одной, требовали их пребывания на Западе впредь до новой войны. Если бы это касалось только их лично,— черт с ними! Но всем известно, что ностальгия — это заразная болезнь тоски по родине, а они стали распространителями этой болез­ни. Один из них отважился даже составить список желающих вернуться домой. Как-то утречком он выехал на велосипеде в Мюнхен, чтоб передать список большевистской репатриационной комиссии. Через два часа на автостраде были найдены бренные останки неосторожного велосипедиста и раздавлен­ный колесами неизвестного «студебеккера» велосипед марки «Штаер».

Белин

(смотрит в пространство).

Можно и без «студе­беккера».

Цупович. Есть еще один выход.

(Разглядывает кольцо на своей руке.)

Опомниться и, пока не поздно, откровенно по­говорить с заместителем председателя «Комитета Националь­ного действия» и заместителем коменданта лагеря

(положив руку на грудь)

— в лице сотника Цуповича. Тогда и волк будет сыт и овца неголодна.

Андрей быстро поворачивается лицом к Цуповичу, потом смотрит на часы, поднимает воротник куртки и не спеша выходит на улицу.

Цупович. Рас-пе-ту-шил-ся...

Белин.

Он ночует в лагере?

Цупович. Иногда да, иногда нет.

(Смеется беззвучным смешком, не спуская глаз с Белина.)

Вы и сами могли бы убедиться в этом, если бы чаще приходили в лагерь и больше интересовались комитетскими делами. В свое время, работая бургомистром в Белоруссии, вы были более дисциплини­рованным.

Белин

(не слушая).

Говорите, иногда да...

Цупович.

А иногда нет.

В

дверях в глубине сцены появляется Анна. На ней белый на­крахмаленный фартучек. Заметив Белина и Цуповича,— она останав­ливается.

Белин.

Вы думаете, что он...

Цупович.

Я не только думаю,— я уверен в этом.

Белин.

Смотрите, если, паче чаяния, это будет ложью, то

(смотрит в пространство)

... я вас также убью.

(Крестится.)

Бог мне свидетель.

Цупович

(боязливо отступив).

С ума сошел! Совсем с ума сошел!.. Отелло!

Белин.

Что надо делать?

Цупович.

До вечера — ничего. Список, кажется, у Ма­карова. Думаю, что ни на первый, ни на второй день рождества его никто не повезет в Мюнхен. Надо мобилизовать наших молодчиков, и вы своих подтяните. А не то может произойти грандиозный дипломатический скандал. А между нами гово­ря, наши всесильные янки

(на ухо Белину)

полны ми-сти-ческого страха перед Москвой. И в таких случаях предпочи­тают действовать «шито-крыто». Поэтому без глупостей! Я сегодня же буду у Петерсона. У него есть своя агентура и свои капризы.

(Заметив Анну.)

Тише! Ну, я иду.

(Подходит к ве­шалке, надевает старомодное пальто, шею закутывает шар­фом.)

А вы?

Белин. Я останусь еще на несколько минут.

Цупович

(подходит к Белину).

Господин Белин! Не давайте преждевременно воли вашим нервам, а тем более — рукам. Помните слова великого Шиллера

(кивнув головой в сторону Анны):

«Уважайте женщин! Ибо они вплетают небесные розы в земную жизнь». (

Снимая шляпу, к фрау Мильх.)

Гутен таг, гнедиге фрау! Их хабе ди эрэ!

(Уходит.)

Анна

(заметно взволнованная, моет кружки).

Восемна­дцать, девятнадцать, двадцать! А где же еще пять маленьких кружек, фрау?

Фрау Мильх.

Я их отнесла в кухню для гостей на рождество.

Анна.

Кого же вы пригласили?

Фрау Мильх.

Таких же, как и я,— одиноких, всеми покинутых, забытых.

(Укоризненно смотрит на Белина.)

Будет вдова начальника пожарной команды, фрау Ферзе, тайный советник на пенсии герр Прокоппи...