Мы намеренно шли пешком, хоть и могли построить плот — вода быстро унесет нас, но возвращаться придется своими ногами, и рассчитать время возвращения будет сложно. Но в самом начале августа мы вышли к широкой галечной осыпи — пляжу на берегу реки. Русло делало крутой изгиб, и на большой площади, примерно двести на триста метров, мы обнаружили следы стоянок — колья от шалашей и кострища. Решили задержаться на день-два, осмотреть осыпь на предмет полезных ископаемых, подождать этих людей, и в любом случае отправляться, не торопясь, домой. Осыпь полезного не принесла, — сланцевая галька, шпаты и рыхлый песчаник. Мы почти решили возвращаться — на первый раз пройдено достаточно и маршрут нанесен на примитивный план местности, но произошла встреча с людьми, которая оправдала мои самые смелые надежды. На второй день, мы сидели у костра, обсуждая обратный маршрут. Семен увидел на дальнем краю небольшую группу людей, вооруженных примитивными луками и копьями. Мы быстро построили «черепаху» из щитов, люди неторопливо двинулись к нам, не выказывая особого опасения от встречи, не беря на изготовку оружия. В группе было шесть мужчин. Не доходя до нас около пятидесяти метров, старший из них, одетый в подобие меховых штанов широкого кроя — этакие мохнатые «бермуды» и безрукавку, тоже меховую, остановился, положил копье на землю, и вытянув руки ладонями вперед, сделал шаг через положенное копье, уселся на землю, скрестив ноги «по-восточному». Я синхронно повторил его движения, но подошел к нему ближе, на десяток метров, так же положил копье наземь, и тоже принял аналогичную позу. Контакт состоялся. Предстояло лишь найти язык для общения, но если идешь навстречу друг другу — встретишься обязательно, при обоюдном желании взаимопонимание неизбежно.
Мой визави поднял вверх руку, и из группы, пришедшей с ним, выскочил молодой совсем парнишка, с несколькими наконечниками копий из кремня в руках. Изделия отличались недюжинной красотой отделки — идеально отшлифованные лезвия, проработанные кромки, изящные листовидные лезвия. Пара была изготовлена из халцедона, остальные — кремнезем.
Потом на «прилавок» были выложены пары камней — огниво-кремень, снабженные оригинальными расшитыми мешочками для ношения. Действие, в расчете на суеверный ужас и восхищение с нашей стороны, было продемонстрировано сразу — глава торговой делегации несильно ударил камнем о камень, сноп искр запалил услужливо подставленный помощником пучок мха. Так же на шкуру выложили десяток кремневых наконечников для стрел — такой же великолепной, без преуменьшения сказать, выделки. Мужик уставился на меня с немым вопросом: «Давай, дядя, демонстрируй что приволок, или так, поглазеть на базар явился?» Я дал знак своим, и попросил аккуратно подать мне один из Костиных горшков. Только один. Небольшой литровый горшок из огнеупорной глины белого, покрытый глазурью, окрашенный яркой охрой с концентрическим орнаментом, оказался передо мной. «Ну вот. А я лампочки собрался изобретать,» — подумал я. Глаза торгового представителя вспыхнули не хуже светодиодов. Но он тут же успокоился, и пробурчал чего то своему помощнику. Тот выволок откуда-то такого же объема, но более грубое изделие, закопченный со всех сторон девайс, исполненный в корзиночной технике — видна была обмазка прутьев. Мол: «У нас то же такое в наличии, не особо то и надо!» Я ухмыльнулся. Велел набрать в нашу посуду воды. Помахав рукой «представителю», что бы подошел поближе, поставил наш горшок на огонь. Вуаля — через пять минут вода кипела, горшок видимых изменений не претерпевал. Следом за водой в горшок отправился кусок мяса, и соль. К соли мужчина отнесся с любопытством — белый порошок за исключением запаха (я убедился, что люди каменного века не в пример нам лучше обоняют запахи) ничего ему не напоминал. Я взял на ладонь немного соли, лизнул палец, и опустил его в соль. Налипшую соль слизнул. Знаком предложил проделать то же и мужику. Он, видя, что я не корчусь в муках, сделал то же самое. Попробовал. Побежал к своим, что то бурно забормотал, и стал совещаться с ними, активно жестикулируя. Мы ждали результатов. Оказалось, племя соль знало. Но очищать добываемую в солонцах неподалеку от стойбища соль не умело, пищу солили соленой землей из солонца, и золой. Наш суперпродукт, естественно, произвел фурор. Я насыпал мужику на ладонь немного соли, он вприпрыжку побежал угощать сотоварищей. Кстати, язык пришельцев казался мне очень знакомым. Общие корни слов проскакивали в речи тут и там. Разве что этот язык был гораздо более примитивным, состоящим в основном из корней существительных, действие — глаголы обозначались жестикуляцией. Группа в порядке иерархии по очереди попробовала деликатес, и долг платежом красен — предложила нам изрядный кусок вяленного мяса. Мы из вежливости отщипнули по куску и изобразили удовольствие. Жестами и словами нам предложили обменять соль в объеме нашего горшка, на вложенный ими ассортимент. Столько соли у нас не было — нам еще домой надо было идти, запас карман не тянет, а «ассортимент» первобытного магазина особой нужды в нем не вызывал — разве что в музей, на витрину верхнего палеолита…
Но ближайший музей в этом районе откроется через четырнадцать-пятнадцать тысяч лет… Для установления товарищеских отношений я предложил отдать им половину предложенного нам, за маленький полулитровый горшочек, наполненный солью, естественно. Аборигены согласились, торг состоялся. Дальше можно было устраивать большой потлач [13]в честь удачного бизнеса — песни, пляски, сауна с голыми тетками, контакт налажен, можно отдыхать. Я понял, что традиция «отметить сделку» имеет ну ооооо-чень глубокие корни. Повеселевшие первобытные, уже не опасаясь нас, разложили свой костер, видимо, на месте прошлой стоянки, стали готовить на костре свои немудреные блюда. Потом последовало предложение «сдвинуть столики», то есть объединить трапезу, мы согласились — нужно было налаживать контакт и дальше. Как я и предполагал, галечник служил подобием первобытного рынка, и летом, в пору, когда легко передвигаться, что по земле, что по воде, когда богатая охота не заставляет думать о пропитании на каждый день, такие рейды для обмена своими изделиями совершают сюда все племена. Вождю (мой визави оказался именно главой рода) от сегодняшнего торга было необходимо обменять свои изделия на дубленые шкуры, пригодные, что бы изготавливать зимнюю обувь, и он ждал соседей — из племени охотников на мамонтов, которые эти шкуры добывали, умели дубить и выделывать. За свои наконечники он рассчитывал получить не меньше двух, а то и трех дубленых бизоньих шкур, пригодных для пошива подошв зимней обуви. На вопрос, чем шьют в племени, он гордо продемонстрировал костяные иголки, видимо запас для дополнительных торгов, и снисходительно предложил одну, так и быть, подарить дорогому другу, а сколько надо — поштучно обменять на мои горшки или соль, пол-литра за штуку, так и быть «только для вас, и только сейчас». «Магазин на диване» в исполнении кроманьонца. Небрежно продемонстрированная мной, и показанная в работе Леной медная иголка (из принесенных для обмена) сотворила с нашим волосатым другом натуральный культурологический шок. Игла пробовалась буквально на зуб, заправлялась нитью, прокалывала самую толстую шкуру на раз, и видно было, что вождь сражен наповал. Я понял — по прибытии домой в ласковые лапки супруги, та его зароет в самом дальнем углу пещеры, если он для любимой не принесет эту ВЕЩЬ. И скрыть ведь существование прибамбаса не удастся — сопя и вздыхая, на невиданное чудо из-за его плеча пялились соплеменники. Заложат, как пить дать, и авторитет вождя не поможет! Я подумал, была, не была, и велел принести зеркальце. Вождь, видевший свою физиономию доселе только в мутных водах луж и ручейков, вначале отпрянул, когда из круглого окошечка ему скорчила рожу отвратная морда, и отбросил его с сторону. Но потом, видимо, что-то поняв, схватил зеркало, поднес его к носу, и стал рассматривать, кривляясь и гримасничая. Мои ребята с трудом удерживали смех. Но я велел быть настороже — кто его знает, вдруг обладателей таких несметных богатств вместо обмена решат банально укокошить? Но к чести достойного вождя, он сумел преодолеть в себе жадность и явно нехотя вернул и зеркало, и иглу, всем своим видом показывая, что обменный фонд для приобретения таких немыслимых сокровищ у него маловат. Но я предвидел это, и реакция человека, оценивающего трезво свои силы и не идущего на поводу у алчности, мне понравилась. Показав, что это — подарок, в залог добрых отношений, я вернул и иглу, и зеркало, добавив от щедрот еще одну иголку. Мужик раздулся от гордости как рыба-еж, буквально добавив два-три размера, всем видом показывая соплеменникам — вот насколько крут ваш вожак, что ему за красивые глаза дарят такие вещи. Но мой план был поистине иезуитским. В ходе беседы с вождем, я постарался выяснить у него, а не желает ли его светлость, что бы его племя стало в регионе не только нашим эксклюзивным, так сказать, дилером подобного товара, но и само научилось производить оные, как и многие другие полезные вещички. Дядька призадумался, и сообщил, что оно бы и неплохо, но как такое осуществить себе он представляет слабо. Я предложил направить к нам на обучение молодых охотников и девушек, что бы вернувшись, они передали полученные знания племени Кремня (так я перевел для себя название общины). Он призадумался. Умения — оно, конечно, хорошо, но лишать племя защиты в лице молодых охотников — не есть гут, прямо таки и читалось на его лице. Потом он спросил меня, а молодые девки и совсем молодые пацаны-ребятишки подойдут? Выживут или нет дети от четырех до семи до возраста, когда они смогут охотиться, работать с камнем и приносить реальную пользу племени — еще неясно, а с девицами и так в племени перебор, от некоторых лишних женщин — корми их, да еще слушай попреки — он и сам бы с удовольствием избавился. Вот если бы уважаемый вождь Род (это я если не поняли, г-н Родин Д. С. собственной персоной) дал бы ему за каждую их передаваемых на обучение по зеркалу, игле и горшку, за мальцов — в двойном размере, то сделка, быть может, и состоялась бы к обоюдному удовольствию. А уж по завершению обучения — конечно, залог вернут, если люди вернутся в племя. Даже доплатят. Наконечниками для копий, например. Если совет племени скажет. А пока учатся — пусть будут членами уважаемого союзного племени, приносят ему пользу — если смогут. На том и порешили. Хитрость вождя мне была видна как на ладони — вернутся отданные или нет, бабка надвое сказала, а вот вещи — штука реальная, а к моменту возврата — или ишак сдохнет, или падишах… Ну, или вещички пропадут на крайний случай. Двое человек ушли исполнять волю вождя — привести пять девушек и троих ребятишек пяти лет, обещали вернуться через пять дней. На обратный путь к озеру Веры нам предложили — и мы не отказались, в проводники троих членов племени, для разведки дороги и установления наилучшего места для торга в будущем. Таскаться с тяжелеными тюками за триста верст на горбу до появления у нас тягловой силы я совершенно не собирался.
