Я вижу, что и остальные члены маленького первобытного племени совсем расслабились, их отпустило тревожное ожидание больших неприятностей связанных с нашим приходом. Мать девочки, первой подошедшей к нам, покрикивая на своих соплеменниц, отправила людей группками по два-три человека, видимо заниматься собирательством, а сама подошла к нам, видимо в ожидании распоряжений. Ирина и Лена сразу же попытались с ней наладить обмен информацией, пытаясь выяснить, кто они, и как дошли до жизни такой. Судя по ужимкам и прыжкам обоих сторон — у них это стало быстро получаться. Ну да. Женщины всегда поймут друг друга и без слов. Некоторое время спустя, она подходит ко мне, и вопросительно глядя на меня, ударяет по груди себя. Интересно, чего это ей? Спрашиваю:
— Мадам, вам чего?
— Мада… ва-чееее…. Мада, Мада! — она бежит к товаркам, показывает на себя — Мада!
Показывает на дочь — Лада!
Уморительная физиономия показывает — я тут самая обаятельная и привлекательная, короче — самая крутая, вот так. Меня и дочь назвали первыми и первыми приняли в новое племя. Ни больше и не меньше, и не смейте мне перечить.
Как мало человеку надо для счастья — всего лишь получить имя! Потом, познакомившись с племенем и, в общем несложными обычаями и верованиями этих людей, изучив так же несложный, в основном основанный на рабочих возгласах и жестах язык, мы узнали, что процесс получения ИМЕНИ — это для них нечто сакрально, наполненное высшего смысла. Имя дается старшим, главным, оно — слово, которого нет в обыденном языке, нечто неповторимое и присущее только этой ЛИЧНОСТИ и отличает его или ее от других. Если имя дано таким могучим вождем, победившим бывшего одним ударом, сильным настолько, что он не боится побежденного, оставив его в живых — это ПРИЗНАНИЕ, поднимающего поименованного в первобытной «табели о рангах» вверх.
Эта самая Мада, рассылает женщин по соседним кустам, и через некоторое время они возвращаются, кто-то принеся в руках. Все найденное женщинами, — какие то корни, клубни, пара лягушек, мелкие пестрые яйца, орехи и крупная ящерица, выкладывается передо мной — дели, мол, бвана! И был бы смех, и смеяться — грех, как говорится.
Антон Ким (вот маленький поганец) улавливает смысл ситуации мгновенно, и отодвинувшись от возможного подзатыльника (ну грешен я, иногда применяю непедагогичные методы воздействия для лучшей доходчивости), озвучивает, ее телодвижения и ворчание: «Смотрите», — она ведь точно сейчас скажет: «Господин назначил меня любимой женой!», — хохочет, и срываясь в сторону — все таки лучше быть подальше от рассерженного педагога, спрашивает:
— Эт что, Дмитрий Сергеевич, теперь Вы у нас самый главный обезьян на планете, в смысле, Виннету, вождь инчучунов?
— Ага, отвечаю ему, а ты — мой зам по всем вопросам общения с подданными, вон как лихо с Чакой общаешься, будешь директором колоний в Атлантиде, назовем тебя ЗорКим СоколАнтоном — что бы не терять связь с первым именем? Смеюсь и сам — представил себя во главе первобытной орды, в перьях, возглавляющим охоту на мамонта.
Тут к нашему смеху присоединяются и остальные ребята. Поглядев на наш смех, удивительно — к смеху, пусть и не понимая причины, но присоединяются первобытные! А что? Все более — менее сыты, опасностей нет, могучие пришельцы не только никого не убили, но и накормили — и жизнь хороша, и жить хорошо.
Так как запас продуктов весьма серьезно ополовинили, принимаю решение остановиться на серьезную стоянку, в ходе которой решить — что делать дальше, запастись продуктами. Охота может быть удачной — по дороге недалеко видели звериные тропы, ведущие к водопоям и солонцам, не может быть, что бы не было крупных копытных — нужно только осмотреться. Посылаю лучших охотников, верней, пока лишь лучших лучников — Костю Тормасова и Сережу Степина, практика и время покажут, какими они станут охотниками — опыту маловато, несколько уток — не в счет. Однако, влет валить из не самого лучшего лука на тридцать метров уток и гусей на озере, десять из десяти стрел класть в круг десяти же сантиметров величиной на пятьдесят, да при любом ветре — представляется мне неплохими задатками. Нынче же у них — наши последние шедевры из тиса со смешанной тетивой, так называемые английские луки. Ребята исчезают в траве и кустах вокруг поляны.
Пока охотники бродят окрест, мои спутники споро раскладывают костер. Верней, собирают в кучку дрова, бересту, и все, что надо для розжига. Достаю приспособление — лучок, несколько движений, из плашки появляется огонек, переходит на сложенные кусочки бересты и мох, занявшаяся растопка высыпается в растопку и дрова, — вуаля, пламя с хотой принимается за сухие ветки, весело поднимаясь к небу. Появление костра окончательно возносит нашу команду куда-то по рейтингу к небожителям, по крайней мере — в разряд высших посвященных шаманов. Женщины радостно бросаются к ближайшим зарослям, и волокут ветви, траву, быстро складывают их у своей пещеры. Старшая женщина, «Мада», неуверенно подходит к нам и просящим жестом протягивает ветку. Понимаю — просит огня для своих. Беру ветку, зажигаю, передаю ей — счастье Мады становится, видимо, безграничным, — ее не только назначили старшей, но и доверили огонь! Этакая Прометея. Племя, вначале не веря, что с ней поделятся огнем, видя произошедшее, разражается криками восторга — лихие времена миновали, они снова цари природы и могут на равных бороться с любыми напастями. У костра начинается бурная возня. Полученную обратно добычу женщины спешат слегка обжарить и съесть — кто знает, сколько еще впереди голодных дней, и не начнут ли отбирать неожиданные благодетели добычу, как это делал Чака до сих пор? Да и сам свергнутый «царь обезьян», как его дополнительно окрестил бойкий на язык Степин, прячется где-то рядом по кустам.
Эти люди огонь знали и хорошо умели им пользоваться… но — убегая от выдавливающих их к северу племен, они потеряли своих «знающих», одного от старости, другого — унес несчастный случай в лице бурого медведя, которого они потревожили после зимней лежки. Медведь забрал с собой еще двух мужчин, и хотя его в конце концов добили, но раненые охотники к концу дня скончались, и место вождя занял Чака.
Хотя, по правде сказать — какой он вождь, это понятие скорее присуще родо-племенной организации, а со смертью «знающих» эти люди быстро скатились к первобытному стаду, растеряв все достижения цивилизации. Скорее просто — старший самец. Очень быстро забыто ремесло изготовления из камня действительно надежных орудий, этим знанием тоже владел не каждый из стада. Чака был для племени никаким вождем — как охотник из не самых выдающихся, единственное, что он твердо знал и чему следовал — теперь лучший кусок ему, и сколько сможет, столько жрал, остальным — что останется. Добычи доставалось немного. Женщинам удавалось собирать совсем мало съедобных корней, изредка попадались земноводные и ящерицы. Крупных копытных загнать и забить у стада сил уже не хватало.
Погоня за нами была скорей актом отчаяния, чем серьезной агрессии. Чака полагал, что ему удастся испугать малочисленную группу, по виду ничем не вооруженную, завладеть поклажей — а вдруг там и съестное окажется, по крайней мере, — выгнать из перспективных охотничьих угодий, где была надежда найти мелкую — по силам племени добычу. О будущем Чака не задумывался, как и его соплеменники. Когда предводитель настигнутой им группы, вместо того, что бы убежать, издал рев, похожий на крик ужасного хищника с длинными зубами, живущего прайдами в лесостепных зонах к полудню, там, где они с племенем жили раньше, он решил — что для него и его стада все окончено. Зачем оружие тем, кто может призвать на помощь дух могучего убийцы? Практичные дамы удрали, а он приготовился умереть, как положено главе — в бою и с дубиной. Гирька кистеня поставила неожиданную точку в планах на героическую смерть, и отправила молодого вождя туда, откуда он недавно поднялся только благодаря половому признаку — вниз в иерархии, к самым младшим загонщикам.
Я замечаю своим ученикам:
