— Дмитрий Сергейч! А он того, не помер? Че с ним?

— Че с ним? Были бы мозги — было бы сотрясение. А так — у него как у танкиста — четырнадцать сантиметров лобовая броня, остальное затылочная кость. Отлежится, и снова будет готов к труду и обороне. Упаковывай его, братцы. Чувствую, что общаться с ним, по крайней мере, сначала, надо в упакованном виде.

Пацаны споро привязали существо к шесту, плотно примотав конечности к крепкому дереву. Раз уж ситуация так сложилась, то на холме решили сделать внеплановую остановку.

Разложив костер, мы бросили в котелок куски мяса оленя, добытого накануне, и стали обедать.

Как вдруг, Игорь подпрыгнул и заорал: «Ненавижу тебя, Чака! — Ненавижу тебя, Фасимба!» Все недоуменно уставились на парня.

— У тебя как с крышей? — озабоченно спросил Антон Ким, — может, кистенем подлатать, гвоздики подбить, как этому обезьяну Дмитрий Сергеевич мышление подправил?

— Да не, пацаны, вспомнил просто — у Гаррисона такой обмен приветствиями между вождями: «Ненавижу тебя, Чака! — Ненавижу тебя, Фасимба!», а потом — раз и по макушке! Так и наш вождь приветствиями с этим облизьяном обменялся! Тот думал, что криками обойдемся и разойдемся, а Дмитрий Сергеевич без слов — сразу к делу, раз — и лапти кверху!

Все рассмеялись — несмотря на серьезность ситуации, действительно было чем-то похоже на сценку, описанную в романе, верней на ее возможное продолжение.

— Ага, сейчас нашего Игорька заберут к себе прекрасные сборщицы креподжей, [10]возьмут в любовный плен! И будет он до скончания каменного века скакать вместе с ними на ветвях местных баобабов! — прикалывалась ребятня.

— Не, — сопротивлялся любитель фантастики, — у нас первый кандидат — Антоха Ким, ему сама Эльвира самую большую облизьяну обещала! Ведь так, Дмитрий Сергеич?

— Ну да, а тебе — всех остальных! О, гляньте ка — герой очнулся!

Наш пленник ворочался и втихаря пытался развязаться, но повязан был на совесть, а веревки были крепкими. Ну что, надо налаживать первый контакт. Я подошел к нему, и указав на себя, сказал: Вождь. Показал на пленника. После второй-третьей попытки он ответил, когда палец коснулся его груди: «Чака!»

Гомерических хохот, раздавшийся после этого заявления, можно было сравнить только с ржаньем табуна на выпасе. Отряд веселился вовсю, пора было срочно прекращать безобразие.

— Ну-ка, тихо! Ишь, разошлись как бабуины — я вас быстро отучу безобразия нарушать, приучу чистить сапоги с вечера и надевать с утра на чистую голову! Здесь вам не тут! Все, все, похохотали и хватит! А то будете у меня преподавать русский язык в неандертальской школе.

Пленник оказался понятливым. С помощью поощрительного метода — за усвоение фраз и слов давалась немного еды, удалось довольно быстро его научить паре десятков необходимых выражений и слов. Правда, с произношением глухих согласных было плоховато. Зато рычал здорово.

— Вот и говори, что они тупые были! — сказала Лена Матниязова.

— Хоть в школу отдавай — каких то пятнадцать лет и готовый профессор!

— Ну да, профессор — прогрессор, шкуры на костюм заменить — и в МГУ!

Чака (он так Чакой и остался, хотя настоящее его имя звучало по-русски как несложное всем известное ругательство, решили оставить, потому как назвался Чакой первый раз) тем временем попытался выяснить существенный для него вопрос о своей судьбе, а именно: его съедят сразу вслед за олениной, предварительно поджарив (показываем на себя, на костер, на мой рот и усиленное пережёвывание) — он понял что странное племя всю еду готовит на костре, хотя в походе можно было бы и обойтись без этого излишества, или может быть заменят его на двух женщин его племени, (женщины — показывает на Лену и Ирину) два — два пальца вверх, показывает жир на куске мяса оленя, раздвигает пальцы, у его женщин, много жира, они вкусные. Но его надо отпустить, он быстро — быстро сбегает, и приведет женщин сюда… если мало — приведет три, но у него самого мало женщин тогда останется, только маленькие дети, тогда их не прокормить — показывает полметра от земли, изображает детский плач, четыре пальца, движение — качает ребенка…

— Однако, великий мудрец Чака… протягивает задумчиво один из братишек… Жаль, не добил его Дмитрий Сергеевич, вот ведь падла — людоед… своих теток нам на харчи, лишь бы спастись самому…

— С точки зрения выживаемости племени он не мог предложить иного варианта, успокаиваю разгорячившегося парня. Это не потому, что он такой плохой, времена сейчас суровые стоят.

— Ага, не мы такие — жизнь такая, знаем, проходили… не мы такие, жизнь — такая, но — все равно противно.

Быстренько восстановив снятые для облегчения общения путы на блудливых ручонках Чаки (он и сам попытался развязаться, пока мы обсуждали и смеялись над «встречей на высшем уровне», но не преуспел, как было сказано), тронулись по следам сбежавших. Следы собрались в одну цепочку, и преследовать орду было несложно. Даже такие неважные, скажем прямо, следопыты, как мы, делали это с легкостью. След примерно через час быстрой ходьбы с Чакой на плечах привел к останцам [11]. Посреди нагромождения валунов была видна пещера, образованная навалившимися друг на друга обломками плитняка. Размер входа позволял протиснуться в него с некоторым трудом взрослому человеку. След вел во-внутрь. Наружу шла волна гм, аромата немытых тел и чего то загнивающего. Пленника скинули безо всякого почтения на щебень около входа. И решили посовещаться, что делать дальше.

— Думаю, что просить нашего пленного орла пригласить остальных членов коллеФтива на беседу — бесполезно, — проговорил Антон.

— Ну да, а лезть туда — ваще самоубийство, отоварят по кумполу, — и амба, поддержал его Игорек.

— Можно выкурить… как рой из улья… Раздумчиво произнес Сергей Степин.

— Ага, охотничек ты наш, пчеловод дипломированый! Счас, они оттуда роем вылетят, и куда ты их всех денешь? Мало — обжужжат матерно, а то еще и ужалят каменюкой по бестолковке. Ловить, а потом кормить? А потом эту ораву девать куда?

— Дмитрий Сергеевич, зачем мы сюда приперлись вообще? Треснули бы по балде этого героя каменного века, и пошли бы дальше, пока оклемался — мы уже десяток, а то и больше километров отмахали!

— Это верно. Отмахали бы, — согласился я. А потом, возвращаясь, пересекали бы район обитания небольшого, но недружественного племени, которое могло бы и решиться на повторное нападение, например, когда будем спать. И не факт, что оно было бы неудачным.

— То же правильно, — согласились ребята.

Из пещеры раздавался тихий вой. Я бы сказал даже — испуганное скуление.

— А давай попробуем выманить эту банду, предложил Антон.

— И как ты себе этот процесс представляешь?

— Че-ни будь положим у входа, учуют — вылезут, мы их накормим, ну и все будет о-кей, дружба-вачка, лямур-тужур! Витиевато высказался Антон (он вообще являлся весьма болтливой личностью, отличаясь в этом от близнеца).

— Я думаю, мы попробуем сделать так. Положим у входа не еду, а Чаку. Станем его кормить. Как он лопает — слышали сами. (звуки действительно были выдающиеся — урчание и чавканье разносились по округе — будь здоров!) думаю, почерк знаком и обитателям этого схрона — поймут, что родня лопает, захотят присоединится, ну а тут мы. Дальше — по обстоятельствам.

Чаке снова развязали руки, дали в них приличный мосол мяса, который даже не стали готовить на огне — неандерталец не отказывался и от сырья. Пленник, решивший, что даже перед смертью — если убьют, то не сейчас, есть смысл перекусить, на полный желудок помирать легче, впился в предложенную пищу. По поляне перед пещерой поплыли звуки доисторического пиршества — зубы пленного с хрустом разгрызали сухожилия, с шумом и хлюпаньем он высасывал костный мозг, — отрывался по полной программе. Ребята отвернулись — видно было, что этот «пикник на обочине» не вызывает приятных чувств ни у кого.