— Это не сова, — Джон усмехнулся. — Около пятидесяти ярдов. Скоро ждите еще гостей. Им не нравится, когда трогают их женщин… — Он уверенно оттеснил капитана от девушки, повернул лицом к себе и приставил нож к ее груди. — Вот как надо с нею обращаться, — объяснил он капитану. — Тебе нравится, милочка?

Солдаты снова рассмеялись. Капитан, для которого поведение Джона оказалось неожиданностью, решил не ссориться. Он был уверен, что смерть настигнет того, в чьих руках девушка.

— Как ты считаешь, сколько индейцев нападет на нас?

Джон озадаченно пожал плечами.

— Кто его знает, но лучше подготовиться к бою. Однако надеюсь, мы сможем избежать стычки. Посмотри на бусы у нее в волосах. Они означают, что эта девушка — принцесса. Пока я держу нож у ее груди, они не пойдут против вас. Она нужна им живой.

— Ох, — капитан вздохнул с облегчением. — Прекрасно. Значит, ждем?

— Да, и если понадобится, всю ночь. Спать будем по очереди.

— Кто сможет сейчас заснуть? — простонал юный солдатик.

Остальные дружно согласились с ним.

Джон громко расхохотался.

— Ты солдат или нет? Вы что, еще ни разу не были в бою?

— Мы слышали об этих дикарях, — мрачно сказал капитан. — Исчадия ада. Не боятся ни Бога, ни черта.

Джон кивнул, соглашаясь, но в душе у него кипела ярость. Они еще смеют упоминать о небесах и аде. Они, для кого было развлечением издеваться над бедной невинной девушкой.

— Когда подойдут индейцы, не стреляйте, — инструктировал он солдат. — Не двигайтесь, не то они подумают, что им угрожают. Им нужна невредимая девушка. Они заберут ее и уйдут. Но если вы убьете хотя бы одного, индейцы зажарят вас живьем.

— Они не уйдут, даже если она жива и невредима, — сказал капитан. — Они захотят наказать нас.

— За что? — Джон усмехнулся. — Индейцы во всем будут обвинять девушку. Ее изобьют так, что она на всю жизнь запомнит, что нельзя заигрывать с вами и попадать вам в руки. Так принято у дикарей.

— Накажут ее?

— Уж будьте уверены. Принцесса должна проводить время с другими женщинами… так они считают. Старуха проверит, девственница ли она. Если так, индейцы решат, что вы отнеслись к принцессе с уважением. Тем все и закончится.

Словно тяжесть свалилась с душ у солдат. Они продолжили попойку, хоть уже и без прежнего веселья и шуток. Капитан нервно мерил шагами поляну. Джон время от времени делал вид, что прижимается к девушке. Одновременно он советовал, как готовиться к нападению индейцев.

— Когда появится первый воин, стань рядом со мной, — серьезно говорил он капитану. — Индейцы не решатся стрелять в нас, опасаясь задеть принцессу. И ты спокойно вступишь с переговоры.

— Я хочу, чтобы переговоры провел ты, — возразил тот Джону.

— С удовольствием, — скромная улыбка озарила лицо Джона. — Когда все закончится, я бы выпил виски и поел горячего.

— Получишь все, что захочешь, — искренне пообещал бородатый командир. И вдруг воцарилось молчание.

Джон оглянулся. На поляне стоял Кахнаваки.

Его иссиня-черные волосы были туго стянуты на затылке, подчеркивая благородные черты лица, раскрашенного красной, черной и белой краской. Трудно сказать, действительно ли вождь был в ярости, или такое впечатление создавала боевая раскраска. Капитан торопливо подошел и встал рядом с Джоном. Глаза братьев встретились. Они понимали друг друга без слов.

— Отпусти ее, — холодно сказал Кахнаваки. — У меня много воинов. Многие из вас умрут, если ты не подчинишься.

— Я отпущу ее, только если ты уберешь своих людей, — ответил Джон.

— Нет! Я не торгуюсь с дьяволами.

— В таком случае… — Джон выпустил девушку из рук и схватил капитана, приставив к его горлу острый, как бритва, нож. — Только пошевелитесь, и я разрежу его на куски, — прорычал он солдатам.

Солдаты застыли от ужаса. Юная саскуэханнока растаяла в ночи. На поляну вышли индейцы в боевой раскраске. Их было намного больше, чем солдат.

— Прикажите своим людям сложить оружие, — велел Джон.

Трясясь от страха, капитан закричал:

— Делайте, как он говорит. Приказываю!

Солдаты мрачно смотрели на командира. Неужели он не понимает, что они будут защищать свою жизнь, даже если шансы на спасение невелики? Кахнаваки повторил приказ по-саскуэханнокски. Оружие с лязгом упало на землю, будто язык индейцев был родным языком английских солдат.

Джон обезоружил капитана, передал его в руки вождя. Кахнаваки сам должен решить, как поступить с англичанами. Джону хотелось воздать по заслугам этому сброду. Вождь бросил на него быстрый, благодарный взгляд, вышел на середину лагеря и стал отдавать своим воинам резкие команды.

Смертельно уставшая Шеннон бездумно расчесывала пальцами густые спутанные волосы и безуспешно пыталась представить маленького Черного Ножа. Крошечные кулачки; черные, как вороново крыло, волосы; темные, с золотистыми искорками, глаза… Какой чудный ребенок! Наверное, он уже мертв. Ей неизвестно, какое сегодня число, но она знала точно, что у саскузханноков уже потеряна последняя надежда на спасение. Если они еще не погибли, погибнут через день… неделю. Что сейчас, ночь или день? Гастон запер двери лаборатории. Маленькое, с красным стеклом, окно, занавешенное мешковиной, почти не пропускало света.

Бежали часы. Гастон с безумной жаждой знаний требовал все новых и новых сведений, чтобы прославить в веках свое имя. Он не верил Шеннон, впадал в дикую ярость, угрожал убить девушек и их семьи, если не узнает всей правды. И всякий раз ей удавалось успокоить его — названием новой планеты, подробностями о французской революции, рассказом о еще ненаписанной картине, золотой лихорадкой в Калифорнии… Не было сил думать, вспоминать. Шеннон боялась уснуть, тревожась за жизнь Мередит.

Когда Гастон приказывал ей спать, она дремала, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу половицы. Сейчас они снова «работали». Дуло мушкета прижато было к груди Мередит. Так француз гарантировал сотрудничество и безусловное подчинение путешественницы во времени. Он даже отвязал ее от стула, чтобы плохое кровообращение и перегрузки не подточили ей силы.

Не в первый раз Шеннон повторяла:

— Не понимаю, что ты хочешь. Не могу сосредоточиться, когда ты угрожаешь Мередит. Отпусти ее. Клянусь, все расскажу тебе.

— Сначала закончи карту. Она нам нужна, cherie. Не могу понять твою, как ее там, болтовню, потому что названия городов изменилось. Ты кончила рисовать Северную Америку?

— Да, но я не художник.

— Мне нужна информация, а не произведение искусства. Твои прекрасные ножки — единственное творение природы, которым желает любоваться твой покорный и скромный слуга. Продолжай рисовать карту. Постарайся, чтобы она была подробной.

— Европа почти не изменилась. Я говорю об очертаниях. Менялись только названия некоторых стран. Знаю не все страны в Африке и Южной Америке… Не помню расположение некоторых стран… Нарисовать Австралию несложно, если тебе достаточно столицы. — Она подумала о Филиппе и вздохнула печально. Сейчас он даже не существует, его нет, но он в ее сердце, и память о нем дает ей силы.

— Австралия? — для Гастона это было большой неожиданностью. — Ты хочешь сказать, что знаешь о Terra Austral is Incognita? [29]

Сердце Шеннон замерло от волнения. Она попыталась принять невозмутимый вид.

— Мой брат сейчас там. Его соблазнили сказки о мощеных золотом улицах и стройных, высоких женщинах с золотистыми глазами… — Сдержав зевоту, Шеннон спросила: — Нарисовать Австралию, Гастон?

Стало жутко от его мрачности, хриплого голоса.

— Остальные сомневались, Гастон — никогда. Я был уверен, что ее откроют! Она должна находиться именно в том месте… иначе Земля потеряла бы равновесие и сместилась с орбиты, nest-ce pas?

— Наверное, так.

— Она такая большая, как предполагали?

— Намного больше. Если ты отпустишь Мередит живой и невредимой, я попрошу брата нарисовать тебе подробную карту. Ты сможешь отправиться туда.