— Еще, еще, — стонала она, повторяя его имя.

Его сводящий с ума негромкий смешок подействовал на нее успокаивающе. Он снова прикоснулся к ней влажным ртом. Шеннон то постанывала, то вскрикивала от восторга, потом выгнулась в экстазе. Ей хотелось видеть лицо возлюбленного, но она боялась, что он остановится. Низким грудным голосом она молила его продолжать.

Из-под юбок показалось лицо Джона. Он был доволен и чертовски хорош собой.

— Можно и мне получить капельку удовольствия, принцесса?

Шеннон вздохнула.

— Иди сюда и скажи, что любишь меня.

— Позже, — Джон высоко поднял юбки, закрыв ей лицо. Ее приятно возбуждало, но не очень нравилось заниматься сексом с кем-то невидимым. Ее попытки выбраться из-под тяжелого шелка за поцелуем, наконец, увенчались успехом. Джон смягчился, открыл ее лицо и нежно поцеловал. — Довольна?

Шеннон озорно улыбнулась.

— Будь моим гостем, — она раздвинула ноги. У нее перехватило дыхание, будто впервые она ощущала его пульсирующее тепло. Они все время целовались, пока в последнем содрогании не наступил взрыв. Утомленные, они замерли рядом.

— О, Джон ты изумителен, — тонкие пальцы бездумно играли влажными каштановыми завитками на его груди. — Совершенно изумительно.

Он повернул к себе ее лицо. Самодовольно всматривался в него.

— Кажется, тебе понравилось. И что именно тебя так сильно потрясло?

— Меня? Ничего. Ведь это ты так обезумел из-за этого платья?

— Этого!? — Джон драматично закатил глаза, — Это самое уродливое платье из всех, что мне доводилось видеть.

— Уродливое? — Шеннон свирепо уставилась на него. — Ты говоришь ужасные вещи! По твоему поведению не было заметно, что оно тебе не понравилось.

— Я подумал, если ты так великолепно выглядишь в таком безобразном наряде, нетрудно представить себе, какая ты будешь в нормальном платье, — он успокаивающе поцеловал Шеннон.

— Никак не могу понять, когда ты меня дурачишь. Мне показалось, оно понравилось тебе.

— Оно безобразное, но вызывающее. Мне нравится все дерзкое.

— Итак? — Шеннон сразу же успокоилась. — Добраться до меня было не так-то просто. Все эти пуговицы…

— Настоящая пытка. Я едва не начал петь, — услышав стук в дверь, он замолчал и встал полный сожаления.

— Подожди. Не собираешься же ты ответить ему?

— Чарльз знает, что я здесь. Уверен, об этом знает весь дом.

— Мисс Шеннон, обед через пятнадцать минут, — послышался из-за двери голос хозяина.

— Спасибо, — откликнулась Шеннон и повернулась к Джону. — Мне очень неловко. Может быть, мне не идти к столу?

— Я сказал ему о наших отношениях. Он знает, что ты — моя женщина. Моя невеста, — он мягко коснулся ее щеки. — Мой мир.

От его слов сердце Шеннон готово было выскочить из груди. Если бы только она могла наслаждаться его любовью без горечи от близкого расставания!

— Что-нибудь не так? — с тревогой спросил Джон. — Я вижу по твоим глазам, что-то стоит между нами. Что?

— Никак не могу решить, — задумчиво сказала Шеннон. — Стоит ли нам готовиться к расставанию, или просто наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе?

— Может быть только один ответ: самая лучшая подготовка к расставанию — взять от жизни все, что можно.

— Чудесно, Джон. Не удивительно, что ты лучший советчик Кахнаваки. Начиная с этой минуты, — она нежно его поцеловала, — я буду готовиться к расставанию, упиваясь каждой минутой, проведенной с тобой. Я буду любить тебя так, что ты подумаешь, что умер и попал на небеса.

— Если ты будешь любить меня сильнее, чем сейчас, я действительно умру и окажусь на небесах, — возразил Джон с хитрой усмешкой. — Мисс Шеннон, вы опасная женщина. Пойдем обедать. Сегодня я сплю здесь, с тобой, чтобы доказать, что не боюсь смерти.

Ее звонкий смех сказал, что она не позволит будущему загубить настоящее. Шеннон привела в порядок свое платье, заплела косу. В зеркале она видела отражение Джона Катлера. В его глазах светилась любовь. Наконец-то она в мире со своей судьбой.

Обед с разговорчивым хозяином длился четыре часа. Потом был одаренный богатым воображением Джон Катлер и его любовь. Наконец, Шеннон уснула в его объятиях. Ей снился странный сон. Она увидела себя в задымленном вигваме в саскуэханнокской деревне в роли уверенной в себе акушерки, одетой в зеленый халат, с маской на лице. Из-за схваток тело Малиновки плавало над постелью. Но она спокойно и беззаботно болтала со своей свекровью. Шеннон внимательно следила за ее состоянием.

Появилась головка ребенка. И Шеннон набросилась на зрителей, а их там были десятки, требуя, чтобы они замолчали. Потом схватила ребенка за шейку и стала выдергивать его из чрева матери. Вдруг появился Кахнаваки с ножом в руке, резко взмахнул рукой и отрубил пуповину и свое запястье. Не обращая внимания на хлещущую из раны вождя кровь, Шеннон прижала младенца к груди и заворковала.

— Как мы назовем тебя, маленький воин?

— Джон Катлер, — мягким нежным голосом сказал малыш.

— Ой! Ты такой же зеленоглазый, как он! — Шеннон ласково поцеловала ребенка в лобик. Наклонилась, положила в деревянную колыбель в форме крошечного гробика на качалке. Стала укачивать ребенка, петь ему колыбельную песню. Когда он уснул, Шеннон накрыла колыбель крышкой, стараясь не разбудить дитя.

Потом взглянула на молодых родителей. Рана Кахнаваки все еще кровоточила, но он был спокоен и счастлив. Жестом велел вождь подойти к ним.

— Мне нужно найти Джона, — сказала она. — Он огорчится, что его здесь не было.

— Он здесь, — хитро улыбаясь, уверил ее Кахнаваки. — Все здесь. Неужели ты его не видишь?

Шеннон огляделась. Глаза расширились от удивления. Действительно, здесь были все.

— Филипп! Мама! — Ей хотелось подойти к ним, обнять, но они показались ей неестественными, недосягаемыми. С огромными глазами, полупрозрачными телами.

Все присутствующие вдруг показались ей духами, а не людьми. Молнией промелькнуло воспоминание: она зажгла спичку на священной земле и почувствовала присутствие сотен невидимых душ. Они все были здесь, глядели на нее любопытными глазами. Все они присутствовали. Все, кроме Джона Катлера.

— Я не вижу его Кахнаваки. Где он? — тревожно спрашивала Шеннон.

— Он в колыбели, — тихо ответил вождь.

— Я ищу не младенца Джона Катлера. Я ищу своего Джона.

— Он в колыбели.

Шеннон взглянула на колыбель. Гроб рос на глазах. Он стал большим — достаточно большим, чтобы вместить взрослого мужчину. У нее закружилась голова. Она испугалась.

— Это не мой Джон. Он в безопасности.

— Он спокойно спит в колыбели, — объяснял Кахнаваки. — Разве не этого ты хотела?

— Нет, нет! Я никогда не хотела этого! — Слезы текли по щекам Шеннон. — Это сон. Я повторяю это снова и снова. Я хочу проснуться. — Она упала на колени у гроба. — Если я не открою его, значит, все неправда. Если открою, то, правда.

— Он спит, — уговаривал ее Кахнаваки. — Открой колыбель. Взгляни на него.

— Нет, нет! — Она вцепилась в руку вождя, когда тот хотел открыть гроб. Но пальцы только скользили по кровоточащей ране…

Шеннон проснулась, дрожа от страха, покрытая испариной. Джон был рядом, обнимал ее, успокаивая.

— Шеннон, все хорошо. Это только сон.

— Я ему так и сказала, — пробормотала она, все еще дрожа от ужаса.

— Кому?

— Кахнаваки. Он хотел открыть гроб, но я не давала ему… — Она глубоко вздохнула. — Это был самый страшный сон в моей жизни.

— Понимаю. Попей воды, — Джон протянул ей бокал. — Успокойся. Расскажи мне свой сон.

— Не хочу. Он очень странный. Я не вижу в нем смысла.

— Тебе снился Кахнаваки, — упрямо допытывался он. — Он пытался открыть гроб, но ты не хотела. Почему?

Она заглянула в его бездонные зеленые глаза.

— Все, кого я когда-либо знала, были там. Все они были мертвы. Кахнаваки тоже. И ты.

— А ты была мертва?

— Думаю, да. Мы все двигались, говорили, но… Не глупо ли это? Мне кажется, мы все были мертвы.