Джон усмехнулся.
— Зависит от тебя. Насколько часто придется утолять твой «голод».
— Рыбой? — невинно осведомилась она.
— Любовью, — последовал краткий ответ, подкрепленный наглядным примером «утоления голода».
Сейчас, глядя на сильные прямые плечи Джона, Шеннон испытывала острое разочарование. Она устало тащилась за ним через дикий лес, удрученная его холодностью.
Первые пять часов пути шли в полном молчании. Шеннон понимала: поведение Джона было естественной реакцией на обиду, нанесенную его другу. Она простила себя за несдержанность, зная, что мучилась бы от чувства вины, если бы друзья не простились. Нетрудно было убедить себя, что она обязана вырвать Джона Катлера из железной хватки судьбы — судьбы, предопределившей его гибель вместе с Кахнаваки через семь недель. Шеннон была готова спасти его любой ценой, даже ценой его любви к ней.
Ей казалось, что она уже потеряла его любовь. Гнев сменила холодность, что было еще хуже, чем ярость, кипевшая в нем в первые часы пути. И только в середине дня, когда они остановились поесть и отдохнуть, Шеннон ощутила перемену. Она вспыхнула, вспомнив, как упорно Джон смотрел в ее тарелку с жареным кроликом, равнодушный к ее уязвимости и обидчивости. Он будто ждал, осмелится ли Шеннон не съесть мясо. Она заставила себя откусить кусочек. Было противно до тошноты. Чтобы не разозлить Джона еще больше, она с трудом подавила это ощущение. Когда он отвернулся, Шеннон бросила остатки кролика Принцу. Собака сразу же стала ее другом и надежным спутником.
Принц был единственным светлым лучиком на этом мрачном пути. Волкодав всегда был внимателен к ней, но теперь особенно. Казалось, он понимает состояние Шеннон и пытался защитить ее от новых бед. Он неторопливо бежал рядом, изредка лизал ей руку или тыкался носом в икры, если она останавливалась перевести дух или выпить воды, которой всегда щедро делилась с ним.
Внимание Шеннон привлекали бесчисленные стада оленей, стремительно уносившихся прочь, почуяв человека; многочисленные кроличьи семейства, и белки, беззаботно прыгающие в ветвях деревьев; и даже медведь, которого она не видела, но слышала, как он ревел неподалеку. В другое время Шеннон восторженно относившаяся к животным, с удовольствием раскрывала бы тайны лесного царства. Сейчас поведение Джона омрачало ее радость, и даже красота девственной природы не принесла утешения.
Шеннон осознала, насколько сильно поглотили ее в последние дни любовь, подготовка Джона к близкому расставанию, к потере брата и всех саскуэханноков. Она не могла представить, как тяжело ей самой потерять Джона. Одиночество, печальное одиночество… ждет их обоих. Шеннон так отчаянно нуждалась в нем, что казалось, ей не пережить потери.
Джон был одет, как индеец-саскуэханнок. Его стальные мускулы четко вырисовывались под кожаной без рукавов рубашкой, грубые кожаные штаны украшены бахромой и вышивкой из бус. Прочные высокие мокасины. На поясе нож и кисет с табаком, хотя Шеннон никогда не видела, чтобы Джон курил. «Пригодится», — печально подумала она, чтобы пускать дым ей в лицо во время обеда — приготовленного, несомненно, из самых беззащитных существ в лесу. Но она вынесет все — и дым, и мясо, — только бы угодить ему.
Неохотно она призналась себе, что у гнева Джона есть положительные стороны. Можно больше не беспокоиться, что он будет тосковать по ней, когда она исчезнет. Пропала его зависимость от нее, и не нужно больше беспокоиться об этом. Джон, возможно, полюбил ее за эти бурные, полные романтики дни. Но случай с Кахнаваки отрезвил его, ожесточил его сердце к ее безмолвной мольбе.
— Если ты любишь — оставь его, пусть злится, — выговаривала она себе. — Тогда ему не будет больно, когда он узнает, что ты предала и покинула его.
Снова и снова Шеннон напоминала себе, что Джон, по крайней мере, в безопасности. С каждым шагом он удаляется от занесенного судьбой меча. Он будет жить, и из-за презрения к ней он сможет снова полюбить.
Но сможет ли он поверить женщинам? Возможно, никогда. Он может возненавидеть их. Шеннон посмеялась над своими фантазиями. Джон Катлер обожал секс и не мог долго оставаться без женщины. Пожалуй, он женится на индейской женщине — к сожалению, не на саскуэханнокской. Должно быть, на ком-нибудь из рода своей мачехи — и будет жить так, как ему нравится.
Нет, Джон Катлер не станет презирать всех женщин. Он будет презирать только одну.
* * *
Джон не курил за обедом. Он приготовил рыбу и дикий лук, будто прося прощения за невинного беззащитного кролика. Шеннон поняла, и сделала вид, что ест с удовольствием. И снова, как только Джон отвернулся, половина ее порции оказалась у Принца. Она наелась, но ее слегка подташнивало, скорее всего, из-за ссоры. Джон съел немногим больше, чем она. Кажется, его тоже беспокоила их размолвка. Собравшись с духом, Шеннон решила, что пора объяснить ему причину своего бестактного поведения.
— Джон.
— Не сейчас, Шеннон.
Шеннон зарылась рукой в мягкую шерсть Принца, ища у него поддержки.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Завтра.
Ее даже обрадовала отсрочка.
— Идем, Принц, умоемся. — Она надеялась, Джон посоветует ей быть осторожнее на берегу, но он молчал, упорно глядя на далекие звезды.
— Все просто, — сказала она себе. — Он знает, что с Принцем ты в безопасности. — Правда, Принц? — пробормотала Шеннон, спускаясь на берег. — Мы с тобой — неплохая команда. Я рада, что у меня есть ты. Обязательно заведу собаку, когда вернусь домой. Я всегда была в разъездах и не могла держать животных. Теперь все будет иначе. Может быть, я открою приют для бездомных животных. Я же получила от Дасти неплохие деньги.
Впервые Шеннон задумалась о своем исчезновении из прошлой жизни. Несомненно, смотритель поднял тревогу, и поиски начались. Возможно, сообщили Филиппу, напугали его до смерти и испортили ему отпуск. Она знала: Дасти Камберленд не остался в стороне. Он обязательно займется поисками. А Колин Марсалис тщательно проверит, упомянула ли она в своем завещании адвокатов из Общества защиты окружающей среды.
Вспомнив о них, Шеннон улыбнулась. Филипп — единственный человек, кому ее будет недоставать. Но ему пора избавиться от чувства ответственности за нее. Первое, что она сделает, когда вернется в свое время, так это уедет из родного города — в Орегон или Аризону, — так что Филиппу не надо будет беспокоиться всякий раз, когда она выходит на прогулку. Может быть, он, наконец, женится.
— Но у меня никогда не будет семьи, — прошептала она сквозь слезы. — Как печально! У меня никогда не будет малыша, которого я могла бы прижать к своей груди и любить, и заботиться о нем… — Позади хрустнула ветка. Шеннон прикусила губу и оглянулась.
Голос Джона был холоден, но в нем слышались добрые нотки.
— Не плачь. Тебе пора отдохнуть. Я приготовил удобную постель.
— Спасибо, — Шеннон поднялась к нему. — Спокойной ночи.
— Извини за кролика.
Шеннон глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться, но губы не слушались ее.
— Это меня не волнует. По… заслугам…
— Ложись спать. Утром тебе будет лучше, — резко прервал ее Джон. — И больше не плачь. — Не оглядываясь, он пошел к реке.
— Это только начало, — прошептала Шеннон, поглаживая Принца. — Возможно, он простил меня… Чуть-чуть. Стал немного добрее. Следующие недели могут оказаться вполне терпимыми.
Она обманывала себя. Если Джон будет сердечен и добр без страстной влюбленности, пережить эти недели будет невыносимо трудно. Джон Катлер — упрям и своеволен. Он может злится сутками. Шеннон скользнула под шерстяное одеяло, свернулась калачиком и уснула.
* * *
Наступило завтра. Не давая ей возможности оправдаться, Джон быстро свернул лагерь и накормил Шеннон сушеными фруктами и грецкими орехами. По глазам было видно, что лучше его не трогать. Либо он не спал ночь, либо сон только усилил его гнев.
Шеннон, напротив, никогда не чувствовала себя такой отдохнувшей, как сегодня. То ли свежий горный воздух, то ли легкий ветерок, дувший от реки, то ли спокойное посапывание Джона слева и Принца справа от нее, убаюкали Шеннон. Она проснулась бодрой, энергичной, полной надежд. Если вчера она с трудом переставляла ноги, то сегодня летела, словно на крыльях. Если вчера она покорно следовала за Джоном, то сегодня нетерпеливо обогнала его. Шеннон любовалась постоянно менявшимся пейзажем. Принц весело бегал вокруг своей новой хозяйки, исчезая в зарослях, потом с лаем выскакивая на тропу.