Одежда еще не высохла, и Шеннон решила позагорать. Она нанесла крем для загара и вытянулась на траве на берегу ручья. Легкий загар ей не помешает. Когда Джон вернется домой, она должна быть неотразимой…

Судьба сыграла с бывшей моделью очаровательную шутку. До сих пор, по первому же требованию в ее распоряжение предоставлялись лучшие косметологи и парикмахеры. Ей никогда не доводилось приводить себя в порядок самой. Втайне она презирала многие из этих мелочей, возмущаясь тем, что такие несерьезные и незначительные вещи ценила намного выше, чем нравственность, любовь и доброту.

«Просто в те дни у тебя не было мужчины, которого хотелось свести с ума», — посмеивалась она над собой, вспоминая, как фотограф умолял ее: «Подай себя, Шеннон, детка! Оближи губы! Встряхни кокетливо головой, чтобы волосы рассыпались по плечам. Своди с ума этих парней!» И она равнодушно встряхивала гривой золотистых волос и улыбалась в объектив сексуальной улыбкой.

Сейчас ей было кого околдовывать. Шеннон расчесывала свои длинные золотистые волосы, кокетливо встряхивая головой и улыбаясь той улыбкой, которая сводила с ума миллионы парней и приносила фирме Дасти миллионные прибыли. «Думай о сексе, Шеннон», — часто говаривал ей фотограф.

— С удовольствием, — прошептала она.

Из кустов выскочила Герцогиня, и сексуальные мысли Шеннон мигом улетучились. Кажется, собака решила, что ее новой хозяйке пора обедать. Она положила к ногам Шеннон мягкий пушистый серый комочек. Та только ахнула от ужаса. Кролик! Явно мертвый! Собака смотрела на нее, довольно помахивая хвостом.

— Это мне? — прошептала Шеннон. — О, Герцогиня, дорогая… — Шеннон разрывалась между любовью к невинным животным и любовью и благодарностью к своей верной спутнице. Потом погладила собаку. — Спасибо, девочка. Очень мило с твоей стороны…

Собака выжидательно смотрела на Шеннон.

— Ты хочешь, чтобы я его приготовила? Думаю, что не смогу сделать этого, Герцогиня. А если мы закопаем его? — Тут Шеннон пришло в голову, что собака, возможно, тоже проголодалась. Надо заставить ее съесть кролика, и где-нибудь подальше, чтобы ей не было видно. — Давай отнесем его домой. И там… я приготовлю его для вас с Принцем. Потом подумаем, что можно сделать, чтобы такое не повторялось. Я сейчас оденусь, и мы пойдем… — Шеннон надела сухое белье и футболку, повесила джинсы на сумку, сунула ноги в серые теннисные туфли, оглянулась и задохнулась от неожиданности.

Перед нею стоял Джон. Герцогиня не залаяла, когда он подходил. Вот он здесь, высокий, стройный, покрытый пылью. Зеленые глаза скользили по стройным длинным ногам.

— Добрый день, мисс Шеннон, — лениво сказал он.

— Джон! — она бросилась ему на шею и стала осыпать его поцелуями. — Ты здесь!

— Ты тоже здесь, — заметил он. — Разве я не сказал, чтобы ты ждала меня в деревне? — его рука скользнула под футболку. — И разве я не просил тебя сжечь «эту штуковину»? — жалобно спросил он.

Шеннон легко рассмеялась.

— Ты опередил свое время на сотни лет, — в ее грудном голосе послышались хрипловатые нотки. — Я очень рада видеть тебя. Я так за тебя беспокоилась. Все обошлось? А где Кахнаваки?

— Он с Малиновкой. Он хотел пойти со мной, чтобы найти тебя, но я знал, что Герцогиня не даст тебя в обиду.

— Она даже пыталась накормить меня, — Шеннон внимательно вглядывалась в лицо Джона. В нем было что-то новое: то ли изменилось выражение глаз, то ли тверже стала линия рта. Она не могла понять, и это вызывало беспокойство. Его лицо, чувственное, страстное, таинственное, волновало ее. — Что случилось? Что-то изменилось?

— Это так заметно? — поразился Джон. — Сядь рядом со мной, Шеннон. — Да, кое-что произошло…

«Родился ребенок?» — Она подумала, что только чудо появления на свет нового существа могло привести в восторг такого сурового человека, как Джон.

— Я хочу разделить с тобой свою радость, Шеннон. Я хочу… делить с тобой… все… — Он провел пальцем по ее стройной ноге.

— Вы с Кахнаваки отправились на поиски убийцы, — Шеннон вспыхнула, когда его палец погладил внутреннюю часть бедра. — Вы нашли его?

— Я думал, нам придется долго преследовать его.

— Но ведь вы знали, кто он?

— Знали. Он всегда причинял беспокойство… Они взяли его в плен во время «траурной войны». Ты слышала о такой?

— Нет.

— Долгие годы сенеки воевали с северными племенами. В одной жестокой схватке погибло несколько детей. «Траурные войны» велись не ради мести, а как средство захвата детей, чтобы заменить погибших.

— Вы воруете детей?

— Обычная практика. Мне тоже это кажется странным, но здесь так принято. Этот ребенок был испорченным и обидчивым. Он и до этого причинял неприятности своему племени. К несчастью, его приемные родители — люди могущественные. Они всегда защищали его.

— И что было дальше?

— Мы остановились на отдых часа через два после того, как покинули деревню. Кахнаваки готовился к худшему: к панике, которую могло вызвать у его народа крушение надежд на мирную жизнь, когда, как из-под земли, перед нами появилась группа индейцев-сенеки. Оказывается, наша охрана заснула. Одно это могло привести в уныние. Как сказал Кахнаваки, неподходящее время, чтобы умирать. Он ждет своего первенца, мне… — Джои нежно погладил Шеннон по щеке, — только что посчастливилось встретить женщину, с которой я мечтаю прожить всю свою жизнь. Совсем неподходящее время, чтобы умирать.

— Я счастлива, что ты жив.

— Я тоже. Но в то мгновение показалось, что все против нас. И то, что мы захвачены врасплох, и то, что один из воинов, такой здоровый малый, был тем, с кем совсем недавно мне пришлось столкнуться. Из-за него я сломал ногу.

— Как я его ненавижу!

— Он чуть не разорвал меня на части. Его женщина — свидетель… нашей… ссоры. Она во многом виновата. Никогда не забуду, как она вопила на него, подстрекала, даже, когда он лежал без сознания…

— Подожди, подожди! — Шеннон метнула на него подозрительный взгляд. — Разве ты не говорил, что победил в той схватке? Что он пострадал больше тебя?

— Сначала я не почувствовал, что у меня сломана нога. Мы свалились с насыпи. Наверное, тогда она и сломалась. В любом случае, тогда победил я. И, когда я увидел его вчера вечером, сразу подумал, что новая схватка неизбежна. На этот раз с ним был его старший брат.

— Он был здоровым парнем, и с ним был его старший брат? — повторила Шеннон, широко улыбаясь. — Раз ты сидишь здесь, можно заключить, что или вы не дрались, или Кахнаваки помог тебе?

— На долю Кахнаваки приходилось еще пять воинов, — рассмеялся Джон. — Но, к счастью, стычка не состоялась. Вперед выступил их вождь и говорил с Кахнаваки. Он говорил о мирном разрешении конфликта. Он предлагал мир.

— Какое облегчение!

— Больше, чем облегчение. Намного больше. Впервые в жизни один из старших по возрасту вождей принял точку зрения Кахнаваки. Мы все здесь переживали, что сенеки откажутся от дальнейших переговоров с нами. Но оказалось, что сенеки беспокоились больше нас. Они боялись, что семья Кахнаваки будет оскорблена, и он откажется вести с ними мирные переговоры. Видишь, как все обернулось?

— Они оценили Кахнаваки?

— И высоко. Они назвали его «Провидцем» и сказали ему, что не хотят вражды между союзом ирокезов и саскуэханноками. До сих пор они звали его «Младшим братом», и, казалось, посмеивалась над его планами и видениями.

Шеннон была поражена и надеялась, что эта неожиданная встреча пробудит ее возлюбленного. Но опять помешали ее знания о будущем, и она спросила слабым голосом: «А как же месть? Кровавая месть?»

— Поразительно, но они передали убийцу в наши руки. Они просили Кахнаваки поступить, как он сочтет нужным, но сохранить мир. Они дали понять, что подтверждают его права безоговорочно.

— Но убить одного из них…

— Несомненно. Кахнаваки обязан сделать это. Это его долг. По его лицу было видно, что он полон решимости. Но я знал, что душа его страдала. А потом… — Джон на минуту задумался и вдруг зарылся лицом в волосы Шеннон. — Ты мыла голову хвоей?