— Я хочу иметь собственное жилище. Свою собственную землю. Свою собственную хижину, — поставил Джон точку.

— Ты упрям, Джон Катлер. Ты хочешь, чтобы все было по-твоему.

— А Кахнаваки хочет, чтобы было по его. Мы восхищаемся — даже симпатизируем друг другу, но каждый считает, что ошибается другой.

— Ты убедил его, что никогда не вернешься в город?

— Да, но он знает, что у меня семья в Нью-Амстердаме. Его даже беспокоит, что могут обостриться отношения между саскуэханноками и жителями голландских поселений.

— Тогда тебе придется выбирать? Он считает, что такое может случиться?

— У него уже были стычки с солдатами, главным образом, с английскими. Если начнется война, Кахнаваки станет во главе саскуэханноков. Он не хочет, чтобы у него был повод для беспокойства… Шеннон, что с тобой?

Шеннон не хотела, чтобы Джон узнал причину ее душевного страдания. В ее памяти всплыли страницы из книги «Девственный лес», воскрешая последнюю кровавую битву саскуэханноков с английскими солдатами. Индейская девушка, сестра вождя, убегает с английским офицером. Ее брат безжалостно преследует и устраивает бойню в лагере англичан… Шеннон становилось все яснее и яснее, что тем вождем и ревнивым братом был Кахнаваки. А одна из девчушек, весело играющих с Герцогиней, и есть та, которая влюбится в англичанина.

— Шеннон, что случилось? — Джон наклонился и заглянул в печальные глаза. — Расскажи мне, сумасшедшая женщина, о чем ты думаешь?

«Я думаю, что могла бы предупредить Кахнаваки, — сказала она себе в смятении. — Я могла бы рассказать ему, что его предубеждение против англичан меньше, чем через десять лет приведет к искоренению его народа. Но тогда изменится ход истории и мне придется нести ответственность за гибель других людей, за другие преступления…»

— Шеннон, — ее звал голос Кахнаваки. Глаза Шеннон встретились с его обеспокоенным взглядом. Нет ничего проще — взять, да и предупредить его… В замешательстве она опустила глаза. По телу пошла легкая дрожь. Она услышала ласковый голос вождя, который говорил ей что-то успокаивающее.

— Он говорит, что тебе совсем не обязательно выходить за меня замуж, — переводил Джон его слова. Он прав, Шеннон. Если это пугает тебя…

— Я боюсь за всех нас, — призналась Шеннон, и Джон обнял ее. — Ты ничего не понимаешь, Джон, а у меня нет слов, чтобы убедить тебя…

— Слушаю тебя. Говори.

— Ты никогда не верил мне. Теперь помоги мне заставить Кахнаваки понять меня. Переведешь то, что я скажу?

— Он боится тебя. Говорит, что ты непредсказуема…

— Он так сказал?

— Что ты соблазняла его, а когда он ответил на твои заигрывания, ты повела себя так, будто тебе это не приходило в голову.

— О, господи! Ты объяснил ему?

— Конечно. Сказал, что так себя ведут все золотоволосые женщины.

— Ты ему так сказал? О, ты шутишь? Очень смешно. Прошу тебя, переведи ему мои слова.

— Что ему перевести?

— Скажи ему, что я — из будущего. Мне известно, что произойдет в последующие три столетия. Он думает, что я сумасшедшая, но он ошибается. У меня есть власть, и я стараюсь поступать правильно. Единственное разумное решение — отослать меня назад, в мое время, прежде чем я начну поступать, словно Бог, и влиять на ход истории.

Джон покачал головой, будто не верил своим ушам.

— Твои слова лишены смысла. История — это прошлое. И ты не сможешь повлиять на нее, даже если очень захочешь.

— Я могу повлиять на следующие три столетия, — упрямо повторила Шеннон.

— В некотором смысле мы все можем повлиять.

— Ты ничего не понимаешь. Переводи, может быть, Кахнаваки поймет.

Джон перевел ее слова.

— Ты, действительно веришь в это, Шеннон? Как ты не понимаешь, что это противоречит здравому смыслу.

— Я могла бы доказать это, но тогда… — Лицо ее вспыхнуло. Она взяла руку Джона и прижала к своей щеке, как бы прося прощения. — Если я представлю тебе доказательства, ход истории тоже может измениться. Неужели ты не понимаешь? Единственное разумное решение — убедить Великий Дух Кахнаваки отослать меня домой.

— Ты хочешь вернуться домой? Так?

Шеннон закрыла глаза и прильнула к широкой груди Джона.

— Нет, Джон. Но это единственный выход. Я солгу, если скажу, что очень хочу домой. Я никогда не была так счастлива. Так счастлива, как здесь, с тобой…

— Со мной? — Джон недоверчиво смотрел на нее. — Со мной? Ты счастлива вместе со мной, Шеннон?

— Не в этом дело. Ты не слушаешь…

— Я устал слушать тебя, сумасшедшая женщина. С этой минуты я буду обращать меньше внимания на твои слова и больше на твое тело, — он нежно погладил ее по щеке. — Я должен был понять это, когда целовал тебя. Ты прижимаешься ко мне так, будто ждала большего… — Он осторожно убрал с ее мокрой щеки прядку золотистых волос и жадно заглянул ей в глаза. — Кахнаваки все понял с первого взгляда…

— Джон, не…

— А теперь помолчи. Я не собираюсь спорить с тобой. Все решено. Поешь немного, а потом отдохнешь. И затем…

— Ммм? — ее убаюкивали хриплые нотки в его голосе. — И что потом?

— Мы устроим нашу свадьбу.

Его слова ошеломили Шеннон. Она вырвалась из рук Джона и уставилась на него.

— Свадьбу? Ты спятил?

— Возможно. Теперь мы похожи друг на друга, не правда ли?

Она всплеснула руками с притворным ужасом.

— Пожалуй, я пойду к женщинам. Я добилась больших результатов, беседуя об этом с ними, а не с тобой.

— И чтобы никаких разговоров о наказании! Иди и веди себя хорошо. Я скоро приду.

От счастья закружилась голова, когда Шеннон поняла, что, в конце концов, она получит Джона Катлера. Джона Катлера, и любовь, и брак, и… рай! Все становилось на своим места…

Джон Катлер не влюблен в сестру Кахнаваки. Ему нужна Шеннон Клиэри. Вождь сразу понял это и помог им понять друг друга. Из-за сумасшествия ее никогда не накажут… никогда не вернут в XX век… она никогда не будет одинока…

Для своего времени Шеннон была анахронизмом, воинствующим анахронизмом. Здесь она могла бы любоваться красотой девственных лесов, слушать пение птиц, купаться в чистых, прозрачных ручьях и озерах… Ее идеальный рай еще не был уничтожен цивилизацией… и у нее есть счастливая возможность провести в нем остаток дней.

Почему? За что ей такая награда? «Не спрашивай, — приказала себе Шеннон. — Не спрашивай, а наслаждайся жизнью, красотой природы, Джоном Катлером». Она нашла его глазами. Он стоял в толпе воинов, возвышаясь над ними… Самый красивый… самый желанный… Шеннон охватил трепет, когда она представила себе их брачную ночь… медовый месяц в водах изумрудного пруда… их безумные ночи на громадной дубовой кровати… Герцогине, наверное, придется сменить место ночлега в страхе, что они обрушатся на нее.

«Но в их жизни важна не только физическая близость», — упрекнула себя Шеннон. Они будут гулять в тишине прекрасного собственного «девственного леса»… Будет трудиться… Рубить деревья на дрова и для новой хижины… Выращивать кукурузу… Воспитывать в любви и уважении зеленоглазых детей… Изучать обычаи и традиции саскуэханноков…

«Только девять лет», — напомнила себе Шеннон. Какая трагедия для всей земли в целом и для Джона Катлера, в частности. По прошествии времени она разделит с мужем груз знаний о будущем. Сейчас он не понимает ее, считает ее слова бредом, но она будет терпеливо ждать… Она надеется, что за девять лет они научаться понимать друг друга, осознают, что переплетение судеб и истории может потрясти впечатлительную душу.

И она сможет примирить Джона с потерей приютившего его племени.

Шеннон посмеивалась над своим невежеством. Если бы ей за несколько часов до второго рождения не посчастливилось прочесть «Девственный лес», она бы ничего не знала о саскуэханноках, и само их существование было бы для нее открытием. И она бы никогда не узнала, что такое «Конфедерация пяти племен» или «Союз», который французы называли «Союзом ирокезов».

— Конфедерация пяти племен, — произнесла Шеннон вслух. Мохауки. Их мальчика Джон и Кахнаваки вырвали из рук шони. Сенека. Они смешались в Конестоге с последними саскуэханноками. Онондага, онейда и… Шеннон нахмурилась и снова начала считать. Мохауки, Сенека, онондага, онейда и… вспоминай, Шеннон! Есть еще одно племя…