— Не знаю, после того вечера в Сикстинской капелле во мне что-то развязалось. Я не могу пока этого объяснить, но я чувствую, что что-то должно наконец произойти.

— Хорошее или плохое?

— Хорошее или плохое, — буднично отвечает Габриаль.

— Пообещай мне одну вещь, Габриаль.

— Хорошо.

— Пообещай мне, что, когда все это кончится, мы с тобой поедем в Вайоминг, заберемся на Чертову Башню, устроим там пикник и будем веселиться всю ночь.

— Как в последний раз.

— Да, как в последний раз.

— Обещаю, — говорит Габриаль.

— Кристиана хочет тебе еще что-то сказать.

— Мы скоро увидимся, Иония.

— Да, мы скоро увидимся.

Габриаль сминает в пепельнице сигарету и закуривает новую, пока Иония передает трубку.

— Эй, Габриаль, ты не передашь от меня кое-что Койоту?

— Все что угодно.

— Передай ему, что Русский дает добро.

— Он знает, о чем ты говоришь?

— Да, он знает, — отвечает она. — Скажи ему, что Русский, хотя это уже не важно, просит у него прощения за необдуманное действие, он был как в горячке, ему казалось, что на плечи ему давит груз истории.

— Не он один так думает.

Она замолкает еще на несколько мгновений, потом продолжает:

— Я знаю, дорогой.

Она опять некоторое время молчит.

— Еще он желает вам удачи.

— Передай ему нашу благодарность.

— Не могу, — отвечает Кристиана.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что выхожу из игры.

— Ты меня потеряла.

— Знаю, Габриаль, я сделала это сознательно, но прошу тебя, расскажи об этом Койоту, от него ты когда-нибудь, может быть, узнаешь всю историю.

— Хорошо.

— И попроси его оставить для меня танец. Он обещал.

Падре Исосселес бросает прощальный взгляд на забывшегося в тяжелом сне отца Малахию Килли и закрывает дверь его комнаты. В коридоре никого нет, но даже если бы там были люди, они вряд ли обратили бы внимание на позднего посетителя — Ватикан работает круглосуточно, слуги Господа никогда не спят.

Информация, предоставленная его сетью, была исключительно ценной. Сумка Килли, как и договаривались, оказалась в шкафу, а внутри нее Исосселес нашел маленькую карту подземелий Ватикана, на ней была отмечена и малозаметная дверь — тремя чертами и тремя прямыми углами — в дальней части подземных коммуникаций, откуда должны появиться Койот, Анхель и все прочие, если они, конечно, вообще появятся. Исосселес сделал несколько фотокопий карты, и пленка теперь была надежно спрятана в потайном кармане брюк, который он пришил в свое время к изнанке специально для таких целей.

Рядом с пленкой лежал и пластиковый пакет, завернутый в другой пластиковый пакет, а в нем находилась тряпочка, смоченная летучим нервно-паралитическим средством. Это вещество углубляет сон, он только что убедился в этом, приложив тряпочку ко рту святого отца Килли. Средство действует так быстро, что человек не успевает проснуться от запаха. Токсин быстро распределяется в организме, пульс становится реже, как и дыхание, заглушаются нервные центры, управляющие сознанием. Действие проходит через два часа, оставляя после себя благодатную эйфорию, которая радует жертву еще несколько часов. То был жест великодушия со стороны Исосселеса, который не желал все же прослыть полным чудовищем. К тому же отец Килли был нужен ему живым, ибо только он мог помочь нескольким чудакам проникнуть через маленькую потайную дверь, обозначенную на карте крошечной литерой X.

Иония останавливается у двери, чтобы разуться. Он входит, видит на полу упакованные чемоданы и ждет, стоя на узком шве в полу бунгало. В середине комнаты, откинувшись на высокую прямую спинку стула, сидит Кристиана. На щеках мокрые следы слез. Слез памяти. Много лет спустя многие вещи будут напоминать им прошлое. Дождь, стучащий в окна ресторана, замерзший ручей высоко в горах, кашель библиотекаря. Список бесконечен.

Она смотрит на него, стоящего босиком на полу. Он так и не решился войти в комнату. Его единственное желание — упасть к ее ногам, оплакать разлуку.

— Мы можем сейчас уехать в Италию? — говорит она.

Он подходит и нежно привлекает ее к себе.

На ее волосы падает косой солнечный луч.

Он кивает. Он поедет туда, куда она пожелает, но он знает, какого рода сокровище ждет их в Италии. На поясе он вдруг чувствует тяжесть И «Цзин», но сегодня не время катать монеты или метать палочки. Сегодня, если он хочет узнать будущее, надо бросать кости.

Только позже, после того, как он нашел такси и погрузил в машину багаж, только позже он начинает сомневаться — не смог бы он уговорить ее передумать, понять, что означает для них этот внезапный отъезд. Но он не тот человек, который совершает такие поступки, людей нельзя разлучать силой.

От сегодняшней жары воздух кажется густым, как тесто. В три тридцать они вылетают рейсом Суматра — Джакарта, а оттуда по маршруту Сингапур — Мадрас — Дамаск — Италия. Вся ценность пережитого приключения в течение одного дня превращается в ничто, в прах. Ему не нравится такая угнетающая возможность. Он человек двух цветов, в промежутке между белым и черным слишком много оттенков.

Ее голова лежит на его плече, она уснула в зале ожидания, и дешевый горячий пластик сиденья приклеился к ее ногам. За окном разразился невероятный ливень. Муссон. Такое время года. Нависшая над островом пелена облаков.

Через окно он видит, как служащие аэропорта надевают оранжевые дождевики, прячутся под щиты и прикрывают головы пластиковыми капюшонами. Как все же эти индонезийцы обожают разного рода униформу, отутюженную одежду и значительные подтексты. Лужицы превращаются в мощные потоки.

Когда объявляют посадку, он думает, не взять ли ее на руки и отнести, сонную, на борт. Как ему хочется так поступить. Но вместо этого он целует ее, на мгновение перекрыв ее дыхание своим. Она просыпается с улыбкой на устах. В самолете он уступает ей место у окна, зная, как красивы эти острова с высоты.

Она не говорила Ионии, что уже была един раз в Индонезии, но тогда она прилетела ночью, и самолет садился в чернильную горячую тьму, да к тому же в самолете не было иллюминаторов. Прежде она не видела острова сверху, не знала, какая невозможно красивая береговая линия у этой земли. Самолет поднимается в шторм, в грозу, по крыльям стремительно стекают вниз потоки воды. Машину швыряет из стороны в сторону. Самолет падает в глубокую воздушную яму, и Иония перестает дышать. Моторы ревут и стонут, как раненые звери. Стюардесса садится в одно из кресел и пристегивается. Сегодня пассажиры будут умирать от жажды, глядя на ливень.

Когда капитан объявляет, что посадки в Джакарте не будет, так как река вышла из берегов, прорвала дамбу и затопила посадочную полосу, Кристиана не произносит ни слова. Вместо Джакарты самолет приземлится в Бали, а оттуда последует дальше. Кристиана стискивает зубы и ждет, когда закончится это путешествие. Она больше не смотрит на изломанную линию берега, на ее лице написано физическое страдание. Иония занимает ее место. Непосредственно перед аэропортом Бали — две линии волноломов, они так близко подходят к полосе, что практически делят аэропорт на два — правый и левый. Между ними полоса земли, которую огибают волны. Если повезет, можно увидеть серфингистов. Но сегодня слишком сильный дождь, и Иония отворачивается, когда они заходят на посадку. После приземления им объявляют, что до следующего утра не будет ни одного вылета.

— Немыслимо ночевать в Денпасаре, — беспечным тоном говорит Иония, держа Кристиану за руку.

Она улыбается его тону, тому усилию, какое он делает над собой.

— Все нормально, — говорит она и берет его под руку, — все равно мы ничего не можем сделать.

Таксист не верит, что они хотят ехать в Танах-Лот в такой дождь, не увидишь даже заката, почему бы не остановиться в милом отеле в Нуса-Дуа?