— Самуил, — произносит Койот и снимает шляпу.

— Как им удалось убедить тебя участвовать в отсечении головы?

— Это была моя голова, — пожимает плечами Койот.

Самуил откидывается на спинку стула и складывает руки на коленях.

— Потому что правила есть правила, — говорит он.

— Потому что правила есть правила, — как эхо повторяет Койот.

— Я слышал, что тебя взяли в Латинской Америке.

Койот отрицательно качает головой.

— Снова рассказываешь байки?

— Это мои байки, — отвечает Койот.

Самуил призывно поднимает левую руку, машет Анхелю, приглашая его пройти от дверного косяка.

— Заходи, мальчик, не надо прятаться, я уже слишком стар, чтобы изображать из себя большого гангстера.

Ботинки Анхеля стучат по мраморному полу.

— Как тебя зовут?

— Анхель.

— Англ?

— Анхель, — Самуил бросает взгляд на Койота, — Анхель маймонид?

— Маймонид, — отвечает Койот.

— Удачи тебе Анхель, мазл тов, — говорит Самуил.

— Маймонид. — Анхель растерянно улыбается.

— Маймонид — старинный еврейский ученый, написал знаменитый трактат, который называется «Руководство сомневающегося». Он был большим приверженцем истины, разумным человеком, Маймонид, — это истина.

— Ты пришел сюда во имя Бога или ты пришел для того, чтобы выпить чашечку кофе с больным стариком? — спрашивает Самуил.

— Боюсь, что ради первого.

— Тогда говори, что тебе нужно.

— Мне нужна самая свежая карта Ватикана, хорошая карта внешних строений, улиц, входов, выходов, помещений и постов охраны, время смены караулов и система обеспечения безопасности.

— А подземные сооружения? — спрашивает Самуил.

— Под землей нам тоже нужно все, что есть, — ловушки, потайные двери, переходы, канализация, акведуки, канавы, траншеи, щели, изъяны в фундаментах, линии нагрузок и напряжений в стенах, подземные ходы, которые выходили бы на поверхность самое меньшее в полумиле от стен, и в довершение всего нам нужна библиотека и секретные архивы, путь отхода.

— Как быстро вам все это нужно?

— Две недели, максимум — три.

— Дайте мне шесть дней и шабат.

— Спасибо, Самуил, — говорит Койот.

— А-а, все было бы гораздо быстрее, но большая часть материалов в Европе, на путешествие нужно время, да и надо подумать о сопровождении, кому теперь нужны старые карты? Там, куда я скоро отправлюсь, нет никаких карт. Ты не скажешь мне, за чем вы охотитесь?

Койот отрицательно качает головой.

— Потому что правила есть правила, — говорит Самуил.

— Потому что правила есть правила, — повторяет Койот.

— Шалом, Самуил, значит, шесть дней и шабат, и огромное тебе спасибо.

— Шалом, Койот, рад был узнать, что тебе не снесли голову.

Койот делает несколько шагов к двери, потом останавливается.

— Самуил, ты когда-нибудь слышал об Обществе?

— О каком таком обществе?

— Не о таком каком, а об Обществе.

— Об Обществе… — Самуил, раздумывая, проводит рукой по волосам. — Это не значит, что мне надо в него вникнуть?

— Нет, думаю, что нам это ни к чему.

— Берегись, Койот.

— Счастливо, Самуил.

По дороге домой Анхель и Койот заходят в маленький магазинчик, покупают воду и едут на пляж; там они гуляют по пустынному горячему песку и, причмокивая, пьют красную сладковатую жидкость.

— Как он сможет так быстро раздобыть карты? — спрашивает Анхель.

— Я даже раздобыл школьную грамматику латинского языка с картой системы римской канализации на второй странице обложки. На первый взгляд там невозможно ничего понять. Но есть целая сеть людей, которые хотят знать, где находятся кое-какие вещи, и которые знают, как до них добраться.

— А Самуил?

— Самуил есть часть каждой сети из всех, какие когда-либо существовали с начала времен.

Анхель кивает в ответ, делает несколько шагов и останавливается. Обернувшись, он видит, как от ветра колышется океанская гладь. Тень Койота крыльями лежит на песке.

— Что значит «он не скурвился»?

— Я не скурвился, потому что никогда не занимался наркотиками, это одно из моих правил.

Когда они покончили с питьем, Койот забирает у Анхеля его стаканчик и идет к мусорному контейнеру, крышка тонкая, и когда Койот закрывает ее, то весь контейнер становится похожим на голову в шляпе.

Объявление появилось в воскресной «Кроникл». Анхель не стал смотреть все, но часть прочел: «Римская вилла: семь комнат, двухэтажная библиотека, окна с видом на небо и так далее». Почему-то объявление перепечатала нью-йоркская ежедневная газета, а потом оно появилось в римской газете; потом, в один прекрасный день, раздается звонок в дверь, и появляется почтальон. Анхель открывает дверь, расписывается в получении бандероли и прощается с курьером и только после этого вдруг видит, что на пакете нет адреса. Поняв это, он дает себе труд выглянуть на улицу, но не видит ни пикапа, ни почтового грузовичка, в общем, никаких признаков официальной доставки.

— Слишком много всяких сетей. — Он закручивающим движением бросает конверт на середину стоящего в гостиной стола. — Такое впечатление, что живешь в двух мирах одновременно.

В комнате занавешены все окна, но дневной свет ухитряется просачиваться сквозь шторы. Анхель просовывает руку под занавеску и ощущает, как по ладони расползается жар.

— Кантор считал, — с каждым словом, выходящим из горла, речь Габриаля набирает скорость, — что каждое число в действительности представляет собой два числа, конечную и бесконечную версию самого себя. Этакие математические двойники. Он называл их realenи reallen,реальные или реальные.

— Забавный способ толковать понятие. — Анхель подходит к столу.

— Да, немножко непонятно.

Анхель обходит стулья, находит какую-то детскую игру, но рассматривает ее очень рассеянно и в одиночестве.

— Вся эта идея была такой темной, что ее не смогли перевести ни в английском, ни во французском изданиях. Два идентичных слова, но одно обозначает временное и преходящее, а другое — бесконечное.

Габриаль пододвигает к себе конверт, смотрит на него, потом снова начинает говорить.

— Ты знаешь, что такое монада?

Анхель садится, поднимает ноги и кладет их на край стола. Габриалю, пока он рассматривает конверт, косички падают на глаза, он смахивает их в сторону и сильно прищуривается, глядя на Анхеля.

— Не могу сказать, чтобы я это знал. А почему это ты прищурился?

— Я же альбинос.

— Это я заметил, — говорит Анхель.

— Рад за тебя. При быстрых изменениях освещенности у меня затуманивается зрение, и мне приходится щуриться, чтобы четко видеть.

Анхель вежливо кивает и тоже смотрит на конверт.

— Понятно, но что же такое монада?

— Понятие изначально появилось в Греции, но им стали пользоваться и позднейшие философы, и слово сохранилось надолго. Эта идея предшествовала идее об атоме. Монада — это нечто, составляющее изначальную единичность, сердцевину источника, но она имеет и протяженность, обозначающую индивидуальную элементарную сущность — физическую или духовную. — Габриаль искоса смотрит на Анхеля, чтобы посмотреть, понимает ли тот, о чем идет речь, но Анхель — весь внимание. Это его новый план: сидеть смирно и дать всему потоку излиться на свою голову.

— Интересно, — продолжает Габриаль, — что в каждой монаде помещается крошечное отражение всей вселенной.

— Электрон вращается вокруг протона также, как планеты вращаются вокруг звезд, что-то вроде этого?

— Только в гораздо большем масштабе. — Габриаль берет в руку конверт. — Выглядит это так, как если ты смотришь на нее, а она отражает как в зеркале всю вселенную, почти неуловимо, но если ты знаешь об этом хотя бы немного — как это получилось, или что там внутри, или что это вообще может существовать, то ты понимаешь, что это совсем иной мир, он взаимодействует с миром, в котором живешь и пребываешь ты, но не является его частью.