— Не будь дурой, — твердила Даун Хендрикс, — учись хотя бы на моем опыте!

— Я жила и в браке, и в одиночестве, — вторила ей горничная, — и поверьте, жить в браке все же лучше!

То же самое твердили и мамаши в детском саду, и соседи, и друзья. Даже Диана, которая, как ни крути, являлась поверенной всех секретов Флер, постоянно предостерегала Розмари против поспешных действий.

Куда ни ткнись, все учили ее жить. Но самым ретивым учителем оказалась, естественно, ее мать. Долли Бэйнтер виделась с Алексом каждое воскресенье, когда он навещал Криса. У Розмари, уходившей из дому на это время, возникло подозрение, что они обмениваются не только вежливыми приветствиями.

— Уверена, — заметила она после очередного визита Алекса, — что ты, моя драгоценная, плетешь заговор у меня за спиной.

— Послушай, Розмари, — сказала мать, — я всегда питала к нему слабость. Он мой любимый зять.

— Он — твой единственный зять, — сухо уточнила Розмари.

— И я была бы рада, чтобы так оно и оставалось. Ты сумела его наказать, дорогуша. Так пусть же прошлое остается в прошлом.

Розмари попыталась осадить Долли мрачным взглядом, но не тут-то было.

— А тебе не приходило в голову, — не унималась она, — что Алекс давно раскаялся?

— Додди Шварц видела его в три часа ночи танцующим в «Приват-Айз». Вряд ли это назовешь раскаянием.

Сегодня вечером, стоило матери завести знакомую пластинку, Розмари прилипла к экрану телевизора.

— Время на исходе, милая, — бубнила Долли. — Скоро состоится слушание дела. Что ты решила?

На экране разворачивались события прошедшего дня: интриганы с Уолл-стрит, «законники» из Вашингтона, городские власти. Белоснежные воротнички, грязные делишки…

— И я еще раз спрашиваю тебя: верно ли ты обошлась с Крисом? — продолжала Долли. Розмари нетерпеливо взмахнула, желая услышать прогноз погоды, и через некоторое время ответила:

— Берни повезло с погодой на день свадьбы. Тепло и солнечно.

— Розмари! Я задала тебе вопрос! Что ты решила!

— А что я должна решить?

— Как быть с Крисом? Что можно предпринять, чтобы вы с Алексом помирились? Я весь вечер твержу тебе, чтобы ты одумалась.

Розмари долгим взглядом посмотрела на мать, а потом сказала:

— Мы живем в свободной стране. Если тебе приспичило видеться с Алексом — дело твое.

— Ты у меня такая умница, — обняла дочку Долли.

— Да, — улыбнулась Розмари. Нажав кнопку, она заставила экран погаснуть. — Я поразительная умница.

Идиотка! Диана едва не стукнула сама себя. Надо же быть такой идиоткой! Вместо того, чтобы держать язык за зубами до тех пор, пока не состоится свидание с Лео и пока ситуация не прояснится, она проболталась, расхвасталась, что Лео явился за ней ухаживать. И после такого красочного вступления Флер с Берни обязательно потребуют от нее поэтапного описания их встречи: что он сказал, что она ответила, они целовались, они добрались до койки? — все в деталях.

А что, если свидание окажется не более чем обедом со старым приятелем? «Привет-Пока-Приятно было увидеться вновь». Что же она им расскажет?..

И все же Диана чувствовала, что в словах Флер о предопределении что-то было. «Суждено» — вот как она сказала, и Диана, которая всегда считала, что вера в судьбу — оправдание для пассивности неудачников и трусов, вынуждена была с этим согласиться. То, что Лео позвонил именно теперь, когда она порвала с Аврамом, вряд ли можно было объяснить простым совпадением.

Заработали некие невидимые силы.

Более того, она была уверена, что Лео — настороженный, чуткий к малейшим нюансам и возможным толкованиям любого поступка — никогда не решился бы позвонить ей, если бы не имел серьезных намерений. Диана не сомневалась, что их встреча и для него немаловажна, это сквозило в каждом звуке его голоса, в каждом осторожно подобранном слове.

— Я всегда считал тебя особенной личностью, — сказал он.

Диана и Лео. Вчера. Сегодня. Навсегда. Эта мечта манила ее все семь бесконечных лет. А теперь? Пугала собственная сдержанность: ей было любопытно повидаться с Лео, любопытно, но не жизненно важно. Она была рада, но не до конца. Заинтересована, но и встревожена.

Пожалуй, в этом виноват Аврам. Вспоминая сцену их расставания, она до сих пор не могла решить — кто из них с кем порвал. Одно очевидно — после того утра из ее жизни ушла какая-то краска, теплота. Даже радость от победы в Вашингтоне — ослепительная, неожиданная — оказалась меньше, чем она ожидала. К тому же «Харриган» не согласился с решением судьи и исполнение приговора отложили в долгий ящик.

— Мне кажется, я могла бы быть счастливее, — сказала она Байрону, — ведь мы выиграли.

— Депрессия после ночи любви, — философски заметил он.

Но она действительно должна была быть счастлива: победа, грядущее партнерство и особенно Лео. А вместо этого — страх, неуверенность. Ведь если и на сей раз ее мечты потерпят крах, она уже никогда не выйдет замуж. И впереди — одинокое будущее.

Одним из старейших партнеров в «Слайтер Блэйни» был Эдвард Стрингфеллоу, чья манера говорить и одеваться возвращала вас в прошлое. Тощий и хрупкий, как древний пергамент, он стал таким еще в юности, когда молодым холостяком поступил на работу в департамент страхования. По большей части он занимался составлением завещаний и управлением состояниями, живя жизнью своих клиентов и их детей, страдая вместе с ними из-за бесконечных разводов, скандалов и ссор, оглашая их последнюю волю и распоряжаясь наследством. Он трудился по двадцать часов в сутки, а после работы возвращался в неуютную квартирку где-то возле Грамерси-парк. Фрэнк Мерриан повторял:

— Он живет законом.

— Он не живет вообще, — уточняла Диана.

Боже упаси ее от такой жизни. Это и не жизнь даже, а смерть заживо. Она поклялась, что непременно постарается заполнить чем-то часы досуга. Вступит в какое-нибудь общество, в теннисный клуб, может быть, даже научится играть на виолончели. Заведет машину. Заведет яхту. Заведет кошку. Только не сдаваться.

Однако нынче вечером эти попытки самоутешения оказались еще менее успешными, чем обычно, известие о беременности Флер разбудило давнишнее страстное желание. Она хотела ребенка. И спрашивала себя: если не сейчас — то когда? И если не замужем за Лео — то как?

Ей почти тридцать три года. Чем дольше тянуть, тем меньше вероятность родить вообще. Она без конца и так и этак обдумывала проблему, но ничего не решила. А тут еще Флер. Это же несправедливо, что не кто иной, а именно она, Диана, лишается исконной женской привилегии — быть матерью. Ведь из нее бы получилась превосходная мать: преданная, нежная, внимательная. Она может так много дать, любить кого-то и быть любимой. Почему же ей суждено состариться и иссохнуть бесплодной? Нет, нельзя полагаться на судьбу. А если она подведет?

В таком случае надо самой творить судьбу. Вот именно! Она на это способна.

— Способна! — громко выкрикнула Диана, усевшись в кровати. Поначалу ее голос дрожал от волнения, но вскоре окреп. Она повторила это слово — уже уверенно. Да, она решилась наконец. И поступит так, как велит природа. Что бы ни было ей уготовано в будущем, родит ребенка. С мужем или без мужа, с благословения родителей или без оного, она ни за что не уйдет из этого мира бездетной. И если ей не удастся зачать самой, возьмет приемыша. В наши дни это не такая редкость, и никто не порицает женщин, в одиночку воспитывающих детей. Напротив, одинокие матери вызывают уважение, и это справедливо, ибо материнство — один из древнейших, главнейших и мощнейших женских инстинктов, самая натуральная женская роль. И Диана с Божьей помощью не окажется ее лишенной.

Однако ее тело — не просто машина для размножения. Возраст не шутка, и если она наконец-то решилась сделать то, чего хотела на самом деле, то есть забеременеть, стоит поторопиться — пока молода и полна сил. Время на исходе.

Осталось всего несколько лет!