— Чмок, чмок! — Ягненочек радостно обмусолил тете Берни щеки, попутно заляпав воротник замшевого жакета.

— Извини, — сказала Розмари, — это можно смыть бензином. Мы просто только что покушали и стали неряшки-замарашки, правда, деточка?

— Неряшки-замарашки, — с восторгом подхватил Крис.

— Заляпали рубашки, — засмеялась Розмари.

— Испачкали штанишки, — продолжил Крис. Он не умолкал ни на секунду, пока они двигались к «ауди» Алекса: — Испачкали штанишки. Испачкали штанишки. Маленькие мишки.

— Ничего, если Крис сядет впереди? — спросила Розмари. — Он обожает делать вид, что ведет папочкину машину.

— Сзади намного удобнее, — отвечала Берни, сгорая от желания поговорить.

— И если ты не спешишь, мы могли бы остановиться и кое-что купить по пути.

— Конечно, — машинально отвечала Берни.

— Пирожные! — завелся Крис. — Мы купим пирожные?

— Там будет видно, — отвечала Розмари.

— Дело в том, — сказала Берни, — что я боюсь, что обошлась со Стивом по-свински…

— У стен есть уши. — Розмари многозначительно поглядела ей в глаза, тогда как Крис с увлечением накручивал воображаемый руль. Они молча проехали несколько кварталов, и тут Крис заявил:

— А у стен ушей не бывает, мамуля! Это глупость!

— Ну что за мальчик! — счастливо хихикнула Розмари. — Ничего-то он не упустит!

— Разве они есть, тетя Берни?

— Что? — непонимающе переспросила та.

— У стен разве бывают уши? Мамуля говорит, бывают.

— М-м-м… — Берни с трудом собралась с мыслями. — Понимаешь, твоя мамуля не совсем это имела в виду. Уши, конечно, бывают не у стен, а у тех, кто сидит за ними и может неожиданно услышать то… ох, ну и путаница вышла! — И Берни, сдавшись, добавила: — Словом, взрослые часто говорят о непонятном. И если говорить буквально, то у стен, конечно же, не может быть ушей. О'кей?

Крис подумал с минуту и спросил:

— А как же тогда стенки слушают?

— Он ужасно милый, правда? — засмеялась Розмари. — Ага, вот и магазин.

— Можно, я покачу коляску с покупками? Ну, мама, можно?

— Только если будешь очень, очень осторожен.

Оказавшись в супермаркете, Крис тут же вцепился в коляску и помчался к полке со сладостями, далеко обогнав Розмари с Берни.

— Пирожные! — Он торжествующе схватил с полки коробку и положил в коляску. — Ам-ам! Я съем пирожные!

— А где «пожалуйста»? — с некоторым запозданием напомнила Розмари.

— Два «пожалуйста», — тут же среагировал Крис и добавил еще коробку с медовыми крекерами. — За два «пожалуйста» — две коробки!

«Пройдоха», — подумала Берни.

— Умница! — восторженно засияла Розмари. — Ну совсем как папочка! Уж если он что-то задумает, так своего не упустит! Такой упрямый! Ну скажи, разве он не чудный?

«Чудный, чудный», — проносилось у Берни в мозгу. Чудный, и болтливый, и пронырливый, и очаровательный, и невозможный, и заводной, словно вечный двигатель, и вечно требующий, чтобы внимание матери принадлежало ему и только ему. Алекс вовремя смылся играть в гольф, и в доме некуда было деться от милой компании крошки Криса.

День шел своим чередом, и у Берни уже возникли сомнения, улучит ли ее хозяйка хотя бы десять минут для разговора до того, как пора будет возвращаться в город. Потому как до сих пор ей не дали и слова сказать о деле.

— Он что, не спит днем? — шепотом поинтересовалась она после ленча.

— Мы выросли слишком большие, чтобы спать. — И Розмари заговорщически подмигнула Крису. — Мы уже сами ходим в детский сад!

Берни вымученно осклабилась, изображая улыбку.

И только к трем часам Розмари сжалилась, погрузила сына в машину и отвезла поиграть к соседям. Берни, не скрывая облегчения, глядела им вслед. Ну и работенка — воспитывать детей!

— Ну вот. — Розмари устроилась на кухне и начала чистить овощи к обеду. — Теперь ты можешь рассказать мне обо всем. Должна заметить, видок у тебя никудышный. Да, там на полке есть кофе и немного чудесного домашнего пирога. Подкрепись, успокойся и расслабься. Мы свободны аж до пяти часов.

Берни подробно принялась описывать все, что произошло между нею и Стивом — вплоть до заключительного ультиматума, — попутно осушив с полдюжины чашек кофе.

— Я сказала: или женись, или проваливай, — сообщила она и тут же призналась, что не в силах избавиться от сомнений. — А как ты считаешь, Розмари? — Ее глаза предательски повлажнели. — Может быть, я перегнула палку? Может быть, я не права, принуждая его жениться силой?

— Да что ты! — всполошилась Розмари. — Ты поступила верно. Старые как мир брачные узы — вот что до сих пор остается незыблемым. Не забывай об этом.

— Правильно, — кивнула Берни.

— Это единственная твоя опора и в эмоциональном, и в финансовом смысле. Единственная гарантия, что ты не останешься в одиночестве, когда станешь седой и старой.

— Ты права как никогда.

— К тому же, — продолжала гнуть свое Розмари, — если мужчина действительно любит женщину, он просто обязан сделать определенные шаги, особенно если учесть то, что вы оба давно не дети. Уверяю тебя, Берни, твое поведение абсолютно резонно. Правда, не в обиду будь сказано, оно несколько запоздало, но это не меняет сути дела.

— Спасибо, — с превеликим облегчением вздохнула Берни. — Я услыхала именно то, за чем сюда приехала.

— Правда, я всегда считала, что синица в руках предпочтительнее, — более мягко сказала Розмари. — А Стив был не так уж и плох. Нет, не думай, что я осуждаю твой поступок, — ты должна, ты просто обязана была это сделать! И все же, как ты думаешь, нет ли шанса, что Стив вернется?

— Ни малейшего. — Берни высморкалась в бумажный платок. — Вот уже две недели я бьюсь об стенку лбом, надеясь, что у него посветлеет в мозгах. Я твержу себе: он меня любит, черт побери, он не оставит все так, как есть. Но с той проклятой ночи от него ни слуху ни духу. Ни одного звонка. Он просто собрал шмотки и смылся. Я печенкой чую, он никогда больше не женится. Даже под угрозой смерти. И будь я проклята, если унижусь до того, чтобы позвонить ему первой.

— Конечно, — сочувственно хмыкнула Розмари. — Как-никак у тебя тоже есть гордость. Все или ничего, Берни. Так и держи.

— Точно! — В Берни снова закипел гнев. — О'кей, я готова примириться с тем, что он никогда на мне не женится, и не собираюсь идти на попятный. И все же чувствую себя полной дурой, Розмари. Я не заслужила такого дерьма, по крайней мере от него. Если бы мне приспичило выслушивать гадости, я преспокойно могла бы вернуться к родным в Бингхэмтон. Там в ту же минуту собралась бы толпа кумушек, готовых учить меня жизни. Зачем ты сделала так? Зачем ты не сделала этак? Почему бы тебе не выйти замуж и не остепениться? Понимаешь, я могу иметь на счету в банке миллион баксов и красоваться на первых страницах «Таймс» — и все равно моя мамаша будет качать головой и вздыхать: «Ну почему бы тебе не выйти замуж, как сделали все твои сестры?..» Послушать ее, так это моих сестер надо считать гордостью семьи, а не меня! Мне так не хватало внимания!

— Как Крису. Кстати, надеюсь, он тебе не очень надоел?

— Вовсе нет, — тактично заверила Берни. — Всем детям требуется внимание. По-моему, это естественно. И он растет вполне счастливым, ведь ты находишься в полном его распоряжении. Мне приходилось хуже, кругом было полно конкурентов — братья, сестры. Поверь мне, Розмари, когда в семье шестеро детей, а ты к тому же младшая, то волей-неволей приучаешься бороться за свои права с пеленок. Иначе пропадешь. Не правда ли, смешно, но с тем же самым приходится бороться, когда становишься взрослым…

Розмари продолжала не спеша чистить овощи, а Берни погрузилась в невеселые мысли.

К примеру, взять хотя бы ее работу на студии. Не будь она такой напористой, самоуверенной, острой на язык и даже агрессивной — ее сериал ни за что бы не вышел в эфир. И до конца дней своих она так и тянула бы лямку, оставаясь никому не известным именем в длинных титрах. И никому не было бы до нее дела.