— Со слухами всегда неувязки, — сказал я, пытаясь сохранять видимость спокойствия. — Полагаться на них нельзя. Как ты собираешься поступить с лекарем?
Он пожал плечами.
— Думаю, моя репутация только укрепится после завтрашней победы над мерзавцем маркизом, но если этого не случится, то опять возникнут неприятные вопросы насчет смерти моего предшественника, и тогда кому-то придется на них ответить, но только не мне. Самый логичный выбор падает на лекаря его величества.
— А Джа…
— Джамиля свободно может покинуть дом в любое время, но, конечно, единственный человек, с которым ей будет безопасно, — это ты, тем более теперь, когда вся община вновь разбежалась кто куда.
Мне понадобилась минута, чтобы обдумать это, но на ум так ничего и не пришло.
— Ты позволишь ей уйти… А в чем тут твоя выгода?
— Всего лишь сделаю тебе одолжение! Хочу продолжать наше приятное общение, как было в прошлом. Все шло бы своим чередом, если бы не грубое вмешательство этой армии, которую мы оба так сильно ненавидим. Неразумно с твоей стороны и дальше поддерживать эту проклятую кампанию, а идти тебе некуда. Решение очевидно: оставайся со мной. Ты и Джамиля. Армия капитулирует и побредет в Иерусалим со своим прекрасным Грегором или поедет домой, в Европу, со злодеем-маркизом, а ты поможешь мне вернуть империи ее прежнюю славу.
— Я пришел сюда, вовсе не собираясь объединяться с тобой, и по-прежнему не имею такого намерения, — запинаясь, проговорил я.
Тревога о Джамиле заставила меня на минуту забыть, зачем вообще я сюда пришел.
— Но ты ведь пришел, — пропел он и многозначительно улыбнулся, словно собирался разоблачить меня как своего секретного агента.
— Ради Грегора. Ты кое-чем ему обязан. Я пришел забрать долг. Только и всего.
Он слегка поморщился от разочарования.
— В самом деле? Выходит, я тебя переоценил. Так тебе нужна лишь месть? — Внезапно в его глазах вспыхнул огонь. — Ты несколько месяцев болтал о своей ненависти к завоевателям, о клятве поквитаться с теми, кто завоевал твою родину. Я еще тогда подумал — вот он, мой брат! Еще один умный и сметливый человек, который, подобно мне, не станет сидеть сложа руки, пока в его стране орудуют тираны! И теперь, когда у тебя появилась такая легкая возможность присоединиться ко мне в борьбе с проклятым завоевателем, который воспользовался религиозным паломничеством, чтобы посадить на трон марионетку, а самому дергать за веревочки, ты отказываешься. Тебе нужно лишь отомстить за один поступок, совершенно пустяковый в военное время. Интересно, в твоем языке есть слово «лицемер»?
— У нас есть другое слово, означающее «откуп за убийство», — ответил я.
— Идет война, глупец. Мы все убиваем друг друга, и это не считается убийством.
Ненавижу, когда в споре люди становятся крючкотворами-законниками.
— Ты дурно поступил с Грегором, когда убил его брата. Ты у него в долгу, пусть даже это не было убийством.
— Таков британский закон? Но мы ведь не в Британии, друг мой, — рассмеялся Мурзуфл. — Здесь у нас другие правила.
— Раз так, ладно. Пусть это не будет око за око, но хотя бы голова за голову. За голову Отто отдай мне голову Иоанна Крестителя.
Он посмотрел на меня внимательно и развеселился.
— Мне очень нравится Грегор, ты знаешь. Но неужели ты действительно проделал весь этот путь сюда, рискуя жизнью, ради простого осколка кости — лишь бы подбодрить какого-то угрюмого воина?
По крайней мере, он не отрицал, что реликвия у него. Но его слова как-то принизили мой героизм, что мне, конечно, не очень понравилось.
— Да, — ответил я.
Он взглянул на меня с легким раздражением.
— Ты, конечно, понимаешь, — сказал он, — что, если ты сюда явился по этой единственной причине, и тебе нечего мне предложить, и ты не имеешь ни малейшего желания присоединиться ко мне или поддержать меня, если ты всего лишь лазутчик из вражеского лагеря, проникший, несмотря на стражу, в мои личные покои с каким-то глупым притязанием, тогда мне ничего не остается, как убить тебя. Но подозреваю, у тебя кое-что другое на уме.
— У меня одно на уме: отдай мне реликвию и отпусти с миром.
Он решил, что это начало какой-то шутки.
— Почему я должен так поступить?
— Потому что это будет правильно. Даже если бы на тебе не было крови Отто, долг все равно остается. Я помогал освободить тебя из заточения. Мы с Грегором передали все святыни этого города в твои руки — и посмотри, чего ты добился благодаря этой маленькой хитрости! Отдай ему одну-единственную реликвию. Для тебя ведь она ничего не значит, правда?
— Что? Голова Иоанна Крестителя? Разумеется, значит, это ведь святыня!
— Мы отдали тебе город, полный святынь. А именно эта реликвия имеет особое значение для Грегора. Как раз сейчас он отчаянно нуждается в ней. К завтрашним событиям это не имеет никакого отношения. Ты не пострадаешь, Мурзуфл, если реликвия окажется у него, зато она спасет ему жизнь.
— А какое мне дело до его жизни? — расхохотался император. — Он мой враг!
— Он ни разу не поднял на тебя руку, кроме того случая, когда защищал Бо…
— Не произноси в моем присутствии имя этого человека! — рявкнул Мурзуфл.
— Когда защищал своего трусливого, подлого тестя.
Мурзуфл бросил на меня ироничный взгляд.
— Ты забываешь, что Грегор и почти двадцать тысяч других воинов пытались в пятницу разграбить мой город…
— Грегор не принимал участия в сражении, — сказал я. — Он отказался, вопреки приказу маркиза, ибо считал это злом. — Мурзуфл очень удивился моим словам, поэтому я продолжал в том же духе. Мне хотелось побыстрее решить это вопрос и перейти к ситуации с Джамилей. — У тебя есть редкое для вожака качество — ты ценишь людей по их внутренним качествам, а не по рангу. Ты знаешь, что Грегор хороший человек. Он заслуживает какой-то компенсации от тебя. Только подумай, как для него будет важно получить голову Иоанна Крестителя.
Мурзуфл задумчиво поморщился.
— Да, мой друг, предполагаю, это было бы очень мило, но все же безопаснее будет убить тебя. — Увидев мое бешенство, он добавил: — Мне казалось, мы понимаем друг друга, но теперь ясно, что нет. Поэтому оставлять тебя на свободе рискованно. Жаль, что ты явился сюда с такой ничтожной целью. Я даже не мог предположить, что именно ты из всех людей способен на такую глупость. — Он вздохнул с искренним и в то же время оскорбительно небрежным сожалением и вынул из-за пояса кривой нож.
— И ты сможешь после этого жить в ладу с самим собой?
— Я целый месяц прожил, считаясь убийцей Отто, и прожил отлично, но благодарю за заботу.
— С Отто ты встретился один раз в тюрьме, затем дважды на поле брани. А мы с тобой были товарищами много недель.
— Мы и сейчас могли остаться товарищами, если бы ты только согласился. Я бы и Грегору раскрыл объятия дружбы. Отвратительный, ненавистный вожак разочаровал его еще больше, чем мой император разочаровал меня, так что никто бы не винил рыцаря, если бы он выбрал нечто лучшее. Пусть этим лучшим будет Византия. Я бы с радостью предложил ему место при своем дворе. Он стал бы… как это говорится… гвоздем программы. А это шлюшье отродье Бонифаций остался бы с носом. — Он ухмыльнулся. — Фактически это было бы единственное радостное событие этого года. — Он помахал ножом. — Могу послать баркас за Джамилей. Не пройдет и часа, как она будет здесь. Ну что, ты со мной? Или мне поковырять этим ножом у тебя в кишках? Выбор за тобой.
— У меня появилась привычка отказываться, когда мне предлагают мою собственную жизнь на таких условиях.
Он немного опустил нож и посмотрел на меня так, словно я его радовал.
— Должен сказать, ты рассуждаешь как человек, который верит, что увидит следующий рассвет. Поэтому делаю вывод, что вся эта твоя смелость лишь уловка. Думаю, ты пришел сюда неспроста.
— Ничего подобного. Я здесь только для того, чтобы высказать разумную просьбу, которую, надеюсь, ты разумно удовлетворишь.
