Грегор опустил тяжелую ладонь на мое плечо и развернул меня к маленькой лавке, где продавались свежие сыры — каждый из нас особенно похвалялся тем, как делают сыр у него на родине, и сокрушался из-за его отсутствия во время путешествия.

— Вот то место, которому я готов покровительствовать! — весело воскликнул Грегор. — Идем!

— В генуэзском квартале продается лучший сыр, — предложил Ионнис. Казалось, он хотел, чтобы мы обошли все латинское поселение и дали ему возможность похвастаться. — А еще вы можете купить египетский лен. В это время года он очень дешев. Вдоль пристани на рынках и в больших магазинах торгуют купцы из России, Ломбардии, Испании, Ханаана… [39]

— Туда мы тоже сходим, — умиротворенно объявил Грегор и направился в лавку.

Я хмуро потащился за ним. Ионнис плелся сзади, продолжая перечислять страны, представленные вдоль пристани, и стоически хвастаясь, что ежедневный доход города равен двадцати тысячам золотых монет.

— Отличная новость. Выходит, вы сможете расплатиться с нами через пять дней, — сказал рыцарь, не вслушиваясь (кстати, обменный курс он тоже переврал).

Грегор купил очень маленький кусочек сыра (раздав почти все свои деньги в церквях, где мы побывали) и послал Ионниса в соседнюю пекарню за свежим хлебом.

Мы вышли из лавки на широкую и шумную улицу. Я поднял взгляд и увидел настолько знакомое лицо, что сразу даже не понял, насколько странно встретить его здесь. В нескольких шагах от нас стояла Джамиля с еще одной иудейкой; у обеих висели на локтях корзинки. Она ушла только вчера, а мне казалось, будто мы не виделись несколько недель.

— Что ты здесь делаешь? — визгливо поинтересовался я.

Грегор, внезапно засмущавшись, кивнул Джамиле, потом нервно улыбнулся и второй женщине. Джамиля поспешила представить подругу как Руфь. Женщина кивнула, но сразу отвернулась. Джамиля на меня не смотрела.

— Руфь не говорит по-французски, — пояснила Джамиля Грегору в качестве извинения.

— К тому же мы сожгли ее дом, — добавил я. — А в остальном она считает нас отличными парнями. — Я снова повернулся к Джамиле и осторожно поинтересовался: — Как твоя бабушка?

Джамиля покачала головой, потупилась.

Я почувствовал внутри свинцовый холод и неловко протянул руку, желая ее утешить. Она вновь покачала головой, на этот раз резко, и оттолкнула мою руку.

— Джамиля… — прошептал я.

— Ничего, — быстро произнесла она, не дав мне договорить.

Она никак не желала на меня смотреть. Вторая женщина, интуитивно уловив суть разговора, обхватила руку Джамили обеими руками, словно защищая. Джамиля не стала сопротивляться, что показалось мне ужасно несправедливым, так как с этой женщиной она была знакома меньше суток.

— Где ты живешь? — мягко спросил Грегор.

Она показала на маленький домик, откуда мы только что вышли.

— Мы знакомы с этой семьей, и они позволили нам ночевать у них в лавке. На несколько дней мы пристроены.

— Да там вам двоим не хватит места даже встать, не то что лечь! — возмутился я, успев сообразить, что если ее бабушка погибла, то других родственников у нее в Пере не осталось и поэтому ей следует вернуться к нам, то есть ко мне.

Джамиля продолжала нервно поглядывать на Грегора, а меня совершенно игнорировала, хотя я разглядывал ее в упор.

— Не знаю, как долго мы сможем там оставаться, но в нескольких улицах отсюда, возле мечети, живет одна мусульманская семья. Я была знакома с их племянником в Александрии. Так что, может быть, они смогут нас приютить ненадолго. Община планирует восстановить Перу, как только… как только вы отбудете в Египет.

— Если вас всего двое, поживите у нас в палатке, — предложил я, чувствуя косой взгляд Грегора — эдакую германскую версию благословляющего взгляда Христа.

— Спасибо, но нет, — ответила Джамиля, по-прежнему не глядя на меня. Я легко мог бы поднять руку и погладить ее по лицу, но постарался переключить внимание на то, что она сейчас говорит. — К тому же нас не двое. В лавке ночует восемь человек.

— Это даже хуже, чем теснота на кораблях, — сказал Грегор. — Неужели нет другого выхода? Какой-нибудь иудейский женский монастырь… В вашей компании одни женщины?

— Нет, — ответил мужской голос с акцентом откуда-то сверху. — В основном мужчины, потому из того адского пламени, что вы устроили, спаслось мало женщин.

Мы все посмотрели на говорящего: за спиной Джамили стоял Самуил, брат ее погибшего мужа. Он стоял так тихо и неподвижно, что слился с уличной толпой, от которой отличался лишь светлым цветом кожи и необычной шапочкой. Джамиля познакомила Самуила и Грегора, все так же не обращая на меня внимания. Пусть они с Самуилом дружили в детстве, но ведь воссоединились только вчера — когда же успели установить отношения строгого отца и послушной дочери? Глядя на них, я невольно проникся к Грегору любовью за то, что он придерживается роли большого брата.

После знакомства наступила неловкая пауза.

— Когда вы собираетесь покинуть нас, чтобы покарать неверных? — наконец спросила Джамиля, сухо пошутив.

— Как только нам заплатят, — ответил Грегор, невольно ежась под сверлящим взглядом Самуила.

— Значит, никогда, — изрек Самуил.

— Вы не думаете, что они постараются поскорее с нами расплатиться, чтобы избавиться от нас? — спросил Грегор, сделав неудачную попытку пошутить.

Юмор ему не давался и в лучшие времена, а уж тем более теперь.

— Хотелось бы, чтобы они поступили именно так, — сказал Самуил. — Но у них много и других неотложных дел. Придется перестраивать бухту, ликвидировать ущерб от пожара, устроенного венецианцами…

— И позаботиться о раненых воинах, — продолжила Джамиля.

— И восстановить Перу, — сказал Самуил.

— И отремонтировать Галатскую башню, — добавила Джамиля.

— И поддерживать государственную службу огромного правительства в самой гуще волнений и перемен, — сказал Самуил.

— И разумеется, нужно устроить пир по случаю коронации, — завершила перечисление дел Джамиля.

Они говорили с одинаковым акцентом и так слаженно, будто отрепетировали. В процессе перечисления длинного списка бедствий голос Самуила в конце концов зазвучал иронически. Я еще подумал, что он перенял иронию у Джамили.

Наступила еще одна неловкая пауза.

— Вы, наверное, осматривали город? — спросила Джамиля. — Что успели увидеть?

— Акведук и кучу церквей, — мрачно изрек я. — А вы?

— Вам нужен проводник, который рассказал бы о самом важном, — быстро и нервно заговорила Джамиля, лишь бы опять не возникла неловкая пауза. — Если бы я знала больше, то сама бы вас повела. Быть может, Самуил кое-что знает? — и она обернулась к нему.

Самуил, вновь став серьезным, ответил:

— Я не очень хорошо знаком с городом. Иудеев выселили за городские стены в Перу много лет назад. Там мы и жили, пока ваша атака не сожгла все дотла, уничтожив половину из нас.

Снова повисла пауза.

Ее нарушил Ионнис, вернувшийся с хлебом.

— Теперь мы отправимся в великий собор Святой Софии, храм Божественной мудрости, где и завершим паломничество, — объявил он.

— Да, пилигримы, завершите начатое, — мрачно изрек Самуил, после чего по-хозяйски подхватил под локоть Джамилю, второй рукой — ее подругу и намеренно увел их от нас.

В тот день мы не пошли в собор Святой Софии и, конечно, не стали тащиться в неведомую даль, чтобы взглянуть на голову Иоанна Крестителя. Отчасти в том была моя вина. Расставшись с Джамилей, я расхандрился, как прыщавый мальчишка, и Грегор, не утративший сияния после знакомства с таким количеством святых, не захотел, чтобы его впечатление от величайшей в мире церкви или самой важной реликвии было испорчено моим плохим настроением. К тому же стояла удушающая жара, и мы, много часов протопавшие под солнцем, были совершенно разморены. Поэтому мы попрощались с Ионнисом, нашим неулыбчивым проводником. Попытались расплатиться с ним, но получили отпор. Однако убедили его, что мы все поняли: его родной город поистине центр святости на земле. Потом мы направились в лагерь, воспользовавшись переправой через знаменитую бухту Золотой Рог.