— Ну как, понравилось? — спросил он с ленью, скрывавшей похоть, и потянулся к своему паху. — Уверен, что понравилось. Иди сюда и задирай юбку.
Я так и знал, что никакой это не евнух. Барцицца оказался еще тупее, чем можно было предполагать.
Прямо со своего шаткого насеста, устроенного на аналое, я прыгнул на плечи слуги и, обхватив его рукой за шею, потянул назад и вниз. Он попытался оторвать мою руку, но безуспешно. Мне показалось, что я провисел в воздухе целую вечность, пока мы боролись. Он хрипел, я мычал от усилия удержать хватку, и вместе мы медленно кружили по комнате. Я молился всем богам, чтобы они не дали мне воспользоваться кинжалом. Женщина тем временем молчала и изумленно смотрела на нас — наверное, удивительное было зрелище, ведь слуга был на две головы выше меня и раза в два крупнее.
Когда я уже подумал, что мне не справиться с ним, громила наконец отключился, повалившись спиной на деревянный пол и едва не раздавив меня своей тяжестью. В последнюю секунду мне удалось отскочить в сторону. Потом я обратил свое внимание на женщину.
Принцесса отступила назад, но никакой другой реакции не последовало.
— Чего ты хочешь? — строго спросила она со своим странным гортанным акцентом, и меня буквально обдало презрением, прозвучавшим из-под покрывала.
Я улыбнулся, стараясь ее успокоить.
— Я собираюсь вернуть тебя твоему народу.
— Каким образом? — Женщина удивленно округлила глаза.
— В бухте ждет целый флот, первый заход — в Александрию, в Египет. У них недобор, поэтому есть свободные койки. — Я помпезно протянул ей руку.
Она только качнула головой.
— С какой стати? Кто ты такой?
Да, не такого ответа я ожидал.
— У меня много долгов перед белым светом, и один из них — благополучие некой особы королевских кровей. Сама пойдешь или мне связать тебя и заткнуть кляпом рот?
Женщина аккуратненько сложила ладошки перед собой и оглядела меня с ног до головы.
— Зачем мне покидать черта знакомого ради черта незнакомого? — поинтересовалась она.
Я очень невежливо хмыкнул и сурово переспросил:
— Что-о?
— А вдруг ты второй Барцицца? Или, что еще хуже, можешь оказаться полным неумехой, несмотря на все свои благие намерения, и навлечь на нас погибель.
Я ушам своим не поверил, но быстро нашелся:
— Хочу спасти тебя, а ты сомневаешься в моих способностях. Уж не ждешь ли ты предложения получше?
Тут «евнух» запыхтел за моей спиной, хотя так и не очнулся. Принцесса Джамиля шагнула в сторону и сорвала с тюфяка сначала одеяло, потом простыню.
— На, свяжи его вот этим. Через секунду он очнется. Веревку принес? — Я покачал головой, тогда она швырнула простыню в мою сторону. — Так как же ты надеялся вызволить меня отсюда?
— Я вскарабкался вверх по стене. Спускаться вниз — чуть сложнее, но ненамного…
— Ненамного для тех, кто знает, как драить стены. Другого плана в запасе нет?
Я буквально почувствовал, как ее темные глаза оценивают меня в слабом свете из окошка, и начал гадать, разглядела ли она, что я покраснел.
— Мы воспользуемся простыней, спущу тебя на ней из окна, — торжествующе произнес я, как будто сказал что-то умное. — Затем выберусь сам.
— В таком случае чем мы его свяжем? — спросила она, передразнивая мой тон.
— Неужто твоя постель состоит из одной простыни? — язвительно поинтересовался я и показал на одеяло. — Оно выдержит твой вес не хуже простыни.
— Ты не француз? — Джамиля пыталась определить мой акцент.
— Говорю по-французски, но не француз.
Я легко оторвал кусок от ветхой простыни и забил его в рот слуге. Принцесса заговаривала со мной то на одном, то на другом языке. Некоторые были мне знакомы, хотя среди них не было моего родного языка. Пока шла эта языковая пытка, мне пришлось воспользоваться кинжалом Отто, чтобы искромсать остаток простыни и связать неподвижное тело. Перетаскивать бесчувственного громилу оказалось сложнее, чем бороться с ним. Принцесса, похоже, не собиралась двигаться с места, прежде чем не выяснит, кто я таков и зачем сюда явился. Поэтому, закончив возиться со слугой, я выпрямился и прервал ее строфой из одной бардовской элегии, исполненной на родном языке. Она наклонила голову, словно собачка, услышавшая странные звуки.
— Ну что, сбита с толку? — Я улыбнулся, переключившись на французский. — Мне часто выставляют выпивку, проиграв пари, на всех турнирах по спасанию девиц. Кстати, один из них начинается прямо сейчас… Идем, миледи?
Джамиля секунду молчала.
— Если нам предстоит путь по морю, — сказала она после паузы, — то нужны припасы.
Я расстроенно охнул, в последний раз затянув узлы на слуге.
— Ваше высочество…
— Какой смысл убегать отсюда, если нас ждет смерть в пути? — резонно заметила Джамиля. — А ты явно не подумал об этом. Мне приходилось раньше путешествовать, а тебе — нет.
Она проскользнула мимо слуги, который со стоном приходил в себя, и подошла к аналою в углу. Потянула за верхнюю доску, куда молящиеся кладут руки, и доска отошла. Принцесса достала из мелкого углубления небольшой мешочек. Увидев удивление на моем лице, она пояснила:
— Ты думаешь, все эти пять лет я не готовилась к побегу? Думаешь, просто сидела в этой клетке и жалела себя всякий раз, как этот деревенский увалень раздвигал мне ноги? Да такую женщину и спасать не стоило бы. — Она взглянула на свои пожитки. — Я должна спросить у тебя откровенно, ожидаешь ли ты от меня плотских услуг в обмен на побег, потому что если так, тогда мне придется…
— Вовсе нет! — возмутился я. — Клянусь всем, что считаю святым: мое единственное намерение — доставить тебя благополучно на твою родину. Готов заложить собственную жизнь ради того, чтобы вернуть тебя домой в целости и сохранности.
— Очень хорошо, одной заботой меньше. — Джамиля швырнула мешочек обратно в ящик и продолжила громким деловым тоном: — Раз ты босой, возьми обувь у этого мерзавца. По размеру она будет велика, но, возможно, на борту корабля нам удастся обменять ее на пару поменьше. В пустыне без нее не обойтись.
Уверен, у меня в ту секунду был ошарашенный вид.
— Меня поражает твоя невозмутимость.
Она заморгала. Я не мог видеть ее лица, но моргание было достаточно выразительным: принцесса сочла меня идиотом.
— А ты что, хотел, чтобы я билась в истерике? Тогда тебе было бы легче выкрасть меня отсюда?
— Нет, — признался я.
— Ты будешь чувствовать себя большим героем, если я стану вести себя как обиженный ребенок или взволнованная капризница? — спросила принцесса тем же строгим голосом.
— Не знаю, — признался я и тут же сварливо добавил: — Возможно.
— И в чем смысл этой словесной перепалки? Чтобы ты захотел настроиться на героический лад?
— Думай, что хочешь, а пока заткнись и ступай за мной.
7
Когда они все вышли дружно в море, подняли паруса и вымпелы на полубаках, тогда и вправду стало казаться, будто море ожило.
Робер де Клари.
Хроника Четвертого крестового похода
На рассвете следующего утра,
то есть в день святого Иеронима,
30 сентября 1202 года
К моему величайшему сожалению и стыду, должен внести исправления в предыдущую запись и сказать, что бритт не отправится с нами в паломничество до Иерусалима. Я спал в каюте «Иннокентия», тесной, сырой и душной. Долго ворочался, но потом Господь наконец даровал мне дремоту. Мой брат Отто, дрожащий и промокший до нитки, разбудил меня, когда солнце начало вставать, и сообщил о злодействе, которому я не знаю равного. Покинув дом благородного Барциццы, бритт вытащил из-под одежды булаву и пригрозил ею Отто, после чего затеял спор с несколькими варварами-бандитами: в начале рассказа Отто говорил о двух, но, продолжая объяснять, что случилось, он припомнил и третьего. Всех этих людей нанял бритт, чтобы они помогли ему сбежать. А спорили они о том, что лучше — отрубить Отто руки и ноги или связать его и бросить в Большой канал. Брат самоотверженно одолел четырех злодеев голыми руками, лишив при этом бритта половины шевелюры, а двух бандитов — надежды завести потомство: ему помогли в этом мастерские удары коленом и милость Божья. Везение было на его стороне — он остался жив, и я благодарю Господа за это. Музыкальные инструменты бритта (он был известным музыкантом у себя на родине) я привез из дома Барциццы. Мы продадим их и выручку пожертвуем на дорожные расходы, а то неоплаченные долги задерживают наше отправление.