— Неслабо. И странно. Ты ему что-нибудь дала?

— Пару бумажек, чтобы он снял копии. Особо и давать-то нечего. Разрешила ему с час поискать по дому. Они уже так делали, когда ты только пошел на работу в Управление. И когда там работал твой отец, много раз. Так что я не слишком беспокоилась.

— Он нашел что-нибудь, что ему не понравилось?

— Нет. Когда он уходил, он выглядел довольным. Сказал, что все в порядке и не о чем беспокоиться. Допуск будет продлен.

Феррис пожал плечами. Наверное, Хофман послал сотрудника, когда он присоединился к обитателям Минсмит-парка. Без разницы. У него нет секретов. И сейчас у него есть другие поводы для беспокойства, посерьезнее. Пожелав матери спокойной ночи, Феррис лег поспать на пару часов, перед обратной дорогой в город.

Он сделал две копии записей. Первый комплект он оставил адвокату, а второй взял с собой, поехав к Гретхен. Когда она открыла ему дверь, у нее был побитый вид. Судя по темным кругам под глазами, этой ночью она спала не слишком-то много. Она поняла, что у него есть способ надавить на нее. Но она в жизни не могла бы подумать, что он сможет сделать это.

Феррис аккуратно, один за одним, выложил на стол документы. Разъяснил содержание каждого из них, на случай, если она что забыла. Но было очевидно, что она не забыла ничего. Он объяснил, что копии каждого из этих документов находятся у его адвоката, которому дано указание доставить их в отдел служебного соответствия в Министерстве юстиции завтра в десять утра, если от Ферриса не поступит иных указаний. Представив ей все эти доказательства, Феррис ждал, что она начнет обороняться, заявлять, что все это ложь, обвинять его в вероломстве за то, что он хранил все эти документы все то время, что они жили вместе. Может, даже расплачется. Но она молчала, лишь иногда качая головой. Когда он закончил свой рассказ, она посмотрела ему в глаза.

— Я тебя любила, — сказала она. — Но это кончено. Я не могу любить тебя после всего этого. Уходи. Мне надо подумать.

Она пошла в спальню и закрыла за собой дверь. Феррис собрал бумаги и вышел из квартиры.

На следующий день рано утром в отдел главного инспектора позвонил адвокат. Он сказал, что представляет интересы Гретхен Феррис, и объяснил, что миссис Феррис получила дополнительную информацию относительно своего мужа. Она не готова свидетельствовать против него и отзывает свое заявление насчет нарушения им, в качестве сотрудника ЦРУ, федеральных законов и актов. Затем адвокат позвонил Шихэну и изложил ему то же самое. Также он сообщил, что миссис Феррис поручила ему передать, что она согласна на развод.

Эта победа оставила у Ферриса лишь чувство внутренней пустоты. Он понимал, что злоупотребил ее доверием. Она пыталась причинить ему боль, но лишь из любви. Он причинил ей боль в ответ, чтобы защитить себя. На этом все кончилось. Если нет любви, то у Гретхен нет никаких причин дальше возиться с этим делом. Она не тот человек, который берется за безнадежные дела, и очень скоро у нее отбоя не будет от поклонников. Она лакомый кусок, и она это знает. Феррис рассчитывал на ее здравый смысл, но и представить себе не мог, насколько быстро это произойдет.

— Давай за работу, — сказал ему Хофман. Ему позвонили по защищенной телефонной линии и сказали, что расследование Управления в отношении Ферриса закрыто. Хофман сказал Феррису, чтобы тот немедленно садился в самолет, принадлежащий Управлению, и сегодня же вылетал. Он не сказал куда, но вполне очевидно, что не в Амман.

— Хочу посмотреть на Гарри Микера, — сказал Феррис.

— Гарри Микер ждет тебя в морозильнике. Поверь мне, он никуда не денется. И мы уже почти готовы подбросить его в пещеру Сулеймана. Осталось подготовить всего пару вещей. Поэтому я и вытребовал для тебя самолет. Наступает час «Ч». А нам надо сделать эти последние стежки красиво и аккуратно.

Феррис замолчал. Он был готов отправляться, даже, можно сказать, рвался в бой. Но где-то в глубине его сознания таился небольшой вопрос, любопытство относительно того множества маленьких загадок, которые Хофман оставлял неотгаданными.

— Можно вас кое о чем спросить?

— Конечно. Спрашивай, о чем хочешь. Вот отвечу ли я — это совсем другое дело.

— Зачем вам был нужен юрист? Что вы такого сделали, что пришлось покрывать Марку Шихэну?

Хофман ответил усталым голосом, словно вспоминая что-то очень неприятное:

— Не думаю, что ты обрадуешься, это услышав.

— Я хочу услышать это, — сказал Феррис. — Ведь это еще что-то общее в наших судьбах, так?

— Скажем так, я пересек черту. Большую красную черту. А Шихэн убедил людей в том, что лучше сделать вид, что я этого не делал.

— Какую же черту вы пересекли?

— А вот это тебе совсем не понравится.

— Не надо так, Эд. Я отправляюсь на поле боя, заниматься грязной работой, а вы со мной в игры играете. Так что это была за черта?

Хофман тяжело вздохнул. Ему было проще рассказать, чем спорить с Феррисом.

— Я пересек черту, на которой написано, что мы не должны убивать людей. Никто не хочет признавать, что это часть нашей работы, но мы делаем то, что должны. И я сделал это. Нечто похожее на то, что произошло с тобой в Йемене, с тем заключенным, но это продолжалось дольше, и людей замешано было куда больше. И никогда больше не спрашивай меня об этом. Но и не забывай: когда дело касается операций и я говорю, что надо сделать все, что потребуется, я говорю это всерьез.

Анкара, Инкирлик

Спустя два дня белоснежный «Гольфстрим» с Феррисом на борту приземлился в Анкаре. Выйдя из шумного и грязного аэропорта, Феррис поймал такси и поехал в «Хилтон Анкара», оплот чистоты в этом городе, башней возвышающийся посреди дипломатического квартала. Стоял морозный декабрьский день, город продували суровые ветры с Анатолийской равнины. Турки на тротуарах жались к стенам домов, кутаясь в свитеры и шарфы и ругаясь на холод. Серая пена пара струилась от машин, домов и изо рта у людей. Несколько десятков лет назад это был город сотен мечетей, но, казалось, без единого мусульманина, столь строго блюли военные отделение церкви от государства. Но теперь турки снова возвращались к исламу, и вне международного квартала города сложно было увидеть женщину без традиционного платка на голове.

Устроившись в номере, Феррис позвонил в Амман, Омару Садики. Он говорил в деловом стиле, как это должен был делать Брэд Скэнлон, но дал понять, что возникло срочное дело, точнее серьезная проблема. Шеф инженерного отдела Юнибанка, заведующий ближневосточным сектором, просмотрел проект филиала в Абу-Даби, разработанный «Аль Фаджер». У него возникли вопросы насчет номенклатуры используемой теплоизоляции и способности здания адекватно обеспечивать режим работы кондиционеров. В Абу-Даби суровый климат, летние температуры превышают сорок пять градусов. Специалист усомнился в том, что в «Аль Фаджер» учли этот фактор. Указанная в номенклатуре теплоизоляция вполне пригодна для Иордании, но не для Эмиратов. Здание не сможет адекватно удерживать внутреннюю температуру, создаваемую кондиционерами, и его последующая эксплуатация может оказаться очень дорогой.

Садики удивился.

— Это хорошая теплоизоляция, — сказал он. — Такая же, какую мы используем в Саудовской Аравии. А в Хафр-аль-Батине даже жарче. Уверен, тут не может быть проблем.

— Что ж, вам придется объяснить это нашему инженеру. Он в Анкаре, там же, где и я. Гражданин Турции. Ему необходимо поскорее увидеться с вами. Иначе, по его словам, он приостановит выполнение проекта.

— И что это значит? — спросил Садики.

— Это значит, что вам не заплатят. Извините. Я обескуражен не меньше вас. Дело не займет много времени. Вы можете прилететь сюда и отправиться домой в тот же день. Сотрудник нашего бюро путешествий может все оформить и доставить вам билеты прямо в офис.

Феррис старался не выглядеть настойчивым, но от успеха этой уловки зависело многое.