— А, Тарлов, вернулся? Руки небось чешутся, хорошо бы их о шведов почесать! — Меншиков рассмеялся и приказал налить Сергею вина.

Куда больше вина Сергея интересовали полученные донесения, и он осведомился:

— Позвольте спросить: как прошел сегодня день?

— Тяжко было. Не раз мы пробивались к обозу Левенгаупта, но под конец они все же отбросили нас, завтра попытаемся снова, а послезавтра, если не удастся, еще раз! — Голос Меншикова не оставлял сомнений в том, что победа будет одержана, даже если ему, как он в свое время пообещал, придется положить всех, вплоть до последнего гренадера. Кивком распрощавшись с Тарловым, князь встал и отправился в ряды солдат. Капитан слышал, как Меншиков пытается вселить в них бодрость, отпуская всевозможные шуточки, и кое-кто уже смеялся. Конечно, это была другая армия, не прежняя, столь позорно сокрушенная под Нарвой, пронеслось в голове у Сергея, из них-то никто не бросит оружие и не побежит. С этой мыслью он вернулся к своим людям, успевшим уже разбить лагерь, и сел возле костра, рядом с Ваней и Кицаком.

— Утром будет непросто, — сказал он и погладил зачем-то рукоять сабли, будто это могло прибавить ему сил и храбрости. В этот момент раздались крики ликования, точно волной разбежавшиеся по лагерю.

Сергей вскочил и увидел царя во главе большого конного отряда, въезжающего в лагерь. То были не казаки или драгуны, а гренадеры Семеновского полка — он наряду с Преображенским был второй гвардейской частью в России. Вообще гвардейцы сражались пешими, но сейчас им пришлось сесть на лошадей, чтобы быстрее добраться до армии Меншикова.

— Ну, Алексашка, гроза шведов, как твои дела? — приветствовал царь Меншикова раскатистым голосом. Ответ был столь тихим, что Сергей его не расслышал, заметил только, что хмурые лица офицеров и солдат при виде царя посветлели.

От ужина Петр Алексеевич отказался. Вместо этого он пошел по лагерю, намереваясь поговорить с солдатами. У одного костра он съел миску гороховой похлебки, у другого — пару пирогов, а завершил свой ужин куском жареной баранины, полученной от калмыков.

— Вот так вот мы завтра проглотим шведов! — повторял он, как молитву, возле каждого костра, а солдаты с воодушевлением кивали, желая ему доброго здоровья. Ночью многих, судя по крикам и стонам, терзали кошмары, однако к утру, когда караул прошел вдоль палаточных рядов, поднимая самых отчаянных сонь, солдаты позабыли о малодушии и трусости, а глоток водки за завтраком еще более разжег боевой дух. Когда горнисты сыграли атаку, русские с воодушевлением двинулись на шведов.

Невзирая на потери Левенгаупт пытался продвигаться вперед. Неподалеку протекала Сочь — достаточно широкая река, успей он переправиться на тот берег, Карл обеспечил бы ему кавалерийскую поддержку. А потому от своих людей генерал требовал нечеловеческого напряжения.

Петру было совершенно ясно, что это его последний шанс отрезать шведского короля от обоза, царь опять и опять гнал солдат в бой. Это нельзя было назвать битвой в обычном смысле слова — местность поросла густым лесом, земля под ногами была болотистой, так что широкое наступление было невозможно. Русские солдаты, оставаясь под прикрытием леса, долго стреляли по обозу, шведы же отчаянно защищались. Какое-то время казалось, что шведы сумеют отбиться, атака русских угрожала захлебнуться. Внезапно в последней трети шведской колонны царь обнаружил разрыв строя и, подозвав к себе Сергея, отдал распоряжение:

— Ударь туда и отсеки шведский тыл от остальной армии.

Сергей достал пистолет:

— Вперед, ребята!

Еще полгода назад ни один из калмыков и башкир и не подумал бы повиноваться этому самоубийственному приказу, но за это время они привыкли слушаться русского капитана, а потому бросились за ним с леденящим кровь боевым кличем. Левенгаупт тотчас отразил атаку, не желая потерять хвост своего обоза, бросая против неожиданно появляющихся и исчезающих степняков все новые роты. Атака Тарлова была бы легко отбита, однако шведы, сосредоточив внимание на его отряде, проглядели атаку Азовского драгунского полка Павлова, который по приказу Меншикова отошел со своих позиций, чтобы поддержать Сергея. Его атака была настолько сокрушительна, что среди шведских драгун началась паника, и они повернули назад, предпочитая вернуться обратно к главным силам. Сергею и Павлову удалось отбить арьергард — это дало возможность гренадерам Семеновского полка обрушиться на окруженную часть обоза.

В мгновение ока картина изменилась. Поначалу шведские солдаты защищались как тысяча чертей, но перед лицом такого множества врагов они потеряли мужество. Их товарищи тем временем пытались защитить головную часть обоза, не будучи в состоянии прийти на помощь арьергарду. Нападавшие неисчислимыми волнами налетали на шведов, и вот уже первый солдат бросил ружье на землю и поднял руки.

Это как будто послужило сигналом. Все больше шведских солдат оставляли оружие и сдавались в плен, а вот уже и первый офицер отстегнул саблю и бросил ее на землю.

Для русских солдат картина капитуляции шведов была столь непривычна, что поначалу они продолжали стрелять и рубить кричащих от ужаса шведов. Их остановил голос царя:

— Стой! Прекратить огонь, они сдаются.

С большой неохотой русские солдаты оставили шведов в покое. Слишком долго они видели в иноземцах опасную и непреодолимую силу, а не беззащитных, перепуганных людей. Вместе с обозом Левенгаупт потерял десятую часть солдат и обозной прислуги, но для русских пленение шведов было чудом, о котором они даже не мечтали. Единственный, кто не поддался внезапному ликованию, был Петр, заявивший Меншикову и находившимся рядом офицерам:

— Что ж, завтра займемся остальными! — Царь повернулся к Сергею: — Твои степные черти отлично поработали. Не увидь я своими глазами, как они бьются, счел бы это похвальбой.

— Мы заплатили кровью, — ответил Сергей с горечью в голосе. Сегодня он потерял немало калмыков и башкир, а большинство выживших были ранены.

Царь ободряюще похлопал его по плечу:

— Им хорошо заплатят, я обещаю!

К удивлению Сергея, Канг вскочил и восславил царя. Ишмет, которому одна пуля пробила ногу, а другая — плечо, поднял здоровую руку и присоединился к словам Канга. Их люди тоже радовались, не столько из преданности царю, сколько из-за обещанной платы. Только Кицак хмуро смотрел вслед шведам, словно желая им попасть прямиком в ад. В действительности же он размышлял, каково-то приходится сейчас в шведском лагере глупой девочке Сирин.

Утреннюю тишину следующего дня разрезал боевой сигнал русских трубачей, играли атаку. Вскоре после этого загремели пушки, из леса донеслись щелчки выстрелов. Ночью шведы попытались провести обоз дальше, надеясь дойти до реки, где основные силы их армии уже были готовы завязать сражение с войском Петра. Несколько полков царь отвел назад, желая убедить противника в своем намерении оставаться на позициях, а остальным приказал атаковать обоз.

Со вчерашнего дня сопротивление явно ослабло. Поначалу отряд Тарлова оставался в резерве, наблюдая, как гренадеры Левенгаупта разорвали обозную колонну, так что почти четвертая часть войск отстала от основных сил. Шведы сначала подожгли телеги, чтобы они не попали в руки русских, а затем прорвали окружение и отошли к основной части армии. Ближе к вечеру пылало уже больше половины обоза. Сергей увидел, как враг стал заклепывать свои пушки. Вскоре с адским грохотом взорвались повозки с порохом. Наконец шведская кавалерия ускакала, сомкнув ряды и оставив пехоту с остатками обоза.

Ваня озадаченно поглядел на них:

— Ребята намереваются сбежать?

Сергей почесал голову, но прежде, чем он дал ответ, за спиной раздался голос царя:

— Они не бегут, а скачут на Сочь, чтобы прикрыть переправу. — Петр удовлетворенно поглядел на пылающие повозки: — Карл напрасно будет ждать подкрепления, и я не могу сказать, что меня это печалит.

Окружающие рассмеялись.