Сирин недоверчиво взяла странный предмет:

— И это надо носить всегда, когда выходишь на улицу? И в непогоду?

— Если ты не на службе, можешь носить теплую шинель и меховую шапку. Кстати, надо еще поискать, где Сергей Васильевич вчера свои вещи оставил, жалко, если пропадут. — Ваня обеспокоенно поглядел на храпящего Сергея.

Сирин невесело усмехнулась:

— Сходи в заведение мадам Ревей, они наверняка там.

— Вы были там? Странно — приличное заведение и, пожалуй, чересчур дорогое для Сергея Васильевича.

— Не пойму, что приличного в том, если несколько подвыпивших девиц раздвигают ноги перед каждым, кто заплатит за это пару рублей. — Сирин не могла сдержать презрения и ничего не ответила, когда вахмистр хитро подмигнул и поинтересовался, как ей там понравилось. Вместо этого она показала на Остапа, спавшего тяжелым похмельным сном, и зло взглянула на Ваню:

— Не смей больше наливать мальчику водки, понял? — и быстро вышла из конюшни.

Паром привез Сирин к крепости. Она отыскала начальника караула и рассказала, что капитан Тарлов болен. Офицера такое объяснение удовлетворило, и он объяснил ей задачу. Дело было нетрудное: надзирать за рабочими, укреплявшими один из четырех угловых бастионов. Несмотря на пронизывающий холод, они трудились с утра до ночи, укладывая огромные тесаные камни. Мало кто из рабочих был одет достаточно тепло, а уж рукавиц не было ни на одном, некоторых постоянно бил кашель, так что несчастные едва дышали.

Сирин подошла к одному:

— Вы слишком больны, чтобы работать!

Мужик уронил камень, так что тот с хлюпающим звуком упал в грязь, но не выпрямился, а так и застыл с согнутой спиной:

— Прости, батюшка, но ежели мы работать не будем, так ведь и еды не получим. Все тогда перемрем, как бедный Ванятка нынче ночью, мы-то проснулись, а он совсем уж замерз, так и не отогрели.

— Не отогрели? Замерз? У вас что, нет даже костра или печки, чтобы погреться? — воскликнула Сирин с изумлением.

Мужик замотал головой:

— Нету, батюшка! Мы и живем-то как… Нору выроешь в земле да там и спишь, холод собачий, что правда, то правда. Но так батюшка царь приказал, мы не жалуемся.

Тут один из бригадиров прикрикнул на него. Мужик, поднатужившись, поднял камень из лужи и поволок дальше. Сирин бросилась к бригадиру:

— Как ты можешь так обращаться с этими бедными людьми? Разве могут они работать как следует, если ночуют в промерзших землянках и больны? Позаботься лучше, чтобы они существовали в нормальных условиях, хотя бы одеты были тепло!

Огромный грузный мужчина в шубе до пят и теплых рукавицах только прищурил глаза.

— Не твое дело, мальчишка! — бросил он высокомерно. — Ты пришел и ушел! Нам не нужны тут маменькины сынки вроде тебя, мы и сами справимся. Найди себе лучше шведа какого да с ним и потолкуй, а к Пантелею Африканычу не приставай — это я тоись. Я вообще-то мужик добрый, но могу и разозлиться, если что.

С этими словами он поднял увесистую палку, на которую опирался при ходьбе, а заодно и подгонял ею неповоротливых рабочих, и погрозил Сирин. Но тут вмешался один из товарищей Африканыча, он наблюдал издали за разгорающейся ссорой и тут счел за лучшее предостеречь приятеля:

— Тише, тише, братец. Это тот самый татарский князь, который батюшке царю жизнь спас. Ему стоит только слово сказать Апраксину — и ты живо отправишься в такую же землянку и будешь камни таскать.

Пантелей Африканыч в одно мгновение переменился в лице — со стороны это выглядело почти смешно. Он опустил палку и подобострастно склонился перед молоденьким прапорщиком:

— Простите, ваша милость, если чем вас разгневал! Я, разумеется, позабочусь, чтобы больных кормили получше и тотчас отыщу врача. И постараюсь переселить их в теплые бараки.

— Это не только тебя касается, но и других бригадиров, имей в виду. Царю сейчас каждый человек не лишний — чтобы работать на строительстве или оборонять страну от шведов. Если они умрут, не сгодятся ни на то, ни на другое, — Сирин была разозлена, а Африканыч продолжал угодливо ей поддакивать.

— Вы, конечно, правы, ваша милость. Мужик может работать только живой и здоровый — из мертвяка какой работник. Его еще и самого зарыть надо — тоже работа.

— Тогда позаботься о том, чтобы тебе не приходилось выполнять эту работу! — Сирин еще раз зло посмотрела на бригадира и зашагала к следующей группе рабочих.

Пробуждение оказалось для Сергея мучительным. Сначала ему показалось, что кто-то решил использовать его голову в качестве наковальни и положил на нее раскаленный кусок железа. Вместо языка во рту болталась какая-то вонючая тряпка, а желудок превратился в сгусток болезненно пульсирующей слизи. С невероятным трудом он разлепил заплывшие веки и увидел перед собой озабоченное лицо Вани.

— Ну что батюшка, победокурили вы вчера вечером? Да против вашего то, что было с Бахадуром, это игрушки. Да если б мы вас не нашли и не привели домой, замерзли бы, как пить дать!

Ванины стенания резали слух — Сергей закрыл глаза и жалобно застонал:

— Что случилось? Я ничего не помню.

— Вы были в доме французской мадам, развлекались там с девицами. Слишком это дорогое удовольствие для вас, кстати, хочу я сказать, у вас в кошельке ни копейки не осталось.

Пока он говорил, к Сергею постепенно возвращалась память, хотя о некоторых моментах вечера он все равно мог только догадываться. Смутно маячило воспоминание о какой-то непривлекательной голой девице, которую он обнимал, но дальнейшие события заволокло непроглядным туманом. Может быть, он вообще заснул? Вспоминалось только, что пил водку, очень много водки, а потом вино, коньяк…

— Ты сказал, вы с Бахадуром меня искали?

— Так точно, Сергей Васильевич. Мальчик весь извелся, заставил меня ночью, в метель, вылезти на улицу. Слава богу, что мы вас нашли, вы где-то потеряли шинель и замерзли чуть не до смерти. Мы вас до утра снегом растирали — скажите спасибо, что руки-ноги целы.

Ваня с удовлетворением отметил, что Сергей покраснел:

— Мне очень жаль, Ваня. Боже мой, а уж что обо мне думает Бахадур! Я его недосчитался, когда мы уходили от мадам Ревей, и решил поискать.

— Ну что ж, вы его нашли. Точнее, он вас. — Ваня ухмыльнулся и протянул Сергею кружку своего знаменитого чая: — Выпейте! Хуже, чем сейчас, уже не будет.

Сергей осторожно, стараясь шевелиться как можно меньше, выпил чай.

Тем временем пробудился и Остап. Вскочив, он начал дико озираться по сторонам, не обнаружив привычной обстановки палубы корабля, но быстро пришел в себя и подмигнул Ване:

— А не найдется ли у тебя еще глоточка водки?

Ваня покачал головой:

— Бахадур мне запретил наливать тебе водку.

— Бахадур? А где он? — Остап оглядел комнату и облегченно выдохнул, не увидев своего приятеля. — Ну что ты, старина, налей мне глоточек, пока Бахадур не видит.

Ваня поразмыслил минуту-другую и решил, что настоящего завтрака без водки в самом деле не бывает:

— Ну хорошо, сынок, но только глоточек, ты же не хочешь, чтобы он на меня рассердился?

Остап светло улыбнулся:

— Бахадур — рассердился? Да он душа-человек!

Губы Сергея растянулись в жалком подобии улыбки:

— Не обманывайся! Он так может посмотреть, что захочешь стать мышкой и залезть в нору.

— Налить вам водочки? — спросил у него Ваня с лукавой усмешкой.

От этих слов Сергея передернуло, а головная боль усилилась настолько, что он застонал и упал на тюфяк.

Ваня усмехнулся и принялся наконец готовить завтрак. Когда запах жареного мяса разнесся по конюшне, Сергей закашлялся от приступа тошноты. Остап же жадно втянул ноздрями воздух. Когда он, чавкая, принялся жевать, Сергей отвернулся — от этого зрелища мутило еще сильней.

Вахмистр наблюдал за ним, укоризненно покачивая головой:

— Это точно из-за мерзкого французского пойла, которым запасаются все шлюхи, пили бы вы добрую русскую водочку, было бы куда лучше.