— Довольно речей, Ваня! Лучше позаботься, чтобы все собрались поскорее, иначе к вечеру мы в лучшем случае увидим купола вдали.

Брошенное вскользь замечание Сергея заставило поторопиться не только вахмистра, но и прочих драгун. Солдаты, казалось, были недовольны тем, что видят пленников последний день, ведь они теряли прекрасную возможность позабавиться. Они подгоняли заложников прикладами ружей так безжалостно, будто ночью получили на этот счет особые распоряжения. Маленький Остап поскользнулся на мокром булыжнике и замешкался сесть в седло — тут же увесистая оплеуха чуть не свалила его с ног вторично.

Увидев это, Сирин вскипела и потянулась к сабле, но тут кто-то крепко сжал ее плечо. Она подняла глаза.

По лицу татарина Тарлов тотчас угадал взыгравшую в нем ярость и потому поторопился вовремя оказаться рядом. Парень был, как говорится, пойман на горячем, теперь Тарлов с полным правом мог сделать то, о чем мечтал еще в Карасуке.

— Отдай мне саблю и кинжал! Не хватало еще, чтобы ты въехал в Москву в полном вооружении. Ты не завоеватель, а пленник! — Голос его звучал жестко, и Сирин поняла, что оружие он возьмет добром или силой. Ее охватила паника — возможность убить царя таяла на глазах. Сирин подумала: «Может, стоит использовать этот момент и зарубить офицера прямо здесь?» Но тут же она заметила, что в нее целятся двое драгун, и плечи ее безвольно поникли. Пуля, без сомнения, окажется быстрее руки, а погибнуть столь бездарно Сирин не желала.

Сергей ожидал сопротивления и даже слегка удивился такому смирению. Он вытащил саблю и кинжал Сирин из ножен и протянул их Ване:

— Это дорогое оружие. Следи за ним хорошенько — не хватало еще, чтобы татары сочли нас ворами.

Вахмистр осторожно завернул оба клинка в тряпицу и заботливо спрятал в тюках.

До Москвы они добрались без особых происшествий — все были полны своими думами. Весь день беспрерывно лил дождь, дорогу размыло, ноги лошадей уходили в чавкающую грязь почти по бабки, животные казались такими же измотанными, как и всадники. Одежда большинства членов отряда не защищала от дождя. Единственной, кто не совсем промок, оказалась Сирин — она, как улитка в раковину, с головой спряталась в толстый плащ из овечьей шерсти, спиной девушка ощущала завистливые взгляды своих спутников. Непогода и дурная дорога напрочь отбивали желание вести разговоры, все молчали даже во время полуденного привала, равнодушно поглощая свой скромный обед. Сирин проглотила пару кусков хлеба и мрачно подумала, что здесь, в России, она либо умрет с голоду, либо начнет все же есть свинину. Ни то, ни другое ее не привлекало. В конце концов она в досаде выбранила себя за малодушие — вряд ли она проживет достаточно долго, чтобы умереть с голоду. Сирин настолько ушла в эти мрачные мысли, что отвлечь ее не удалось даже Остапу. Бедный мальчик трясся от холода и от ужаса перед тем, что ждало их в Москве, и пытался найти поддержку и утешение у старшего друга — напрасно.

Они ехали по холмистой местности. Внезапно дождь прекратился, а набежавший ветер разорвал пелену туч. Солнце, уже клонившееся к западу, блеснуло золотом, дивно озарив окрестность. Восклицания спутников, полные благоговения и восхищения, заставили Сирин выглянуть из своего плаща. Перед ней предстала Москва. Над крышами домов возвышались дюжины золотых шаров, сверкающих в свете солнца, русские называли их куполами. Ярче всего блестели те, что вздымались над храмами в центре города, на холме, там, видимо, располагалась главная крепость — Кремль.

На мгновение Сирин забыла о том, что решила презирать все русское, — вид этой чужой, но возвышенной красоты поразил ее. Москва была невероятно огромна, и все же ее окружала защитная стена с бесчисленными караульными башнями. Сирин не в силах была поверить, что люди в состоянии захватить этот город. Они продолжили путь, и дорога привела их к воротам, которые охраняла добрая дюжина солдат. Когда к ним подъехал Тарлов, солдаты отдали честь, а затем с изумлением уставились на заложников, особенно их внимание привлек роскошно одетый татарин — за долгий путь пленники поизносились, и на их фоне мальчишка выделялся еще сильнее.

Седобородый унтер-офицер приветствовал Сергея и усмехнулся:

— Кого это вы нам привезли, батюшка? Неужто сам сибирский хан со своей свитой?

Сирин в который уже раз изумилась странным приветствиям, принятым у русских.

Караульный был старше Тарлова почти вдвое, однако называл его «батюшка». Так же нелепо было слышать это от Вани, а в устах Юрия Гавриловича подобное обращение звучало на редкость подобострастно.

— Это все сыновья ханов и эмиров, выданные в качестве заложников, мне приказано доставить их к царю, — не без гордости ответил Тарлов.

Караульный озадаченно почесал в затылке:

— Царя вам в Москве не найти. Его уже несколько месяцев здесь не видать, а где он сейчас — Бог знает. Может быть, в Смоленске, пытается сдержать шведов, может быть, в Санкт-Петербурге или еще где.

Сергей склонился с седла к караульному, глядя тому прямо в глаза:

— Как обстоят дела со шведами? Они уже направляются сюда?

— Говорят, они группируются в Польше, чтобы двинуться на Москву. Но когда они начнут наступать, никто не знает. Это вам надо спросить кого-нибудь чином повыше. — Во взгляде унтер-офицера было сожаление. Он приказал пропустить отряд Сергея в город.

Сергей отдал приказ следовать за ним и въехал в Москву с высоко поднятой головой. Сирин терять было больше нечего, и она первой последовала за ним, с любопытством оглядываясь по сторонам. Вблизи роскошный облик города сильно потускнел. Как и в Карасуке, и в других городах, которые они проезжали, дома здесь были деревянные, далеко не каждый выглядел новым и ухоженным, иные и вовсе наполовину сгнили. Узкие улочки, извивавшиеся между домами, были вымощены деревянными брусками, на которых растекались вонючие липкие лужи и валялись отбросы, пахло здесь еще гаже, чем в маленьких городах, — видимо, ветер и вода были не в силах победить городские нечистоты. Вонь била в нос, и когда она становилась особенно невыносимой, Сирин приходилось задерживать дыхание.

Дуновение свежего ветра стало ощущаться только тогда, когда они выехали на широкую площадь перед Кремлем, запах развеялся, дышать стало легче. Эта часть Москвы была построена на холме и возвышалась над густо застроенным улочками, а золотой блеск куполов придавал ей сказочную роскошь. Высокая каменная стена наполовину скрывала роскошные здания, а ворота были хорошо укреплены. Здесь караул несли солдаты в несвежих, потертых мундирах — особенно это бросалось в глаза в сравнении с унтер-офицерами на заставе.

Начальник караула резко окликнул отряд, приказав всем остановиться. Вместо того чтобы отдать честь, он потребовал от Тарлова письменный приказ и пропуск.

— Мы им не понравились, — прошептал, наклонившись к Сирин, испуганный Остап.

Ваня услышал это, и лицо его недовольно скривилось:

— Это гвардейцы Преображенского полка, сынок. Черт знает что они тут делают. Я-то думал, полк давно стоит у западных границ, чтобы задать перцу шведам.

Из того, что Сирин удалось подслушать по пути, она знала, что Преображенские гвардейцы — это личная охрана царя. И снова русские обычаи показались ей непонятными. Люди, которые охраняли ее отца, не отходили от хана ни на шаг, здесь же стояли те, кто должен был хранить жизнь русского царя. Не похоже было, чтобы они были заняты важным делом, а их господин в это время находился неизвестно где. Наверное, надо привыкать к тому, что все русские безумны, сказала себе Сирин. Отсутствие царя позволяло надеяться, что ее жизнь продлится еще немного. Однако возрастала и угроза быть разоблаченной. Надо было использовать отпущенное ей время, чтобы раздобыть оружие, иначе ей никогда не исполнить того, что она сама себе назначила.

Сирин укоряла себя, что своим поведением подала Тарлову повод к недоверию. Наверное, надо было быть приветливее к нему и смеяться вместе с остальными над его шутками, из которых Сирин, по чести сказать, не понимала и десятой доли.