Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Едва явились Пфлуг в нафабренных усах и блестящей кирасе и Фастман, царь повелел:

— Сколь можете скоро ступайте за шведами. Арьергард наверняка не дошел и до Пропойска. Зело важно добить Левенгаупта. У Пропойска через Сож бродов нет, переправа им затруднена будет. Ты, Федор Иванович, изволь потрудиться артиллерией, бери поболе коней и марш, марш.

Сам Петр с гвардейскими полками остался на месте, дабы выяснить плоды своей победы. Он приказал считать убитых шведов и русских, своих похоронить с честью, произвести точный подсчет богатым трофеям.

Царь призвал к себе Михаила Голицына, командовавшего в бою гвардейцами.

— Спасибо, князь Михайла, за мужество, проявленное в баталии. Я видел все своими глазами.

— Я исполнял свой долг, государь.

— Не знаю, чем наградить тебя. Проси что хочешь.

— И попрошу, — неожиданно побледнел Голицын. — Исполнишь?

— Исполню, князь. Проси.

— Прости Репнина.

Петр с некоторым удивлением смотрел на Голицына. Он знал, что князь Михаил недружен был с Репниным, и вдруг попросил за него.

— Ну, брат ты мой, Михаил Михайлович, с такими, как ты, я любую баталию выиграю, — наконец сказал он проникновенно.

— Так простил, государь?

— Уже простил. Можешь поздравить Аникиту.

— Поздравляй сам, государь, ты прощаешь, не я, — отвечал Голицын. — Позволь отбыть? — И, не дожидаясь разрешения, щелкнул каблуками, повернулся кругом и удалился.

Ликующий Петр забыл и о сне, и о еде. Он тут же на поле боя сел за письма в Петербург Апраксину и в Москву:

«Объявляю вам, государь, что мы вчерашнего дня неприятеля добили, хотя он и стоял крепко и атаковал нас зело жестоко. Как я сам видел, бой на сей баталии, ежели б не леса, могли бы шведы выиграть, понеже их больше нас на шесть тысяч было. И во весь день невозможно определить было, чья виктория будет. Но все же с Божьей помощью мы неприятеля, сломив, побили наголову, так шведов с восемь тысяч на месте осталось. Обоз весь, шестнадцать пушек, сорок два знамени и поле нам досталось. Извольте потрудиться, государь, в ведомостях и всяких письмах объявить всем о нашей славной виктории».

Генерал Пфлуг повел на рысях вдогонку конных гренадер и драгун. Выпавший ночью снег начал таять, увеличивая на дороге грязь и лужи. Вслед за драгунами двинулась артиллерия. Фастман, пользуясь приказом царя, впряг в каждую пушку по десять и более лошадей, посадил в седла всю прислугу и ускоренным маршем направился к Пропойску.

Вскоре Пфлуг догнал арьергард. Со стороны шведов хлопнуло несколько выстрелов, не причинив вреда драгунам.

— Бросай оружие! — раздалась зычная команда.

Шведы стали бросать ружья, поднимать руки. Драгуны начали окружать арьергард, который по количеству людей оказался едва ли не больше русского отряда.

Кто-то из шведских офицеров понял это и приказал стрелять по русским. Из самого центра ударил залп по гренадерам, несколько человек свалились с седел, рухнули три лошади с пробитыми головами.

— Р-руби их, братцы-ы! — пронеслось эхом среди драгун, и зазвенели, засверкали палаши и сабли.

Шведы бросились врассыпную, уже никто не стрелял. Драгуны, озверевшие от столь коварного поведения шведов, рубили без всякой пощады.

— Остановитесь! Остановитесь! — кричал охрипший генерал Пфлуг. — Пленных берите. Берите пленных!

Но никто его не слышал, а и слышал, так не хотел исполнять это приказание. Зато шведы услышали и даже поняли, чего требует, пытается требовать от своих подчиненных этот русский генерал с охрипшим голосом:

— В плен берите! Берите в плен!

И уцелели именно те, кто бросился не прочь в лес, а под спасительную власть генерала.

Когда драгуны группами стали возвращаться из леса на зов трубы, то обнаружили вокруг своего командира толпу сдавшихся шведов. Сдавшихся самому генералу и его адъютанту.

Пфлуг, отрядив группу сопровождающих, отправил пленных назад к Лесной, чтобы сдать их царю, а сам двинулся к Пропойску догонять Левенгаупта.

Фастман явился к реке Сож 30 сентября, когда шведы уже заканчивали переправу. Тут же, развернув пушки, он с берега ударил картечью по лодкам и по скоплению шведов на другой стороне реки. В шведском лагере поднялась паника, лодки, бывшие на воде, переворачивались самими же плывшими в них. А пушки бухали и бухали, градом сея картечь по воде.

Еще стреляли пушки, а Фастман, пристроившись на пороховой бочке, уже строчил донесение царю: «Государь, мы настигли шведа, и стреляли по ним столь славно, что Левенгаупт с людьми своими побежал великим скоком от стрельбы нашей. Не знаю, смогут ли после этого догнать их драгуны вашего величества».

Петр улыбнулся, прочитав последнюю строчку донесения, щелкнул по бумаге пальцем:

— А Фастман изволит шутить над ними. Ну что ж, дай Бог и далее весело воевать.

Вечером к царю привели перехваченного за Пропойском посыльного от Левенгаупта к королю — майора Левена с двумя спутниками.

— Пакет, — сказал требовательно царь.

— Какой пакет? — не понял майор.

— Который писан королю Левенгауптом.

— Но его не было. Велено было передать на словах.

— Что было велено?

— Что мы разгромлены, обоз брошен и что ныне мы в отчаянном положении.

— Как Левенгаупт сам? Здоров?

— Левенгаупт здоров, но генерал Штакельберх ранен в голову.

— Сколько имел пушек Левенгаупт?

— Семнадцать.

— Гм… для такого обоза маловато. Что у вас творилось после первого дня сражения? Отчего не решились продолжать баталию?

— Дисциплина с наступлением темноты совсем исчезла у нас, ваше величество. Солдаты вышли из повиновения, перестали слушаться офицеров, кинулись к мосту. Там стало столь тесно, что многих потоптали, столкнули в воду.

— М-да, паника есть пагубная вещь на войне, — заметил царь. — И честно признаюсь, сего я от шведского войска не ожидал.

— Мы сами были поражены этим, ваше величество.

— На сколько было рассчитано продовольствие в обозе?

— На всю армию на три месяца, ваше величество. Такой срок был установлен королем для взятия Москвы.

— Ну что ж, — дернул тонким усом царь, не то усмехаясь, не то оскалившись, — отныне срок сей удлинится, а то и вовсе скончания иметь не будет. Ступайте, майор, ешьте русскую кашу да готовьтесь к вступлению в Москву, но не с барабаном — с позором. Даст Бог, вступите в нее вкупе с генералами вашими и горячим королем вашим.

Глава девятая

ИЗМЕНА МАЗЕПЫ

Стародубский полковник Иван Скоропадский {209} получил от гетмана Мазепы эстафету, в коей ему вменялось: «…Дабы христианскую кровь сберечь, уступить город тому войску, которое первым подойдет к крепости».

Скоропадский понял, на какое войско рассчитывает гетман, ибо ближе всего к Стародубу были шведы. Да и совсем недавно в прошлой эстафете, соблазняя полковника на измену, Мазепа писал:

«Бессильная и невоинственная московская рать, бегающая от непобедимых войск шведских, спасается только истреблением селений и захватыванием наших городов».

Первым желанием Скоропадского было отправить письмо царю, мол, смотри, кому ты веришь. Но, вспомнив о судьбе Кочубея и Искры, смолчал стародубский полковник, решив, что шила в мешке все одно не утаишь, рано или поздно покажется.

Однако, дабы успокоить пока еще сильного Мазепу, Скоропадский в ответной эстафете уверил его, что-де поступит «согласно повелению гетмана». А сам выслал навстречу шведскому авангарду лазутчиков из местных крестьян, коим вменено было отвести шведов от города.

Генерал Лагеркрона, шедший по узким лесным дорогам через сожженные деревни, где не то что жителей — живой твари найти было невозможно, очень обрадовался, когда к нему наконец притащили крестьянина, которого обнаружили солдаты в одном из погребов. Солдаты хотели попытать «азиата» насчет хлеба, но генерал запретил его и пальцем трогать.

72
{"b":"145697","o":1}