О Господи! — подумала она, глянув на потолок. Вот же оно!Она широко улыбнулась и осмотрела комнату словно в первый раз. Вот выход из этой дыры!

Она вся дрожала, пытаясь справиться с неожиданным прозрением. Почему же я раньше этого не видела? — думала она. Ничего же не изменилось. Все эти месяцы решение было у меня под носом. Эти месяцы напряженных раздумий, заучивания каждой мелочи, разработки сценариев, вариаций и вариантов — все было нацелено на результат перед угрозой неминуемой смерти.

Может быть,подумала она. И вспомнила библейскую притчу, в которой кто-то лишился пелены, спавшей с его глаз. [21]И сказала:

— Спасибо Тебе, Господи.

Если перейти через рельсы немного западнее железнодорожного вокзала в Амстердаме, можно попасть к маленькому бару, в котором уже пять столетий подают джин. Причем не то слабоалкогольное пойло, которое потребляют неистовые английские игроки в крикет и американские любители-теннисисты, а ядреную голландскую можжевеловую настойку, которую местные называют «женевер». [22]

Бар был старый, тусклый и прокопченный, обитый деревом, потемневшим от сотен лет в табачном дыму. Дощатый пол протирался не один век, а щели между досками были забиты грязью, которая слетала еще с ботинок современников Рембрандта и Ван Гога. Внутри всегда темно от дыма и разговоров.

Сет Риджуэй сидел у стойки из красного дерева, потягивая женевер и наблюдая за человеком, который ходил за ним по пятам третий день.

У человека было бледное аскетическое лицо, густые темные брови, а глаза — точь-в-точь как у безумцев на полотнах старых мастеров. Пальто болталось на нем, как на вешалке, а скудная растительность на черепе была грязно-пегой масти.

Сет отхлебнул женевера и подержал его на языке, прежде чем проглотить. В зеркале за барной стойкой виднелось отражение человека, который сидел один за маленьким круглым столиком с бокалом лагера и читал книжку в бумажной обложке.

Сет впервые заметил его в амстердамском аэропорту — в узком коридоре сразу за таможенной зоной. На нем был кургузый костюм, явно из утиля. Человек выглядел так же, как десятки тысяч клошаров, бродяг и попрошаек, привлеченных либеральностью голландских властей и более чем либеральными программами социальной поддержки.

Когда Сет в аэропорту проходил мимо него, человек взглянул на него в упор и сделал крошечный шажок навстречу. Сет тут же отвел взгляд и ускорил шаг, чтобы у него не начали клянчить мелочь.

Усевшись в такси, Сет быстро забыл об этой встрече — общая усталость и утомительная поездка в центр города по забитым пробками дорогам совершенно лишили его физических и моральных сил.

А на следующее утро, когда Сет пошел завтракать, он увидел того же человека в холле отеля «Виктория».

Сет допил женевер, сделал знак бармену, чтобы тот налил еще, и уселся на стуле поудобнее. Его «магнум» калибра.357, добытый практически даром вчера вечером и лежавший теперь в кармане пальто, негромко стукнулся о стойку.

Сперва Сет думал, что это человек Страттона, — пока не позвонил резиденту АНБ из отеля, чтобы отчитаться.

— Мой человек? — встревоженно переспросил Страттон. — Но у меня нет людей в Амстердаме. По крайней мере, до сих пор не было.

У Сета подкосились ноги. Он был крайне неосторожен, и этот человек мог уже несколько раз легко его схватить или просто убить. Хотя никаких шагов так и не предпринял. Сет поделился своими размышлениями со Страттоном.

— Это не означает, что он и дальше ничего не будет делать, — ответил Страттон. — За последние сутки мы получили информацию, которая указывает на то, что в игру вступило гораздо больше участников, чем предполагалось ранее. И все они очень опасны.

— Игру? — переспросил Сет. — Для вас это игры? Речь идет о моей жизни и жизни Зои. И это вам не игрушки.

— Все это игры, Сет, — спокойно ответил Страттон. — Проблемы возникают, когда вы начинаете воспринимать их слишком серьезно. Вы теряете перспективу. Вот почему вам придется прибиться к стаду. Только так мы сможем вас защитить. Вы уже не полицейский, Сет. Это другая игра. Совсем другая.

Ответить Страттону было нечего. Может, игра, может, нет. В одном Страттон был прав — Сет больше не полицейский. Картина, которая сейчас лежала в камере хранения в аэропорту Амстердама, — слишком опасный секрет для него одного. В игре Страттона происходило много чего, а правил ее Сет пока не знал.

— Оставайтесь в гостинице, Сет. Заказывайте еду в номер. Не выходите на улицу. Я скоро приеду.

Сет вспомнил эти слова, когда бармен подвинул ему новый стакан женевера и забрал пустой. Со Страттоном они разговаривали два дня назад. Что с ним случилось? Телефонный номер, который агент ему дал, не отвечал, и никто не оставлял сообщений у портье.

Сет посмотрел на часы, залез в карман и достал оттуда скомканные разноцветные гульдены. Разгладил две бумажки и протянул бармену, расплачиваясь за выпивку. Затем одним глотком махнул остатки женевера, слез с табурета и двинулся к выходу. Человек с безумными глазами отложил книжку и тоже встал.

Улица была запружена самыми разными средствами передвижения: мотоциклы, автобусы, трамваи, разноцветное ассорти автомобилей — старые «фиаты», битые «ситроены» и навороченные «мерседесы» исполняли сложный механический балет, перестраиваясь с одной несуществующей полосы на другую, чтобы куда-то повернуть, где-то припарковаться или дать газу еще на несколько корпусов. Проходя мимо витрины ювелирного магазина, Сет неожиданно остановился, как будто что-то невообразимо прекрасное за этим стеклом привлекло его внимание. В отражении Сет увидел, как человек с безумными глазами выскакивает из бара и резко останавливается, увидев стоящего Риджуэя.

Сет отвернулся от брильянтов и направился к вокзалу; у него начал вырисовываться некий план. Человек с безумными глазами пока ничего ему не сделал. На кого же он работает? Если не на Страттона и не на ФСБ, то на кого? Чем ближе к станции, тем гуще становилась толпа. Народ тащил развеселые пакеты с рождественскими покупками. В основном домохозяйки из пригородов, мчавшиеся на поездах за подарками с раннего утра.

Рождество, подумал Сет. Вот же срань. Посмотрел на календарь в наручных часах. До Рождества — пять дней.

Женщины с пакетами плотно обступили Сета на перекрестке Спуистраат и Принс-Хенриккаде, пока он ждал зеленого. Вокруг раздавалось шуршание и шелест миллионов бумажных пакетов и пакетиков с подарками. Дамы оживленно тараторили на голландском. Из их речи Риджуэй мог разобрать лишь отдельные слова, больше похожие на немецкие. Но и этого было достаточно, чтобы понять, как они устали ходить по магазинам, но тем не менее довольны, потому что все купили, и теперь скорей бы вернуться домой. Сет просто не знал, куда деваться от всеобщего счастья.

Зажегся зеленый, и толпа хлынула с тротуара на простор дороги — к вокзалу. Сет прибавил шаг и быстро оторвался от основного потока, слившись с шумной привокзальной толчеей. Прошел мимо газетного киоска к бело-желтым стендам с расписаниями. Быстро нашел ближайшее время отправления в аэропорт — через пять минут, — запомнил номер электрички и отошел от расписания.

Краем глаза Риджуэй заметил прежнего незнакомца: теперь он делал вид, будто просматривает романы в стойке газетного ларька.

Сет протолкался к кассе и взял билет. Незнакомец с безумными глазами встал в очередь к соседнему окошку. Над головами поезда грохотали так, что бетонный пол ходил ходуном.

Когда Сет вышел на свою платформу, по ней уже рассыпалось довольно пассажиров — в основном с чемоданами. Риджуэй дошел до конца платформы и остановился. Часы показывали 1:20, но поезда все не было. Странно. Обычно голландские железнодорожники очень пунктуальны.

Сет развернулся к другому концу платформы — и тут же увидел своего «хвоста», поднимавшегося по лестнице. Тот сразу отвел взгляд, делая вид, будто он здесь просто гуляет. Понятное дело, номер не вышел. Или он бестолочь, или его хозяева желают, чтобы Сет знал: за ним ведется слежка.