– Пожалуй, мне следует переодеться к ленчу. Мы можем поговорить позже?

– Конечно. Буду рада. – Интересно, о чем же таком Хантли хочет поговорить с ней?

Повернувшись, Дженнет наткнулась на сердитое лицо Мэтью. Он отступил с ее дороги, но она почувствовала его недовольство – уловила нечто материальное, несущее аромат сандалового дерева и сосны, – и у нее в груди громко забилось сердце.

Идя по коридору, Дженнет ощущала неотступное присутствие Мэтью у себя за спиной и, не выдержав, обернулась к нему:

– Зачем ты идешь за мной?

– Я иду в свою комнату. – Его губы скривились в улыбке.

– И я тоже.

– Прямо сейчас? – Его голос сделался хриплым и обольщающим.

– Не в твою. В мою.

– Тогда очень жаль, – отозвался он с ухмылкой.

– Прекрати! Ты не хочешь меня.

– Ты же знаешь, что хочу. – Он шагнул к Дженнет.

– Невозможно, чтобы ты хотел меня. Ты даже сказал Джону, что я не подхожу для него.

– Он так сказал тебе?

– Да. – Дженнет сжалась, услышав недоверие в его голосе. – Ему было очень приятно, что ты беспокоишься о нем. До того утра, когда произошло несчастье, я не понимала, почему ты это сказал ему.

Холодный взгляд Мэтью метался между ее глазами и губами.

Какая-то часть ее хотела открыть ему правду: Дженнет собиралась разорвать помолвку, но не могла найти нужных слов; ее, по-видимому, всегда останавливала мысль о том, что этим она разобьет Джону сердце.

Мэтью подошел к своей двери и остановился.

– Зайдешь? – предложил он глухим голосом, вызвавшим в Дженнет трепет.

Она могла сказать «да» и получить ответы на все вопросы, могла выяснить, как именно он выглядит без одежды, каков он на ощупь, каков на вкус…

– Нет, – ответила Дженнет. – Я иду в мою комнату – мою и мамину.

– Трусиха, – широко улыбнувшись, шепнул Мэтью.

– Я не трусиха. Я просто не думаю, что мне нужно становиться между тобой и мисс Марстон, – быстро сказала она, а потом отступила на шаг, повернулась и пошла по коридору.

– Трусиха.

Его шепотом произнесенное слово преследовало Дженнет. Да, она безвольная трусиха, но в данном случае действовала сознательно. Мэтью заслуживал гораздо лучшей женщины, чем она.

Мэтью наблюдал, как гости входили в столовую. Дженнет вошла с леди Элизабет, и, хотя вслед за ними вошла мисс Марстон, он не мог оторвать взгляд от Дженнет и от ее изумительных округлых грудей, скрывавшихся под бледно-голубым шелковым платьем с высокой талией.

Почему, оказываясь рядом с ней, он не мог держать рот закрытым? Приглашать ее к себе в комнату было абсолютно недопустимо, как бы сильно ему этого ни хотелось. Мэтью никак не удавалось выбросить из головы картину того, как Дженнет, сидя одна в саду, рисует его портрет. Мысль о том, что ее тянет к нему, согревала Мэтью сердце и другие, более греховные части тела.

– Смотрите, лорд Блэкберн, мы сидим рядом.

Боже, Мэтью хотел, чтобы этот восторженный голос принадлежал Дженнет, а не мисс Марстон, но он помнил о своем долге – он обязан жениться. И Мэтью понимал, что мисс Марстон – это лучший вариант.

Она в отличие от Дженнет не принесет с собой багаж прошлого; репутация Мэри чиста, и между ними не появится мертвый жених. Замечание Дженнет о том, что сплетники будут зло судачить о них, вполне справедливо.

Мэри – это лучший вариант, и теперь ему нужно убедить в этом только свое проклятое желание.

Когда Мэтью отодвигал стул для мисс Марстон, сладкий запах ее духов с ароматом цветов апельсина защекотал ему нос, и Мэтью, занимая свое место, изо всех сил старался не чихнуть.

Взглянув на сидевшую рядом девушку, Мэтью задумался, что будет чувствовать к ней через год, через десять лет, через сорок. Он надеялся, что постепенно полюбит ее. Не важно, что он сказал Ванессе, он все равно не относился к тому типу мужчин, которые могли изменять своим женам – даже если жена была не более чем обязанностью.

– Мои родители приедут завтра днем, – сообщила Мэри перед тем, как сделать глоток вина.

– Буду рад познакомиться с ними.

– Думаю, вы отлично поладите с ними. – Мисс Марстон украдкой улыбнулась ему.

Мэтью молился, чтобы так и было, потому что в данный момент Мэри была его единственной надеждой. Не считая Дженнет, подумал он. Нет, о Дженнет не могло быть и речи. Протыкая вилкой, кусочек телятины, Мэтью решил сосредоточиться исключительно на Мэри Марстон.

На своей будущей невесте.

На женщине, которая спасет его из нынешнего положения.

На женщине, с которой он проведет весь остаток жизни, независимо от того, что страстно мечтает о другой.

– Вы ведь поедете со мной завтра на верховую прогулку, правда? – прошептала она, слегка наклонившись к Мэтью.

– Конечно.

Это навело его на мысль о другого рода скачке, не имеющей никакого отношения к лошадям, и он посмотрел на Дженнет, размышляя, какова она была бы в постели. Насколько он ее знал, она была бы полной страсти, неутомимой любовницей, которая брала бы все, что он мог дать ей.

Мэри тихо кашлянула, и Мэтью, взглянув на нее, мгновенно понял, какой она будет в постели – безжизненной, женщиной, которая исполняет свой долг, потому что именно этого от нее ожидают. Она родит ему детей, которых он хочет, а потом попросит оставить ее в покое.

На самом деле ему нужно поцеловать ее, просто чтобы определить, сможет ли он найти хотя бы проблеск влечения.

Его блуждающий взгляд снова остановился на Дженнет. Она явно была увлечена беседой с бароном Хантли, и у Мэтью волосы на затылке встали дыбом. Хантли был известен как игрок и распутник, несколько лет он уговаривал Ванессу стать его любовницей и, когда она выбрала Мэтью, пришел в ярость. Но что еще хуже, по слухам, этот человек имел пятерых незаконнорожденных детей от разных женщин.

Мэтью отвлекся от него и присоединился к беседе сидевших вокруг него гостей, которые говорили о необычной погоде в этом году. Он высказал свое мнение и надежду, что следующий год будет лучше. Возможно, тогда его арендаторы соберут хороший урожай и выплатят неуплаченную аренду.

После бренди и сигар мужчины перешли в большую гостиную. До их прихода все женщины сплетничали или жаловались друг другу на женские проблемы, а теперь изобразили на лицах улыбки и принялись обмахиваться веерами в прохладной комнате. Дженнет хотелось немного отдохнуть без мужчин, от барона Хантли, монополизировавшего разговор за обеденным столом, у нее разболелась голова.

Пока мужчины бродили по залу в поисках партнеров для игры в вист или в шахматы, Дженнет обдумывала, как ускользнуть незамеченной, хотя понимала, что в присутствии, матери это ей не удастся, и, поймав взгляд Николаса, кивнула ему, надеясь, что игра в шахматы с ним поможет ей скоротать время.

– У тебя за обедом был приятный компаньон, – усевшись, заметил Николас.

– Он скучен.

– Будь осторожна, Джен, – предупредил он, взявшись за черную пешку, – этот человек – игрок.

– Я знаю. – Дженнет удивленно взглянула на Николаса. – Он меня не интересует.

– Я это и не думаю, – рассмеялся Николас. – Я совершенно точно знаю, где твой интерес.

– Блэкберн тоже игрок, а мне этого не нужно. На самом деле все, чего я хочу, – это спокойно поиграть в шахматы, ничего не обсуждая.

У Николаса на лице и в глазах появилось серьезное выражение.

– Я никогда не слышал и не видел, чтобы Блэкберн играл на деньги.

– Тем не менее, его лучший друг – это Сомертон. – Дженнет поджала губы.

– Это ничего не означает.

– Расскажи мне об Эмме. – Дженнет надеялась, что его отцовская гордость поможет перевести разговор на безопасную тему.

Николас охотно знакомил ее со всеми трудностями воспитания десятилетней девочки, но Дженнет, как ни старалась слушать внимательно, не могла не поглядывать на Мэтью, игравшего с Мэри в пикет. Не обращая внимания на зависть, болезненно впившуюся когтями ей в сердце, Дженнет наблюдала за совместной игрой пары: Мэри выглядела счастливой, а Мэтью явно скучал.