– Значит, так? – спросила она.

– Что, черт побери, тебе нужно в моей комнате? – Эта женщина совсем лишилась разума. – Сначала ты проводишь время на террасе вдвоем с Энкрофтом, а теперь пьяная вваливаешься в мою комнату. Ты хоть представляешь себе, как выглядишь?

К несчастью для себя, Мэтью прекрасно видел, как именно она выглядит – как женщина, готовая к тому, что мужчина сорвет с нее одежду, и всю ночь будет заниматься с ней любовью. Ему хотелось уложить ее на мягкую постель и погрузиться в ее сладостные глубины, наблюдать, как она содрогается от страсти, покрывать поцелуями все ее тело.

– Мне наплевать, как я выгляжу! – выкрикнула Дженнет. – Ты не имеешь права играть роль моего защитника.

– Разве не именно это я делал на протяжении последних пяти лет? – глухо произнес Мэтью.

Дженнет побледнела.

– Ты ничего не знаешь о моих отношениях с Николасом.

– Мне и не нужно знать. – Он встал и сложил руки на груди. – Иди спать, Дженнет.

Она закрыла глаза и кивнула:

– Я даже не понимаю, зачем приехала сюда. Мне следовало предоставить Элизабет, познакомить вас, тогда мне не пришлось бы все это видеть.

Он понимал, что это просто пьяное бормотание, но что-то заставило его спросить:

– Видеть – что?

– Вас.

Мэтью остановился на полпути. Она следила за ним… и мисс Марстон?

– Почему ты следила за мной, Дженнет? – прошептал он, подойдя к ней ближе.

– Я никогда не могла удержаться, – уставившись в пол, призналась она, и у нее от ужаса расширились глаза, когда она осознала, как много открыла Мэтью.

Повернувшись, Дженнет взялась за ручку двери, но Мэтью своей рукой накрыл ее руку, не позволив открыть дверь, чтобы кто-нибудь не увидел их вместе, и почувствовал, как по его руке вверх пробежала искра. Он понимал, что должен позволить Дженнет уйти.

Но не мог.

Мэтью не помнил, чтобы когда-нибудь женщина так воздействовала на него. Снова повернув Дженнет лицом к себе, он коснулся губами ее губ и в то мгновение, когда ее язык нашел его язык, забыл обо всем на свете. Как только Дженнет оказывалась рядом, ему хотелось овладеть ею любым, пусть и неподобающим, способом – на кровати, у стены, где угодно, чтобы только можно было утолить захлестывавшее его чувственное желание.

Обняв его руками за шею, Дженнет запустила пальцы ему в волосы, он положил руку ей на грудь и сквозь шелк провел большим пальцем по соску, а когда она затаила дыхание, поцелуем потребовал у нее все, что она должна была ему дать.

Он мечтал сорвать с нее всю одежду и, дрожа от неудовлетворенной потребности, скользнул губами по ее шее и нашел на горле нежную точку, в которой бился пульс, а когда Дженнет тихо, чувственно застонала, снова вернулся к ее губам и языку.

У нее был вкус меда и бренди, и Мэтью захотелось окунуться в эти ощущения.

Бренди.

Ее поведение вызвано алкоголем. Дженнет влюблена в Энкрофта, а не в него, так же как была влюблена в Джона. Внезапно Мэтью почувствовал себя так, словно на него вылили ведро холодной воды, и, сжав ее плечи, оттолкнул Дженнет от себя.

Она же призналась, что влюблена в другого мужчину.

Опять то же самое.

На следующее утро Дженнет пила чай, стараясь избавиться от стучащей боли в голове, и думала о том, что натворила накануне вечером. В прошлом она, бывало, тоже вела себя импульсивно, но явиться в спальню неженатого мужчины в состоянии более чем легкого опьянения – это уж чересчур. Однако это совсем не объясняет, почему он поцеловал ее… опять.

И этот второй поцелуй был еще восхитительнее, чем первый. Жар и трепет охватили ее с головы до ног, когда его рот накинулся на ее рот. Все части ее тела, казалось, стали сверхчувствительными, и, когда он прижал руку к ее груди, она едва не потеряла сознание от удовольствия. От одного воспоминания об этом у Дженнет выступила горячая влага в том месте, о котором ей сейчас вообще не следовало думать.

Но она не могла отвлечь свои мысли оттого, как это будет, если она займется с ним любовью: как его ствол войдет в нее, наполнит ее, приведет на край блаженства. Дженнет заерзала на стуле, радуясь, что большинство гостей отправилось на охоту, и ее мысли вернулись к воображаемому представлению, как его рука ласкала бы ее, а рот втягивал бы в себя, ее соски.

Дженнет крепко сжала вместе ноги, надеясь прогнать настойчивое желание потрогать себя, но пульсация там только сделалась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы там был он, чтобы он касался ее, ласкал ее.

– Дженнет, тебе нехорошо?

Моргнув, Дженнет осознала, что на нее смотрит Эйвис, и почувствовала, как жар заливает ей щеки.

– Нет… все в порядке.

– По твоему виду этого не скажешь. – Ее подруга и теперь невестка вошла в утреннюю гостиную и села. – Честно говоря, ты выглядишь очень смущенной, словно я застала тебя за чем-то, чего нельзя делать. – Эйвис улыбнулась. – Так о чем непристойном ты думала?

– Непристойном?

Эйвис насмешливо ухмыльнулась и кивнула:

– Судя по выражению твоего лица… крайне непристойном.

– Н-ничего такого, – пробормотала Дженнет. – Я думала о… завтрашнем бале. И о том, что мне надеть.

– Ну конечно. – Эйвис взяла чашку с чаем. – Не сомневаюсь, что у тебя на уме были только платья.

– Это правда!

– Дженнет, я знаю тебя давным-давно, и выражение твоего лица определенно… О Боже! – Эйвис широко раскрыла глаза. – Кто это?

– О ком ты?

– Кто тот мужчина, о котором ты думаешь?

– Ни о каком мужчине я не думаю! – Дженнет с шумом отодвинула стул и встала.

– Сядь, Дженнет. – Эйвис жестом указала ей на стул. – Можно подумать, я не была в твоем положении.

– Это не одно и то же, Эйвис.

– Конечно, нет, – хмыкнула Эйвис. – Это ты и, значит, все по-другому.

– Прекрати, – рассердилась Дженнет. – Ты все выдумываешь. То, что ты прыгнула в постель, к моему брату вовсе не означает, что и все остальные делают то же самое.

– Возможно, нет. Однако нельзя сказать, что ты не питаешь никаких чувств к… О Боже! Это Блэкберн, да?

– Разумеется, нет! – нагло соврала Дженнет. Меньше всего ей нужно было, чтобы ее невестка сообщила эту новость своему мужу.

Откинувшись, Эйвис наклонила голову набок и объявила:

– Да, это он.

Дженнет опустила голову и закрыла лицо руками.

– Эйвис, не говори Бэннингу.

– Такой личный разговор нельзя вести в гостиной. – Быстро подойдя к ней, Эйвис подняла ее со стула. – Пойдем в оранжерею.

Пройдя по коридору, они дошли до двери и, осторожно выскользнув из дома, побежали в оранжерею.

Быстро убедившись, что слуг поблизости нет, Эйвис усадила Дженнет на чугунную скамейку возле апельсиновых деревьев.

– Теперь рассказывай, – приказала она подруге.

– Я не могу заставлять тебя хранить мои секреты от Бэннинга.

– Дженнет, ты была моей лучшей подругой задолго до того, как я вышла замуж за твоего брата. Я всегда буду строго хранить твои тайны.

– Я не в силах перестать думать о нем, – Дженнет закрыла глаза.

– Думать о нем как?

– А как, по-твоему? – Открыв глаза, Дженнет в упор посмотрела на подругу.

– О Боже! – прошептала Эйвис. – Со мной тоже такое было. Это ужасно неприятно.

– Но ты нашла выход. Я же, вполне понятно, не могу сделать его своим любовником.

Прижав палец к губам, Эйвис прохаживалась по дорожке.

– Да, я понимаю, что не можешь. Однако ты можешь сделать другого мужчину…

– Эйвис! Я никогда так не поступлю.

– Нет? – с недоверием отозвалась Эйвис. – Это очень красиво, Дженнет. Но если Блэкберн убил Джона случайно, что мешает тебе быть с ним?

Дженнет смотрела вниз, на свое бледно-желтое утреннее платье. Ей очень хотелось рассказать Эйвис всю правду и наконец освободиться от этой непомерной ноши, но она не могла этого сделать – правда была слишком ужасной.

Должно найтись убедительное объяснение того, почему она не может взять его в любовники, кроме того очевидного факта, что это для нее неприемлемо.