На этом странности не закончились. Теперь областные чиновники, проявлявшие в этом вопросе такую пассивность, активизировались и отказались выдавать любые разрешения, если строительство не будет поручено определенной фирме. По их мнению, это была единственная компания, которой можно было поручить возведение моста над стратегически важной федеральной трассой – ведь по ней ездит президентский кортеж, а стало быть, каждый мост над этой дорогой потенциально может быть использован для покушения на него. Поэтому путепровод могла строить только российская компания, обладающая специальным разрешением.

Мы, конечно, не могли не усомниться в обоснованности такой позиции, но съезд был нужен нам как воздух, поэтому мы согласились работать с этой компанией. То, что строительство в результате заняло втрое больше времени, чем необходимо, мы готовы были стерпеть. Сложнее было смириться с тем, что оно обошлось нам где-то на 5 миллионов долларов дороже. Отчасти эти деньги компенсировались километрами бесплатных публикаций в СМИ. Впрочем, я еще вернусь к истории этого моста.

Еще одна трудность заключалась в том, что новая администрация подмосковного города Химки во главе с новым мэром единым махом объявила недействительными все соглашения, которые мы заключили с предыдущей администрацией. Для России вполне характерно, что каждый новый чиновник начинает свою деятельность с того, что до основания разрушает все, что было сделано предшественниками. Разные политические группировки чаще всего враждуют между собой. Действия мэра ознаменовали новый период в наших отношениях с местной администрацией, которые становились все хуже и иногда доходили до открытых перепалок.

Я и сам немало способствовал охлаждению этих отношений своим не особенно дипломатичным поведением. Вскоре после назначения нового правительства Московской области, губернатор собрал у себя представителей российского и иностранного бизнеса. Сам он вместе со своей командой восседали в президиуме, бизнесмены рядами, как в школе, располагались перед ними. Как это принято в России, губернатор рассказывал о динамичном развитии региона, подкрепляя свое выступление оптимистичной статистикой. После доклада руководители предприятий получили возможность задать интересующие их вопросы. Когда выступили директора нескольких российских предприятий, пожелавших губернатору крепкого здоровья и удачи во всех его начинаниях, взял слово я и поднял ряд вопросов, по которым ранее были даны обещания, но ничего конкретно сделано не было. Место, тему и собеседника я явно выбрал неправильно. Губернатор, бывший генерал Советской армии, который отвечал за вывод войск из Афганистана, пришел в ярость и на повышенных тонах ответил, что, если нам что-то не нравится в России, нас здесь никто не держит.

Вечером того же дня я написал ему письмо, в котором приносил извинения за свое неуместное поведение, которое объясняется единственно тем, что, как мне казалось, конструктивная критика могла бы привести к положительным результатам. Не думаю, чтобы это письмо вызвало у губернатора какие-нибудь теплые чувства в отношении бесцеремонного шведа. Тем не менее, очевидно, мою скромную персону заметили, во всяком случае, потом мне многие об этом говорили. Разумеется, ничего хорошего для развития отношений с правительством Московской области в ближайшей перспективе это не сулило. Я же вынес для себя урок: прежде чем задать вопрос, надо тщательно выбирать обстоятельства.

С тех пор отношения между ИКЕА и правительством Московской области прошли через весь спектр – от очень холодных до вполне конструктивных. В последнее время они эволюционировали настолько, что их можно назвать уважительными. Правительство Московской области оказало немалую поддержку развитию ИКЕА, и наша компания во многом обязана ему своими дальнейшими успехами.

Весь 1999 год мы с Герхардом непрерывно курсировали от одной инстанции к другой, обсуждая изменение импортных пошлин. Все встречи проходили в очень позитивной атмосфере, чиновники слушали нас с большим пониманием, хотя под конец у них уже буквально зубы сводило при очередном упоминании об ИКЕА.

Российское правительство прекрасно осознавало все недостатки высоких импортных пошлин. Важным фактором было то, что российская мебельная промышленность была тогда во всех отношениях устаревшей, поскольку после распада Советского Союза никто не занимался ее модернизацией.

Благодаря растущему рынку продукция российских мебельщиков все равно раскупалась, что позволяло им продолжать как-то работать. Высокие импортные пошлины консервировали ситуацию и не давали промышленникам никаких стимулов для развития. При таком подходе российская мебельная промышленность никогда не стала бы конкурентоспособной. Снижение пошлин на импорт могло бы заставить эту индустрию развиваться быстрее. При этом было очевидно, что некоторые предприятия спасти не удастся – они совершенно устарели и никак не вписывались в рыночную структуру.

Кроме того, заоблачные пошлины на импорт приводили к массовым подтасовкам и обману. Все понимали, что в принципе ввезти можно все, что угодно, если выбрать для этого правильный момент и таможенный пост. Ни для кого не было секретом и то, что итальянского продавца эксклюзивной мебели можно попросить выписать два или более счета-фактуры на один и тот же товар, которые потом можно использовать по ситуации.

Наши брюссельские переговоры с представителями России при ЕС практически ни к чему не привели. Ценность информации, которую мы там получили, стремилась к нулю. Было очевидно, что у людей совершенно другая повестка дня, нас вежливо принимали, но никакого реального интереса наши вопросы не вызывали.

В конце концов, нам удалось передать свои предложения в правительство России, где их должна была рассмотреть специальная комиссия. Ее заседание несколько раз откладывалось, к тому же против нас работало мощное лобби российских мебельщиков.

В довершение ко всему нам не разрешили участвовать в обсуждениях и даже не оповещали о том, когда они будут проходить. Информация об этом просачивалась к нам из коридоров власти, и мы с замиранием сердца следили за этими утечками, достоверность которых проверить было невозможно. Мы не исключали, что нас вводят в заблуждение, чтобы как-то успокоить и отвлечь.

И вот раздался долгожданный телефонный звонок: нам сообщили, что комиссия приняла наши предложения. Хотя мы еще точно не знали, какие именно предложения были рассмотрены и приняты, весь наш офис в этот день ликовал!

Первый вице-премьер Виктор Христенко взял на себя смелость, несмотря на мощное лобби, поддержать решение, которое наши недоброжелатели к тому времени уже окрестили «законом ИКЕА». Вопреки интересам и воле многих власть имущих, Христенко содействовал принятию закона, сделавшего возможным выход нашей компании на российский рынок.

Правда, результат был не совсем таким, как мы надеялись: пошлины остались довольно высокими, и снижать их предстояло поэтапно с учетом мнения представителей российской мебельной промышленности. Кроме того, российское правительство начало внимательно отслеживать эффект этих изменений, готовясь в случае негативных последствий пересмотреть ставки.

Как бы то ни было, в августе 1999 года Владимир Путин, бывший в то время премьер-министром, подписал указ номер 971, в соответствии с которым весовые пошлины на импортируемые товары уменьшались примерно вдвое. Так мы получили передышку на полгода, по прошествии которого этот вопрос предстояло рассмотреть вновь.