Исследователями также установлено, что Колумб — это слегка видоизмененное общее древнее слово ошарашей и ишеварнадов Околун-мбы, означающее Колун-странник или путешественник. Первооткрыватель Америки несомненно имеет ошарашенско-ишеварнадские корни. Всеобщими и бурными аплодисментами было также встречено научное заявление о том, что и знаменитый академик науки, рядовой генералиссимус пера и государственный министр дружественной Точки RU, личный и верный друг Великого ошамхала Аэроплан Леонидович Около-Бричко является нашим соплеменником. В связи с этим господину Около-Бричко был направлен приветственный адрес и приглашение посетить нашу страну с докладом о своих корнях в удобное для него время.

Сессия Академии Наук с удовлетворением выслушала доклад о том, как нашими предками были переданы китайцам секреты изготовления пороха и газетной бумаги. Некоторыми академиками высказывалось следующее предложение. После завершения и оформления этих исследований просить Великого ошамхала обратиться в Организацию Объединенных Наций о признании за Ошараш-Ишеварнадией приоритета в изобретении пороха и газетной бумаги, а также о распространении на них права интеллектуальной собственности. Что должно повлечь за собой приобретение у нашей страны всеми государствами мира патента на их производство и использование. Предложение решено детально обсудить на следующей сессии.

Однако гвоздем программы стало сообщение вице-Великого ошамхала и вице-президента Академии Наук господина Ширепшенкина о создании нашими учеными уникального препарата ишеварнадикума, который со стопроцентной эффективностью излечивает СПИД. Ишеварнадикум излечивает также все известные формы рака и венерических заболеваний — причем даже на расстоянии, для чего достаточно одному члену семьи постоянно использовать обработанные уникальным препаратом женские прокладки или фотографию больного. По своему действию на мужчин и женщин препарат значительно превосходит йохимбу, виагру и прочие секс-стимуляторы. Сессия единогласно утвердила ишеварнадикум в качестве основного лечебного препарата XXI века, поставив задачу создания в самые сжатые сроки препарата ошарашдикума, излечивающего все остальные болезни человечества, как известные науке, так еще и неизвестные.

— Ты заткнешься сегодня? Или помочь? — спросил бритый наголо раб по кличке Качок. Он был единственным, кто попал сюда из братвы, не исключено, что в качестве смотрящего, поэтому всевозможная шушера из бомжей, алкоголиков и мелких воришек держалась к нему поближе. К нему и охрана относилась с уважением, даже сам Урин, теперь подполковник, заискивающе улыбался при встрече с ним. Поэтому не было ничего неожиданного в том, что тут раздалось несколько голосов в поддержку Качка.

Ромка отложил газету, лег на нары, сцепив за головой кисти рук. Ему не хотелось спорить с Качком. Василию Филимоновичу даже показалось, что окрик братана помог ему избавиться от надоевшего занятия. И довольно бессмысленного — ведь невольников, кроме Хрущева, газетная белиберда совершенно не интересовала. Ни возмущения, ни смеха. Ни радости, ни уныния. Все по фигу. Кроме исконного желания сбиться в стаю, угадать и исполнить пожелания вожака.

— Ишеварнадикум — совсем хуже некуда. Пидорасы теперь совсем распояшутся. Власть везде прибрали к рукам пидорасы. Называют себя голубыми. Какие голубые — они пидорасы! — воскликнул Никита Сергеевич и, усевшись на свое тряпье, схватился за голову.

Несколько дней спустя Качок превратился в охранника. Василий Филимонович не позволил себе удивляться, но сразу же доложил новость Семиволосу. Начальник тоже не удивился, заметив устало, что братва поперла на службу режиму, бандиты и чиновники сбиваются в общие стаи. И спросил насчет того, не думает ли он выбираться оттуда? Просидел, мол, почти год, не намеревается ли отсидеть еще все двадцать четыре? «Товарищ подполковник, да при малейшей возможности слиняю отсюда!»- заверил он начальника. «Ну-ну», — ответил с большим сомнением Семиволос.

Это «ну-ну», не только переполненное руководящим сомнением, но и пренебрежением к возможностям бывшего лучшего участкового лучшего отделения столицы, совершенно не давало покоя. Василий Филимонович выискивал слабые места в системе охраны, однако их не было. Четыре вышки по углам с пулеметами, в два ряда колючая проволока под напряжением, между рядами спираль Бруно. Множество видеокамер показывали на мониторах в караульном помещении буквально все, что происходило на стройплощадке и в бараке. На воротах строжайшим образом, с собаками, обыскивались машины. В темное время суток патрули с овчарками непрерывно ходили вокруг внешнего проволочного ограждения.

Охранялась стройка так строго, видимо, по причине святости и неприкосновенности частной собственности. А принадлежала она министру безопасности Сучкареву, который куда-то основательно запускал руку — не на зарплату же, которую в Ошараш-Ишеварнадии было принято не платить вообще, строил огромный загородный дворец. Василий Филимонович не раз видел его здесь — запузел бывший капитан, передвигался по земле вальяжно, словно делал ей одолжение. Каждый раз его окружала толпа прихлебателей, которые строчили в блокнотах, записывая каждое слово великого человека. А Сучкарев упивался своей властью, ему нравилось, что каждое его слово, не говоря уж о замечаниях или прямых указаниях, найдет свое отражение в главной амбарной книге министерства и попадет в историю. В минуты осознания этого он водружал на переносицу пенсне, что делало его похожим на Берию и внушало ужас окружающим.

Однажды Сучкарев заметил Триконя. Небрежно махнул пухлой рукой в его сторону, приказал доставить его. Подполковник Урин не доверил подчиненным выполнение высокого поручения. Подбежал, запыхавшись, к Василию Филимоновичу сам.

— Зэка Триконь, к господину министру! Бегом! — заорал он, вытаращивая от усердия глаза, однако воздержался от привычки при обращении к заключенному усиливать приказания демократизатором.

Василий Филимонович не побежал, а потрюхал. Вроде бы и бежал, но и не бежал, имитировал старание. «Быстрее, быстрее!» — поторапливал сзади Урин, но демократизатор в дело не пускал. Кто знает, для чего министру понадобился бывший ментяра.

Дотрюхав до Сучкарева, Триконь остановился перед ним как бы по стойке «смирно», доложил, что по решению священного ошамхальского суда отбывает наказание — двадцать пять лет лишения свободы за шпионаж и предательство интересов великой и суверенной Ошараш-Ишеварнадии. А матерчатую кепочку не снял, не прижал ее, скомканную в правой руке к бедру — такие ритуалы, позаимствованные из фашистских концлагерей, завели тут. Нарочно не снял.

— Головной убор в правой руке к бедру! Живо! Перед кем стоишь? — закричал Урин и замахнулся, чтобы сшибить кепочку с головы нарушителя ритуала.

— Отставить, — остановил Сучкарев начальника охраны и обратился к Василию Филимоновичу: — Так тебе четвертак впаяли? Извини, не знал.

— Спасибо за заботу, господин начальник! — съязвил Триконь.

— Не поумнел? Может, поумнел, и пойдешь служить? Условия те же, — уточнил Сучкарев. — Должность предлагаю вообще синекурную — представителя наших правоохранительных органов в Москве. Разрешу даже взять своим заместителем любимого начальника — майора Семиволосова.

Василий Филимонович впервые слышал про должность, на которой синим курят, и решил, что это бесплатный сыр, только с дымом. В голове быстренько провернулся план использования этой возможности для побега из Ошараш-Ишеварнадии, а в душе — дал о себе знать соблазн. «Да как же так — я почти согласен идти в услужение этой швали?» — опомнился он и возмутился своим планом. И тем, что соблазн саднил душу.

— Господин начальник, прежде чем продолжить разговор, хочу обратить ваше внимание на два обстоятельства. Разрешите доложить?

— Валяй.

— Я из тех, кто присягает один раз в жизни. Если пойду служить к вам, то без присяги.

— Страны, которой ты присягал, больше нету. Триконь, что за каша у тебя в голове? Сегодня всё продается и всё покупается. Семиволос твой, честный, не понимает, что надо делиться. Он не берет, видите ли, взяток, не крышует, не облагает поборами всех на своей территории. Мы свою крышу, извини, у вас организовали. Потому что все убеждены, что ментов честных не бывает. А Семиволос выпендривается. И у тебя от него крыша поехала. Вася, запомни: всех можно купить. Эпоха рынка навалилась!