Можно было, конечно, Ивану Петровичу использовать способности астрального тела или попросить совета у своего альтер-эго, который упрямо утверждал, что именно он и является Иваном Где-то. Но прибегать к чужой помощи да еще к тому же и сверхъестественной было унизительным. Сам разберется, без полтергейстов и ангелов-хранителей.

«В рюмке лошадиная доза клофелина, не вздумай выкушать, умник», — тут же услышал предупреждение, произнесенное неизвестно кем и неизвестно откуда. От неожиданности оцепенел, а потом, взяв себя в руки, встал и как бы рассуждая сам с собой, говорил, направляясь в прихожую и не спеша подбирая слова:

— Господи, что деньги с людьми делают, а? И зачем я вылез из могилы? Лежал бы там спокойно, кормил бы червей — и никаких проблем. А тут не только твою квартиру загнали, но и право на имя собственное норовят отобрать. Вот уж воистину — куда я лез, а куда вылез?

— Не узнаю я в тебе Ивана Где-то, приятель! Да чтоб Иван Где-то встал из-за стола, пока все не выжрал?!.. А еще говоришь, что ты и есть Иван Где-то. Даже на посошок не примешь? — она шла за ним с двумя рюмками в руках.

— Варварек, разве ты забыла: у меня с первых шагов перестройки на клофелин очень сильная аллергия? Спасибо за хлеб-соль, — сказал Иван Петрович и хлопнул дверью.

Наконец-то Аэроплан Леонидович узнал подлинную фамилию своего бывшего начальника отдела в НИ-НИ сверхтонких бездоходных технологий. Произошло это так. Ни ему, ни Грише Ямщикову не удалось захватить по два крыла в зданиях на Старой площади. Их оттуда вытурили, заявив, что тут будут располагаться конюшие всенародно избранного Бобдзедуна. Однако два министра — Около-Бричко и Ямщиков — закатили вытуряльщикам крутой скандал. Хотя они сами себя назначили и сами придумали себе по министерству, на вытуряльщиков произвело опасливое впечатление название ведомств — министерство защиты демократии и министерство глубоких демократических и необратимых назад реформ.

Пока они ходили по высоким кабинетам, Аэроплан Леонидович примелькался всем в качестве министра, а Гришу в процессе этих походов назначили начальником полиции Лимитграда, мудро рассудив, что он, как быстрорастущий криминальный авторитет, не хуже всех знает, что нужно для наведения демократического порядка в столице. Гриша поначалу обиделся, заявив, что его из министров кинули в начальники, пусть и полиции, пусть и столичного города. Отдел кадров межанальной группы тут же исправился и в министрах его оставил.

Хотели было и рядового генералиссимуса пера трудоустроить, предложив вакантное место министра тенниса и литрбола, поскольку эти оба вида спорта Бобдзедун обожал. Делая это предложение, начальник отдела кадров подозрительно отводил взор. «С чего бы это?» — насторожился Аэроплан Леонидович и порекомендовал приятеля:

— Вот Григорию Ямщикову тут цены не было бы. По литрболу известный гроссмейстер, а с теннисом мгновенно разберется.

— Он плавать не умеет, — ответил начальник отдела кадров и провел бережно ладонью по прилизанным волосам, боясь побеспокоить пробор, который у него был точь-в-точь как у Бобдзедуна.

— Вы в прямом или переносном смысле?

— В переносном смысле каждый министр обязан превосходно плавать. А в прямом — глубины боится ваш Ямщиков. А вот вы подходите. Особенно костями черепа, поскольку темечком железные борта КамАЗам гнете.

— Это когда было! Еще при большевиках!

— Реформы лишь оттачивают таланты. Тем более, что самосвалы прогибать темечком вас никто не заставляет. Если обыкновенную бутылку на череп примите, разве что-нибудь случится с вашей гениальной головой?

— Нет, нет и еще раз нет, — решительно запротестовал Аэроплан Леонидович.

— А ранг чрезвычайного и полномочного посла хотите?

— Вы что, решили послать меня на три буквы? Не могу сообразить, каким образом увязывается в одно целое теннис, литрбол, умение плавать, крепкая голова и ранг посла?

— Все очень просто, — тяжко вздохнул отдел кадров, — ВИП, если не дать ему выпить, может грохнуть пустой бутылкой по ближайшей голове. И все-таки пошлет за выпивкой, а наутро подпишет указ о присвоении бедняге ранга чрезвычайного и полномочного посла. Нет, он никого не обижает — убежденный, стойкий демократ. Очень стойкий до литра, а после литра не очень лежкий. Активный, когда и стоять не в состоянии. Разве что чудит маненько… А плавать надо, потому как на корабле он иногда воображает себя Стенькой Разиным и, как персиянскую княжну, швыряет какого-нибудь помощника в набежавшую волну. Если выловят, тоже послом на утро назначает, скажем, в Ватикан, чтоб поближе к Богу. Так, может, хорошенько подумаете и решитесь?

— Нет, не могу. Я себя скомпрометировал при М. Дойчеве на ниве борьбы с алкоголизмом. Над Хозяином, чего доброго, из-за меня смеяться станут.

— Ну что ж, — недовольно вздохнул начальник. — Увы, нет партийной дисциплины, но будет семейная — вот тогда вы у нас не покочевряжитесь. Не-ет, — от предвкушения светлого будущего он даже аппетитно потер руки, зашуршав пересохшими ладонями. — Однако вы все равно остаетесь в резерве кадров на эту должность. А пока посмотрим, нет ли в Госкомраскраде подходящего для вас помещеньица…

Пальцы начальника шустро забегали по клавиатуре компьютера.

— Все помещения союзных ведомств разобрали! Даже на детсады лапу наложили. А ведь сколько раз предупреждали — детские учреждения не трогать! — возмущался начальник, продолжая поиск. — Вот! Военно-морской атташат Киргиз-Кайсацкия орды на Третьем Ордынском. Полторы тысячи квадратных метров полезной площади. В штате триста погонщиков верблюдов и девять караван-адмиралов. Погонщиков — на митинги да и то на полставки, а из пустынных адмиралов получатся отличные швейцары. Даже форму шить не придется. И работа будет у них клевая — сутки спать на службе, а двое суток — дома. Подходит?

Аэроплан Леонидович кивнул в знак согласия. Конечно, было обидно, что его министерство, которое должно стать имиджем этой страны, запихивают в караван-сарай Киргиз-Кайсацкия орды, но пока возникать не стоит. И затрещал принтер, изготавливая ордер на здание. Начальник подписал ордер, тиснул печать и вручил новому владельцу.

— А как у вас с кадрами?

— Если вы имеете в виду опытные кадры, то почти никого не осталось. Вы же знаете, что всех политических у нас сажали по уголовным статьям — всех разобрали. Очень большим спросом пользуются гомосеки — и активные, и пассивные. Вчера явился один посол, назначенный знаете куда? И говорит: «Что у вас за кадры? У вас нет ни одного сидевшего в лагере дипломата! С кем я, по вашей милости, буду представлять там эту страну?» А друг самого Бобдзедуна! Недоработка большевистская — после Сталина дипломатов очень мало сажали. Так что не обессудьте, у нас из бывших зэков почти никого нет. Из сидевших насильники да педофилы остались, но они, хотя и выдают себя за жертв политических репрессий, почему-то не котируются. Сами ищите. Мы сегодня только вот этим ящиком с карточками и располагаем. Прошу.

В руках у Аэроплана Леонидовича оказался ящик с личными карточками, изготовленными из плотной серо-желтой бумаги. И надо же было такому случиться — с первой же карточки на него взглянул Толик, бывший начальник по славному НИ-НИ.

— «Чумейко-Чумайс Анатолий Чукогекович», — с удивлением прочел он, а еще с не меньшим обнаружил, что во всех графах — по поводу дня и места рождения, и национальности, и семейного положения, и славного трудового пути везде и всюду стоял фиолетовый штамп «Совершенно секретно. Серия «К».

«Серия «К» показалась ему до боли знакомой. Как из густого тумана в памяти всплыла картина: он заведует складом стройматериалов в Германии, уже после Победы, и вдруг капитан из смерша случайно обнаруживает у него на столе бумагу, в которой зам по тылу одного из полков просит отпустить пять кубов горбыля для устройства солдатского туалета на двадцать очков. А на бумаге гриф «Совершенно секретно. Серия К» да еще с предупреждением в виде красного штампа: «По прочтении уничтожить!». Едва под трибунал не подвел смершевец по причине возможного раскрытия точного количества военнослужащих, пользующихся этим туалетом. Ведь в Уставе внутренней службы записано, что одно очко положено определенному числу военнослужащих. Враги лучше нас уставы наши знают, а считают — и подавно. Отсидел он тогда две недели гауптвахте. Если память не изменила, бдительного смершевца демобилизовали, и его тоже из армии поперли, так как со склада в Померании дома большим командирам строились не только под Москвой, но и на Урале. Один маршал даже ванну из золота, в которой, по слухам, купался боров Геринг, по предписанию с серией «К» умыкнул. Не помнил уже герой героев все в точности, особенно фамилии командиров, поскольку после омоложения и перезагрузки процессора в модуле на Грабьлевском шоссе его собственное удивительное прошлое казалось достаточно чужим.