Иван захватил с собой собранную счетоводом Гуровым пачку бумаг: донесений, сводок, отчетов, составленных по условиям прижившейся игры без "белого" и "черного", без "да" и без "нет". Вроде перевалки накопленного мусора из твоей корзины в общую. намеревался заглянуть в сельхозтехнику, в исполком, в разные "загот", которые знал не по названию, а по цвету вывесок и месту расположения. И надо там мелькнуть, потолкаться. опорожнить модный атрибут чиновника — дипломат, подаренный Светланой. Он и брал его для обережения бумаг: чтобы не помять. Конторы чистенькие любя.
Дипломат тоже подпрыгивал в "Уазике". И ровно живой, с хохотком, толкал в бок. содержимое его Ивана опять же и раздражало, и веселило. И горечь, и смех. Кто-то копа-ние в этих бумагах, напичканных цифрами, взятых Гуровым с потолка, воспринимает, как самую нужную работу, главней дела хлебороба.
Иван сам захотел доставить этот "дипломатный" товар по назначению. Последнее время оказался из-за разной своей занятости "не на глазу". И это дало знать. Где-то, чего-то недовыделили, урезали, обошли. И надо исправляться, лицемерить: криви рожу в слад-кой улыбке, выказывай покорность, обещай.
Бумаги щекотали его источаемой из них лукавой силой. Составитель их, Анастас Павлович Гуров, бухгалтер по учету и отчетности, оставался для Ивана лицом, о котором всегда хотелось забыть. Плутня, мошенничество. А если глубже, в корень глянуть, Гуров необходимый человек, просто незаменимый. Без его "химиченья" — опускай руки. Ворох указаний, требований… Не разберешь и откуда они. Отвечай на все, ровно ты под следст-вием. Гуров же все знает — что для чего, кому. Где-то убавит, прибавит, иной раз впишет цифру наобум, ту, что может "там" понравиться. Прошлогоднее скопирует. И полный по-рядок, никаких придирок. Ухитрился за "молчанием" Ивана и с сельхозтехникой пола-дить. Списали тринадцать беззубых борон — получай другие. Работы всем — хоть отбавляй. Одни технику ломают и бросают, другие такое же заново делают. Покупателя-то и нет… Не продают, а раздают и получают. Ходил такой слушок, как один из самых видных ми-нистров предложил не тратиться на деревню, где все проваливается, а хлеб на нефть вы-менивать. И вняли этому "государственного ума мужу". Балом демиургенизма и править наловчившаяся гуровщина. От нее просто не отстать и в ней все труднее разобраться. Чего доброго — под Гуровых, того и гляди, и самые высшие привители подпадут. Да что там подпадут — и подпали уже…
В детстве Стаська Гуров повредил ногу. Рвался было на фронт, но куда хромому. остался при конторе счетоводом, грамотенка селмилетняя, смекалка мужицкая. Пришел к мнению, что правды на все не сыщешь и ее надо заменять. Не то чтобы полной неправдой, а "полу…" Если когда за "полу" и дернут, не за ухо… Полу-то подержат, да и отпустят, какой толк в ней. И там ведь все как ты… Началось все с простой арифметики: увеличе-ние выработки на трактор, комбайн — дает возможность "выбить" фонды на новую маши-ну и списать старую. Когда дают по дешевке — то всего везде надо больше. Все и везде "хватай", и всего везде будет "не хватать".
В корысти Анастаса Гурова не обвинишь, и ни при чем не заподозришь. Все знали — выпить с Гуровым можно, но выгоды от этого не жди. В доме у Гуровых, как и многих, иконки хранятся и прячутся. Механизаторов с выпиской нарядов не обижает, любимчикам не порафляет. А что касается конторского "химиченья", так оно и тем, кому оно назнача-лось, было наруку. Взамино и выправлялись отчетносводочные (говорили водочные) зиг-заги главной демиургеновой канцелярии. Сам Гуров так оправдывал свои таланты: "В машинах разных, тракторах, комбайнах — кому на них работать, тому все в них доисправ-лять. Щука виновата, что наживку с крючком хватает. Кто проглотил, тот и крючок из ут-робы своей извлекай… Я картинности баланса забочусь. Картинность нынче в большой моде".
Иван спрашивал себя: кто же Гуров?.. Ответа ясного не было. Порождение демиур-гизма — игра без черного и белого. Она в полном разгаре. Каждый по-своему и был охва-чен ее азартом. Может из таких, как Гуров, и возрастет особое племя дельцов, поплутуют и образумятся, сменят нынешних демиургенов… Ну, а сам-то ты сегодня кто?.. Допустим — ты по-правде. А другой? К примеру тутановский председатель? Твоя Провда и будет кривдой, а его у кривда — правдой. Тебя. Праведника, камнями и закидают, как христовых апостолов. А гуровы при всех случаях из воды вылезут сухими. Гуровы-то везде. На верх-них ступенях лестницы они половчей и похитрей. И действуют без огляда на Божьи об-раза. Они сами божки.
Еще одно должностное лицо в колхозе было разновидностью гуровщины. Это вот он, бригадир трактористов Семенов, что ведет "Уазик". Отец подобрал в бригадиры вроде и расторопного парня. Но этот парень усек, что выгодно ладить с маханизаторами, а на-чальству поддакивать. А где-то и в чем-то и надувать. Отойдут к механизаторам поля и отпадет необходимость ежедневных нарядов. Трудненько будет поднаторевшему в хитро-стях бригадиру повернуться лицом к честному труду.
Надежной опорой Ивана оставался Василий Грибков. В колхозе он появился в раз-гар лета, за год перед тем, как Ивану стать главным инженером. Придя к отцу, тогда за-местителю председателя по механизации, сказал:
— Пошатался, Данилыч, побродяжничал в поисках дела для прожитка. Кое в чем преуспел. Да вот, по пословице складывается твоя жизнь: "Где родился, там и сгодился". Возьми механиком на ферму. Аппараты доильные, вся другая техника будет в полном по-рядке. Сам обо всем догляжу, без понуждения, сложа руки сидеть не привык. Не послед-ний мужик от роду. Зеленым змием не балуюсь, не керосинщик…
Разговор этот был при Иване. Не в контору пришел страдалец, а домой к отцу, за-местителю председателя.
Замысел Ивана переоборудовать Большесельский комплекс Василия Грибкова при-влек. О навозохранилище он сказал: "Не хранилище навоза, а производство удобрений, этакая фабрика нужна. Чтобы все зрело в тепле, прело, как раньше под ногами скотины. И добавки вносить, какие надо земле. Одним словом — корм для поля готовить".
В складе души Василия Грибкова было что-то схожее с дедом Галибихиным и ста-рым трактористом Василием Федотычем Сычевым. "А чудо ведь это, — умилялся механик, — та же корова сено ест и из съеденного молока в себе образует и удобрение выдает. Тут же траву свали в кучу, примни ее — не получится такого удобрения, какое коровы выраба-тывает в себе. Пример бы всем нашим производствам и брать. А то по дури гиганты со-оружаем, все вокруг травим. До ума вот и не доходит, что по-коровьи жизнь надо ладить, как Богом велено. простое-то своего гения требует, святого".
Дом Грибковых стоял много лет заколоченным. Дедушка Данило хотел его отку-пить для колхоза. Но хозяин не продавал. Приедет, поглядит, что тут за жизнь и опять уезжает. Старший сын его и дочь осели в Сибири, в городе, который строили. А сам Васи-лий Грибков после долгих мытарств на чужбине, вернулся домой с женой и младшим сы-ном.
Ивану хотелось закончить за лето переустройство молочного комплекса. Василий Грибков побывал в колхозах Московской области. И сложил свой план, что и как надо де-лать.
Бригадир Семенов сидел за рулем "Уазика". Примолк, не слыша ответов на свои скабрезные высказы. Иван вжался в клеенчатую обшивку заднего сидения. Вольно было думать. О Горяшине вспомнил, когда очутились на станции, возле сваленной в грязь но-вой техники. О бумагах тоже забыл, не заметил, как проехали райцентр. Мысли о деде Галибихине. Вот и ушел страждущий из этой жизни. Большой, огромный по духу человек. Только такие и могут одолеть окаянство… Но все ли сделал, что умел, и что дано было ему сделать?.. При кузнецах Галибихиных, их трудом и уменьем, должна была возродить-ся ладная мастерская. Даже заводик по ремонту всяческой техники… Не та ли участь, что постигла Галибихиных, ждет и его, Ивана, колхозного инженера?.. Но, ведь то, чего ты не сумеешь теперь сделать, станет мучить других, как мучает тебя не сделанное дедом Гали-бихиным. Это вечный упрек потомков. Они страдают по вине своих дедов и прадедов, не сумевших одолеть иго нелада в своей жизни. Тебе тоже в обессиленье оставил свою боль дедушка Данило. Что-то оставит и отец. И это терзает, как будет терзать кого-то за твою вольную или невольную вину. Значит?! Вот на этом "Значит" мы все и умолкаем, и ждем вяло изжития нелада, угнетенные мелкой корыстью и еретическим словом. Несовершен-ство каждого из нас и накапливает общую кучу беды. Мы не осознаем себя причастными к судьбе будущих поколений. Забота одна: паши землю, и все тут… Но вселенский ражим учитывает голоса и поступки каждого. И терпит, в ожидании оборения зла Добром. Мо-жет вот Гуровы, сами того не осознавая, подтачивают и подрывают наше недоброе бытие. И близят его к крушению. А ты прячешься за Гуровых. И не в праве сказать, что душа твоя чиста и сам в чести… И в чести крестьянин кормилец?.. Об этом и спрашивает немо каждый себя, осознанно и неосознанно. Непротивление злу злом. Но одоление зла разу-мом в труде — вот что проповедовал дедушка Данило, проповедуете сегодня Старик Со-колов, а также и отец. Да и Миша Качагарин, и Василий Грибков, и Тарапуня вот. Каждый по-раќзному своим делом по-своему. И это копит Добро, как разумом в терпеќнии копит свой опыт мастер.
