Дмитрий Данилыч окликнул председателя, вышедшего из "уазика":

— Никак, Николай Петрович, через Кузнецове ехали?..

— С того большака свернул, ответил председатель, — прямиком от соќседа и рискнул проехать.

От Дмитрия Даниловича не ускользнула его озабоченность. Зачем-то вот к соседу заезжал. О дороге через болотняк расспрашивать предсеќдателя не стал. Подумал только, "значит, мосток цел". О мостке было беспокойство, могло размыть насыпь вешней водой, дерном она еще не успела покрыться.

Размеренным шагом хозяина, к которому пожаловал гость, подошел к председате-лю, поздоровались за руку, не торопясь с разговором. Николай Петрович озирался, смотрел то на пашню, то на сосновый бор Устье за речкой Гороховкой. Данилове поле, каким оно стало, увиќдел впервые. Осенью постоял в яме на дне Лягушечьего озерца, по-смотќрел находки, и больше не появлялся. Теперь, похоже, был удивлен. Молќча сделал не-сколько шагов по заборонованной пашне, вымолви:

— Плантация… — Качнул головой, сжал губы как-то неопределенно. Что это — похвала, или усмешка?.. Не поле вот, а "плантация".

Прошел еще несколько шагов, и будто что еще новое увидел,

развел руки в стороны, очерчивая полукруг, и произнес уже утвердитеќльно, нажимая на чужие это слово. И повернувшись к пахарю, опять поќвторил, будто, оспаривая кого-то:

— Нечего не скажешь, плантация…

"Значит, доволен? — подумалось Дмитрию Даниловичу только зачем "плантация-то?.." Поле-полюшко широкое. Хорошо по-расейски, и сказал бы вот, и порадовался как хозяин. Но вот не хозяин".

В расстегнутом коричневом плаще, в темно серой кепке с пуговичкой на макушке, черных ботинках, председатель походил скорее на уполноќмоченного, которому дальше колхозной конторы можно бы и не ходить, не шастать. Худощавое лицо со складками во-круг рта, слегка белесые брови. Из-под кепки, вроде как в дороге запыленные, выбивают-ся на затылке завитки волос. Раздвоенный подбородок и щеки в жесткой щеќтине: не по-брился. Когда выбросил в стороны руки, выскочили из рукаќвов плаща манжеты голубова-той рубашки, сверкнули золотом запонки. Поќлы расстегнутого плаща отошли, выполз на борт темно-серого пиджака широкий цветной галстук…

Здесь на поле, на черной пашне, резко выказывалась посторонность появления в таком одеянии человека. Дмитрию Даниловичу о том подумалось, не осудно, а как-то обыденно.

Прошли оба, председатель и пахарь, по заборонованному несколько

шагов. Николай Петрович нагнулся, захватил в горсть земли, сжал ее в кулаке. На ладони остался рыхловатый слепок. Он подержал его как птичье яйцо, что-то повысматривал со-щуренными глазами. Нечего не увидев, размял ком и развеял прах бабьим броском наот-машь. Пахаря это немного рассмешило. Он тоже взял из-под ног землицы, опробовал ще-поть подушечками пальцев, словно мельник помол.

— Добрая, — сказал о земле и стряхнул ее с ладони, чтобы ненароком не унести кру-пицу ценную со своего места.

Об узнавании спелости почвы сжатием кома в горсти председатель проќслышал от мужиков, а может случайно где-то и вычитал. Но руки его не чувствовали мужицкой поч-вы, как руки не гармониста ладов баяна. И всякие указания его, приносимые с совещаний, походили скорее на улюлюканье мальчишек во след улепетывавшему зайцу. Но если мальчишки вызывали у зверька страх, то указания демиургенов — слепую покорность сельхозрабочих — "работных", как вот называют себя большесельские механизаторы.

— У прудов, что же, закончили сев?.. — спросил вяло Николай Петроќвич, опустив го-лову.

Дмитрий Данилович принял было его вопрос за уловку: "Может и того не знаешь, — мысленно, в себе, выспросил председателя, — что Саша Жохов довел свой трактор?.." Но тут же и усумнился в своих подозреќниях: "А если и вправду не знает, прозаседал, просо-вещался". Отвеќтил осторожно:

— Овес и ячмень посеяли… Лестеньков лен досевает.

Николай Петрович отвел взгляд, помолчали оба.

— Думаю завтра и тут отсеяться, — доложил Дмитрий Данилович, чтоќбы уж не пода-вать повода к неудовольствию. — Трактор вот у Жохова вышел из строя… — О самом Саше и словом не обмолвился.

Председатель не отозвался. Привычно, что техника ломается. Но чем-то вот недо-волен. Наказали, небось, на совещании. "Да плюньте вы на это, — хотелось сказать, — слу-шай и смалчивай. Кажи вид, что во всем согласен, а делай как надо".

Но вот это — "делать как надо", и есть самое тяжелое для Николая Петровиќча. И ровно бы угадывая сочувственные мысли своего бывшего заместителя, председатель спросил, успеют ли "уложиться в график". Дмитрий Данилович ответил, что должны ус-петь. Не любил заверять и обещать, смысла в этом никакого. Выйдет — так хоќрошо, а не выйдет — оправдания придумываются. Веры в эти обещания нет ни у кого. И все же их вы-дают и выслушивают, будто и впрямь дело большое этим свершают.

Николаи Петрович опять начальственно оглядел поле. И тут же посерьезнел, будто что забытое вспомнил.

— Сушь стоит… — застыл на месте, выказывав особую важность этих слов. — В Куз-нецове и Патрикийке земля вот, вот коркой возьмется.

Отголосок жалобы председателя на погоду походил на доверчивость ребенка сказ-ке: "Вот какое злодейство Баба Яга уготовала Иванушке, а его и пожалеть-то некому". Заранее известно, что Бабу Ягу Иванушко объегорит. Но сказка слушается. Надо слушать, а вдруг да что-то случится нетакое".

— На полях пылит за боронами, — нагнетал страхи, скорее на себя, Николай Петро-вич. Конница, вишь, батыева надвигается и надо встуќпать в битву. — Дождей по сводкам не предвидится, — досказал он.

Неужто с этим и вернулся с совещания?.. Ну вот оно, поле-то, стоќишь на нем, разве оно пылит?.. На Токаревской горе у соседей, знамо, пылит. Там пылит и тогда, когда на других полях еще снег. Скорее всего "Первый" и сказал об этой горе, и кто-то из затыло-глаз-ников поддакнул: "Да, запаздываем, погода не ждет". Забияки подсќкакивают, как подстегнутый молодой лошаденок. Вслух Дмитрий Данилоќвич сказал:

— В Кузнецове суглинок с торфяником. Влага там держится и в сухоќсть. Денек-другой и надо повременить. И в Патрикийке земле дать доспеть.

Николай Петрович промолчал, опустил взгляд, как бы обдумывал свое. Хотелось гибкость проявить, чтобы ни вашим, ни нашим. А что бы попќросту посоветоваться. Так нет, я власть, а ты, пахарь, под властью моей. Молчать-то пахарю и выгодней, а главное — безопасней. Поруководив тобой и перестанут, впадут в безразличие. И получится вроде понудительного союза слепых и глухих… — Одно время приказывал! автомобилям на ули-цах городов гудеть перед прохожим. Не погудишь — штраф. Теперь штраф за гудение: не пугай, береги тишину!.. И почто бы уж мужика-колхозника отмененным жизнью гудением пугать?..

4

Увлекшись за полуразговорами с председателем и своими раздумьями, Дмитрий Данилович упустил другое, чего надо бы опасаться. Из года в год перед началом сева, а то и в разгар его, начиналась свистопляска с уточнением планов. Где-то вдруг спохваты-вались, что чего-то мало колхозам вписали. Глядя на председателя, уловил странность в его словах. Вроде как на что-то намекал, но высказать прямо не решался. И заподозрил, что не сроки сева главное, и не пыление за боронами. Скорее всего прибавили на что-то гектаров. И Николаю Петровичу неловко об этом говорить бывшему заместителю. А чеќго бы и тут не схитрить, — опять про себя подумалось, — не привыкать. Есть скрытый резерв в триста гектаров, за счет которых повыќшается урожайность в отчетах. И заверить: "Бу ис-полнено", — ничего не исполняя, и ни чего не меняя. А может речь о парах?.. В прошлом году обязали пары иметь, а пришќла весна — иная песня: расширяй посевы зерновых… И пахарь не утерќ пел, спросил:

— Опять никак корректировка?..

— На сто пятьдесят гектаров увеличили лен… Под контроль возьмут, придут с заме-ром, не отвертишься.

Да, чего-чего, а пугать контролем демиургены мастаки. И Дмитрий Данилович, вчерашнее ответственное лицо, пожалел председателя.