Она пока прожила меньше, но этого хватило, чтобы увидеть, с какой небрежностью лепила она слова к словам. Ксения Демьяновна пыталась успокоить себя тем, что все эти люди тронуты болезнью, а она писала о здоровых.

Но чем дольше жила с ними под одной крышей, тем яснее понимала: болезнь Альцгеймера лишь коснулась здешних обитателей. Но не изменила их сущность. Поэтому препарат, который составила Катерина, так хорошо работает. Он предупреждает развитие болезни.

О Катерине она думала все чаще. Отсюда она видела то, чего не замечала прежде. Да, конечно, она уже осознала, что как мать виновата перед ней. Но Ксения Демьяновна считала, что вину нужно не просто осознать, а искупить. Она перевернула ее жизнь, родив Федора, а потом заболев.

Подведя итоги своим материнским изысканиям, она решила, что Катерине должна помочь по двум пунктам: встретить настоящего мужчину, успешно закончить работу над лекарством.

Было время, когда она присматривалась к доктору Верхотину. Но скоро поняла: здешний бирюк не годится на роль мужа для ее дочери.

Она поморщилась. Кажется, она об этом уже думала. Ну и что? Теперь она уточняет детали. Это важно, успокоила она себя.

В один из приездов к ней Катерина привезла первый образец своего препарата.

– Мама, – сказала она, поцеловав ее в щеку, – я к доктору Верхотину, а потом вернусь.

Ксения Демьяновна кивнула, потом медленно, неслышными шагами пошла следом. Дочь вошла в кабинет Верхотина, закрыла за собой дверь.

Но она должна знать, о чем они говорят!

Ксения Демьяновна заметила, что на двери по-прежнему зияет дырка от снятого утром замка. Она видела, как слесарь, ругаясь себе под нос, воевал с замком, но новый так и не поставил.

За многие месяцы, проведенные здесь, Ксения Демьяновна узнала весь Дом так, как не знала свою собственную квартиру – ни на Кадашевской набережной, ни на Островитянова. Объяснить нетрудно – она там не жила, а только ночевала. Институт, метро, автобус. Даже на дачу залетала только несколько раз в сезон.

Зато здесь обнюхала, потрогала, обласкала взглядом и пальцами все: стены, окна, подоконники, двери, кусты калины, стволы берез, поросят в хлеву, теленка в стойле...

Ксения Демьяновна заглянула в дырочку, потом припала к двери щекой.

Доктор Верхотин сидел за столом лицом к ней. Катерина – напротив, спиной. Слышно плохо, Ксения Демьяновна плотно прижала ухо к двери.

– Вам придется довериться... мужчине, – сказал он тихо. Ксения Демьяновна едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Как любят мужчины это слово: «довериться»! – Довериться, – настаивал Верхотин, – а не отгородиться от меня. – Видимо, на лице Катерины возникло что-то заставившее его повторить. Понятно, у Катерины на это слово аллергия – после Игоря.

– Допустим, – сказала Катерина. – Что тогда?

– Я помогу вам оформить препарат как биодобавку и давать его моим подопечным, вашей матери в том числе.

– Но это не... – растерялась она.

– А у вас есть доказательство, что ваш препарат нечто иное? – Он засмеялся. – Я помогу сделать препарату временную регистрацию. – Он подмигнул ей. – Регистрируют же у нас среднеазиатских хлопководов строителями?

Она захохотала:

– Ну вы ска-ажете...

– В наше время, – продолжал он, – выживает не просто сильнейший, а тот, кто найдет себе приличную компанию. – Он вздохнул. – Врачи уходят из клиник. Но из профессии, если она есть, никто не уходит. Я делаю то, что хотел всегда. Правила игры надо научиться улавливать всеми чувствами. Я знаю, сколько нужно времени и денег для того, чтобы ваш препарат стал законным лекарством...

– Вы уверены, что не будет неприятностей? – спросила Катерина. Мать уловила в ее тоне согласие, хотя словами дочь требовала подтверждения. Тоже, между прочим, чисто женская манера. Сделать вид, будто сопротивляешься, когда готова отдаться. Закричать: «Да! Да!» Она сильнее прижалась щекой к двери.

– Смотря что вы называете неприятностями, – усмехнулся Верхотин. – Если речь о моих подопечных, то у них не будет. – Катерина покачала головой. – А если о нас с вами, – он сделал паузу, – это зависит только от нас.

– Я готова, – ответила Катерина.

Мать с трудом сдержала вздох облегчения.

Верхотин продолжил.

– Значит, оформим то, что вы привезли, как биодобавку, – сказал он спокойно, теперь уже как о чем-то обыденном. – Сами знаете разницу между лекарством и соединением, лекарством не являющимся. – Ксения Демьяновна услышала тихий смех – Катерина. – Мы с вами понимаем друг друга, мне это нравится. – Теперь его смех, Верхотина.

Ксения Демьяновна снова припала к отверстию. Она увидела, как Василий Кириллович сощурился и быстро окинул ее дочь взглядом. Видимо, Катерина что-то уловила в его глазах, подумала мать, заметив, как быстро она сложила руки на груди. Закрылась, а потом быстро расцепила их, опустила на колени, положила ногу на ногу и покачала носком туфли. Однако мать улыбнулась. Для тех, кто умеет читать язык тела, многое ясно. Похоже, Катерине он не просто не противен, а интересен, не важно, что он старше ее вдвое.

– Понимаете, – пробормотала она, откинувшись на спинку стула и заправляя за ухо отросшую русую прядь, – уже вошло в привычку, во всем...

– Во всех, – поправил ее Верхотин.

– Да, во всех сомневаться. – Засмеялась. – Я не учла, с кем говорю. Вы знаете все о... обо всех...

Доктор неторопливо кивнул:

– Увы. – Седой ежик не шелохнулся, когда он нарочито низко наклонил голову. Еще недавно, отметила Ксения Демьяновна, у него была борода, но он сбрил ее. Не хотел ли он стать моложе из-за Катерины? Все знали, что он вдовец, его жена умерла от инсульта рано и внезапно. – Моя работа – знать о других больше, чем они сами о себе. Это увлекает! – Он сказал это с такой юношеской интонацией, что Катерина рассмеялась. Ксения тоже фыркнула, довольно громко, и испугалась, не выдала ли она себя.

Но эти двое, похоже, увлеклись собой.

– Вы просто артист. – В голосе дочери мать услышала облегчение.

Доктор Верхотин снова кивнул:

– Меня могут взять в кукольный театр. По протекции племянницы.

Внезапно Катерина встала со стула, шагнула к нему, привстала на цыпочки и, сложив губы трубочкой, ткнулась ему в щеку.

Вот это номер! Ксения Демьяновна чуть не захлопала в ладоши. Катерина – молодец!

– Спасибо. – Так же быстро Катерина отошла на шаг.

– Вашими талантами, Катерина, будем живы. Вы сами не знаете, что делаете. – Голос доктора звучал иначе; сердце Ксении Демьяновны забилось быстрее. А он чуткий человек. Так почему бы нет?

Катерина махнула рукой:

– Что мои таланты без вас...

– Тоже правда. – Доктор не стал спорить. – Точнее, без таких, как я. Пробиться сквозь стену из тех, кто ничего не понимает, но подписывает бумаги, тем, кто все понимает, но ничего не подписывает, жизни не хватит. – Он фыркнул, довольный сказанной длинной фразой, в которую он вложил еще более долгие размышления.

Катерина кивнула. Следом за ней мать. Все так. На самом деле, сколько еще ждать, когда закончится бумажная работа, когда признают соединение ее дочери лекарством?

Ксения Демьяновна кивала не из материнской солидарности. Она уже с пристрастием расспросила специалиста – этот немолодой человек жил в Доме на Каме с таким же, как у нее, диагнозом. В часы просветления он рассказал ей, что работал в фирме, которая готовила документы для регистрации. Одно лекарственное средство – семь тысяч евро. Одна биологически активная добавка, то есть БАД, – полторы. А если закажут разработку технологий, отработку лабораторных условий с последующей регистрацией и внедрением – пятнадцать тысяч минимум.

Что ж, доктор Верхотин – удача для Катерины. Но, вздохнула Ксения Демьяновна, только как коллега. Не стоит предаваться иллюзиям. Надо искать того, кто годится безусловно.

Назавтра она позвонила Вечному Другу. И он, конечно, нашел.

Да, он нашел, так что первый этап плана развивается как надо. Конечно, она задала ему сто вопросов и дала сто указаний. Она точно помнит. Да-да, помнит, несмотря на всякие сенильные бляшки в мозгу.