– Это афродизиак. Слышал? Возбуждает...

– Ты во-от о чем! Тогда ты вся из корицы. – Он протянул к ней руки.

– Не сейчас! – Она отскочила от него. – Лучше открой вино...

Сегодня, как домовитая супружеская пара, они, встретившись утром, оседлав его «дефендер», поехали по магазинам. Они сошлись во вкусах и обрадовались. Они устремились туда, где магазинный город, где забываешь обо всем, кроме того, что видишь. В одном магазине был испанский день. Они выбрали испанское сухое красное вино, испанскую ветчину, зелень, сладости. Только молодой картошки из этой страны не привезли, извинились продавцы. Сейчас они будут обедать почти по-испански.

А еще они, развеселившись в море людей и вещей, сделали то, чему сейчас удивлялись оба: завели семейную дисконтную карту в одном большом магазине. Прозорливые составители вопросника удивили Вадима и Катерину одним пунктом с двумя ответами на выбор: «мы женаты», «мы живем вместе». Они подчеркнули второй вариант и удивленно посмотрели друг на друга.

– Но третьего не дано, – насмешливо заметил Вадим.

Молодой человек подал им общую карту, по которой они вместе или порознь могут покупать здесь со скидкой все, что им захочется, а потом подарил по крошечной шоколадке – поощрительный сувенир.

– И это все? – нахмурившись, спросила Катерина. – За такие откровения?

Менеджер посмотрел на ее лицо, увидел блестящие глаза, в которых была откровенная радость. Взял журнал из стопки и сказал:

– Это вам. Журнал о Швеции.

– А ты нахаленок! – хохотал Вадим.

– Я давно хочу в Швецию. Поедем когда-нибудь?

– Согласен. Я тоже там не был.

– У них в Швеции есть такой магазин. А у нас карта. Погуляем, да?

– Ага, наедимся фрикаделек с брусничным вареньем...

А потом они приехали к нему и вот теперь готовили обед.

Все было так, как задумали.

С Вадимом она познакомилась прошлым летом. Виноват в этом брат Федор.

В тот вечер он приехал к ней в Центр без звонка. Ввалился в лабораторию здоровенный парень с черными торчащими волосами, которые вызывали у женщин одно желание: потрогать. Проверить – сильно колются или нет.

– Якутские волосы, – объясняла мать, когда он был маленьким.

Еще от отца у Федора глаза домиком, как он говорил сам, и круглое лицо. Но сами глаза материнские, синие, ее прямой нос и цвет лица тоже. Эклектичная внешность, говорила Ольга Петровна, но Федор – настоящий красавец.

– Дитя любви, дитя страсти, – смеялась она. – Несочетаемое по канонам красоты дает эффект красоты. Я это знаю по растениям. Возьмем, например...

Ольга Петровна ныряла в свою стихию, плескалась в ней, как моржиха в бассейне зоопарка. Только не в бассейне с водой, а доверху заполненном цветами.

Но все остальное якутское было скрыто для стороннего глаза, открыто только материнскому. Дело в том, что Ксения Демьяновна Улановская-Веселова была не просто этнографом, но очень чутким и тонким. Наблюдения за Федором, как она уверяла всех, а следом за ней – рецензенты, помогли написать большую работу по этнопсихологии малых народов Сибири. Говорили, что ничего более удачного по этому вопросу пока не написано.

Вспоминая об этом, Катерина чувствовала, как что-то в матери ее настораживало. Может быть, ее манера, такая же, как у нее, прикусить верхнюю губу, когда хочется что-то скрыть?

– Катер... – начал брат, усевшись в крутящееся кресло. Она насторожилась еще больше. Когда Федор называет ее так, значит, хочет о чем-то попросить, но боится, что сестра откажет.

– Говори, – разрешила она.

– Ну скажу. – Он откинул голову, сощурился, отчего глаза стали не шире синей ниточки-мулине, которой в детстве Катерина вышивала анютины глазки, подражая бабушке, любившей вышивать по канве.

– Ты встретишь одного человека в Шереметьево? – быстро спросил он. Потом нагнулся к ней, ласково тронул за локоть.

Катерина резко отдернула руку.

– Оставь эти нежности для своих девочек, – фыркнула она. – Ты соображаешь, о чем просишь? У меня нет минуты, чтобы лишний раз вздохнуть. – Она хватила ртом воздух, лицо побледнело. – Неслабо – в Шереметьево!

– Ты же не даешь мне доверенность на машину, – бросил Федор, впечатавшись в спинку черного рабочего кресла, которое отозвалось и повернулось на восьмую часть оборота.

Катерина смотрела на него в упор. Брат похож на длинноногого комара, такие на даче летают ближе к осени. Размеры пугают, но насекомое совершенно безобидно.

Она вздохнула, сложила руки на груди.

– Вот на все это, – она кивнула в его сторону, – надеть мой «матиз»? – Катерина расхохоталась. – Если бы ты просил у меня «крайслер», я бы подумала...

– И попрошу.

– Да ну! – Она расцепила руки и так громко всплеснула ими, что Федор отпрянул. Кресло повернулось еще на восьмую долю. Теперь брат сидел почти в профиль к сестре, ему пришлось повернуть голову, чтобы видеть ее лицо.

– Когда же, по-твоему, у меня будет такой лимузин? – Катерина наклонила голову набок, чтобы заглянуть ему в глаза. Он резко дернулся в кресле, подался к ней и отчетливо произнес:

– Ско-оро. Как только пропишут твое лекарство.

– «Пропишут»? – повторила Катерина слово, которое никогда не сочеталось с ее препаратом. Но в нем что-то было, довольно точное. А что, без прописки нет ни человека, ни лекарства.

– Ну, зарегистрируют, – уточнил брат. – Ты получишь все премии мира и купишь...

– Если я буду гонять за твоими приятелями в Шереметьево, дорогой мой братец, то не дождешься.

– Приятелями? – Федор вскинул брови. Они были неожиданного русого цвета. Как у матери. – Скажешь тоже. – Он вздохнул. – В общем, Катерина, если ты не поедешь... – Он махнул рукой и не договорил.

– Бери такси и сам поезжай. Денег дам, но с возвратом, – предупредила Катерина.

– За деньгами я бы к тебе не пришел.

– Уже хорошо, – фыркнула она.

– Понимаешь, я должен подготовить аквариум для карантинных рыбок, а я не успел.

– Ага, кофеи распивал со своей подругой.

– Зеленые чаи, – ухмыльнулся Федор, улыбаясь во весь рот.

– Не важно, – бросила она. – Что, так серьезно? – с беспокойством спросила она. На самом деле, если Федора уволят из зоопарка, что с ним делать до армии? – Ладно, говори. Когда, кого, с чем.

– Понимаешь, вообще-то эти рыбки не для самого зоопарка, – мялся Федор.

– А для кого?

– Ну сначала они посидят на карантине у нас...

– Ага, левые рыбки для кого-то?

– Ну... В общем, Катер, мне позвонили, попросили. Ну да, мои клиенты. Обещали заплатить. Мне, сама знаешь, нужны деньги на голландца...

Она усмехнулась. Про голландскую рыбью особь она слышала сто раз.

– Ладно, не вникаю, – сказала она. – Это твои дела. – Она откинулась на спинку кресла и потянулась. – Съезжу, так и быть. Откуда везут?

– Из Венесуэлы. Но мужик летит из Гаваны, это Куба.

Она усмехнулась:

– Слышали.

Она заметила, как меняется лицо Федора, расслабляется, расправляется, когда он произносит заморские названия. Странно, Федор – наполовину якут, но страсть к морям и дальним странам откуда? Если вспомнить все рассуждения матери о национальном характере, который всегда пробьется сквозь любую толщу, то следовало задуматься: а что в нем от якута? Черные волосы – вовсе не показатель. Как и круглое лицо, которое у Федора не плоское. А темперамент? Он может взвиться из-за пустяка и качаться на люстре.

Но что бы ни было причиной, такое лицо брата, как сейчас, ей нравилось. Оно светилось. Ей надоело видеть его хмуро сведенные брови в последнее время. Катерина слишком хорошо знала Федора, чтобы догадаться: его что-то мучит.

Она собиралась поговорить с ним, но не было сил и времени.

Люди, которые живут вместе много лет, чувствуют друг друга без слов. Катерина не ошибалась: Федор хотел сказать ей о карте дяди Миши, которую показал соседу. Но всякий раз, не желая ссоры, а она неминуемо произойдет, потому что он нарушил запрет не Катерины, а самого дяди Миши, он молчал. Говорил себе: «Да что такого? Показал и показал». Хотя жадность во взгляде Виктора Николаевича насторожила.