Известие о том, что детский врач занимается шантажом действующего генерала, не удивила. Для этого Крутохвостов слишком много знал. В рахитовском центре давно уже резали-пилили не по закону, а по своим понятиям. Там крутились бешеные деньги и сомнительные деятели. Хирургов набирали с судимостями, которым на пушечный выстрел было запрещено подходить к операционным столу.

Крутохвостов поднял досье и очень скоро знал о докторе все, даже какие предпочитает трусы, и где живут его четыре любовницы. Но все эти данные не позволяли узнать, откуда этот гад узнал его старый афганский позывной.

Тогда он переоделся, взял из служебного автопарка неприметную ржавую машину и сел доктору на хвост. Лично.

Почти сразу он его потерял. Или стал слишком старый, или доктор попался ушлый.

Во всяком случае, об арке в безразмерной "китайской стене" по улице Командарма он и знать не знал. Пока объезжал, доктора и след простыл. Он остановился и от расстройства закурил. Он выкурил половину "портогаса", пока не разглядел машину Стиплера, стоящую чуть дальше на тротуаре и мигающую аварийными огнями.

Он заподозрил неладное, в подобных случаях генерал сразу лез за пистолетом, но Стиплер огни пригасил и спокойно поехал дальше.

Второй раз он потерял доктора на светофоре, когда тот рванул на красный. Когда генерал хотел молодецки проскочить следом, то едва не был раздавлен КАМАЗом, и еле спасся от разъяренного водителя с монтировкой.

Миновав перекресток, он увидел машину доктора, стоящую на обочине, и ему ничего не оставалось, как проехать мимо. Судя по всему, слежка на сегодня была сорвана.

Однако когда он проезжал мимо, Стиплер коротко дуднул.

Это наглость! Заметив слежку, нормальный никому не нужный врач обязан был испугаться или хотя бы насторожиться, а этот лезет на рожон. Генерал остановился и, сунув снятый с предохранителя пистолет за пояс, вышел.

Стиплер смотрел на него через стекло и нервно постукивал пальцами по рулю.

Генерал демонстративно закурил.

– У нас в поликлинике есть заспиртованное легкое заядлого курильщика, похожее на изношенную автомобильную покрышку, – сообщил Стиплер, он не нервничал, он издевался, и по рулю постукивал в радостном ожидании.

– Давно вы меня заметили?

– Давно. Вам понадобилось слишком много времени, чтобы меня вычислить. А вы ведь меня не послушали, подослав ко мне этих придурков, они обломали мне весь кайф.

Вы знаете, что трудности с потенцией легко приобрести, но восстановить все в исходной форме практически невозможно?

– Купите виагру.

– Я могу объяснить принцип действия этого суррогата, и вас вырвет прямо на асфальт.

– Трудно разговаривать с докторами.

– Это совершенно не обязательно. Вам ведь не я нужен. Держите адресок, – Стиплер протянул визитку над спущенным окном. – Только поторопитесь.

– Опять угрожаете?

– Просто он долго не протянет.

Генерал произнес "кто" уже в выхлопные газы тронувшейся машины. Сначала он хотел вызвать "Ужас ГАИ", но адрес был в центре города, и не походил на ловушку. Если бы хотели грохнуть или украсть, наверняка постарались бы вытащить на окраину.

Он решил ехать. Нужный дом оказался пятиэтажкой. Во дворе подозрительных типов не просматривалось, но впрочем, они могли снайпера на крышу посадить. Он усмехнулся. Снайпера тебе, ты слишком о себе мнишь. Кирпичом по башке, литр водки в глотку, пьяная драка, неопознанный труп.

В подъезде стояла несусветная вонь. Он поднялся до чердака, проверил чердачный люк, он был заперт и давно не пользуем, потом спустился на нужный этаж. От вони некуда было деться, дверь указанной в визитке квартиры была приоткрыта. Он толкнул ее дулом умхальтера, в него шибануло таким мерзким запахом, которому трудно было подобрать название. Может, его хотели газом отравить?

– Есть кто? – крикнул он в глубину квартиры.

– Проходи! – донеслось в ответ, и голос он узнал.

– Микола, ты?

– Дверь закрой, сквозняк, мне нельзя простужаться.

Генерал прикрыл дверь и, стараясь дышать через раз, вошел. Диденко находился в комнате. Замотанный в простынь как в саван, он лежал под капельницей на медицинской кровати с кучей блестящих трубочек, штанг и пружин. От прежнего Миколы остался только голос. На кровати лежал лысый беззубый старик с потухшими белесыми глазами.

– Как я тебе? – поинтересовался старик. – В Москве сказали, месяц не протяну, а я уже почти три на этом свете кантуюсь. И все благодаря Живому. Он сказал, что еще пара месяцев, и я встану на ноги.

– Что-то не слышал о таком докторе, – осторожно заметил Крутохвостов, ища, куда бы сесть и, не находя.

В комнате было полно жирных блестящих мух. Они ползали и по черепу Диденко, но как-то нехотя. Что-то их не устраивало, и они старались улетать.

– За тобой кто-нибудь смотрит? Медсестра там? Может, чем помочь?

– Ничего не надо. У меня тут целый компьютер.

– А готовит тебе кто?

– Я же говорю, компьютер за все отвечает. Тупой ты, Кыш, и всегда был тупым.

– А ты острый. Зачем меня докторам сдал?

– Ничего я тебя не сдавал. Они сами берут, что хотят. Разве не так? Я переживаю, что в доктора в свое время не пошел. Ведь был выбор, хоть в юридический, хоть в медицинский институт. Все бесплатно. Помнишь? Вот стану на ноги, пойдем в сауну, пива возьмем, баб, а то у меня уже коняка застоялся, – он указал глазами на низ живота. – Повспоминаем былое. Знаешь, меня мучает один вопрос. Перед смертью Керундоло рассказал анекдот, ну очень смешной, ты его не помнишь случайно? Вот и я нет. Два месяца тут лежу и никак не вспомню. Я ведь совсем не сплю.

– Чего они от тебя хотят?

– Ничего, – удивился Диденко. – Живой добрейший души человек. Он не доктор, он Бог. Вылечусь, пойду в церковь и буду молиться на него как на Бога.

– Ты же атеист.

– Живой обещал окрестить меня.

– Я бы хотел с ним встретиться.

– Зачем? Живой сказал, что люди хотят причинить ему зло, и никто не должен про него знать.

– Нельзя говорить про всех людей скопом. Тем более живому доктору.

– Не поминай имени Живого всуе! Он научился защищаться. Он напустит на тебя порчу.

Сам к нему приползешь и в ножки поклонишься.

– Вот я и хочу его увидеть.

– Действительно, тупой, – Диденко хотел усмехнуться, но сморщился от боли, гримаса потянула кожу из-под простыни, темно синюю, с фиолетовыми разводами. – Его нельзя видеть, кто его увидит, долго не живет. Он очень слабый, и это его форма защиты. Его слишком долго обижали.

– Его настоящая фамилия Стиплер? – в лоб спросил Крутохвостов.

– Кто это? – спокойно переспросил больной.

В принципе он мог и не знать его настоящей фамилии.

– Поправь руку, ту, что под капельницей, затекла что-то, – попросил Диденко.

Крутохвостов наклонился, но едва дотронулся до свисающей руки, отдернулся. Эта рука не могла затечь, потому что была пластмассовой. Он осторожно потянул простынь, и ему стало плохо. Настоящий Диденко заканчивался сразу за неровно обрезанной шеей, остальное был пластмассовый муляж.

К отрубленной голове вели трубки с питательной жидкости, баллончик с которой лежал под простынею. И все.

– Закрой меня, я мерзну! – потребовал Диденко, то ли не видящий, то ли не желающий видеть своего состояния.

– Доберусь я до Живого!

– Заткнись!

Не обращая внимания на беснующуюся голову, Крутохвостов обыскивал комнату. Уже в первом же шкафу он обнаружил безголовое тело в активной фазе распада. На этом обыск закончился. Физически нормальный человек больше в этой комнате находиться не мог. Когда он обернулся, в руке у него появился пистолет.

– Ты чего делаешь? – вскричала голова. – Все никак не можешь мне простить, что я в Москву сообщил, что ты янкера кончил? А как же иначе? Ведь в противном случае, ты бы в Москву вместо меня поехал. Как ты не поймешь, ты ведь тупой для такого масштаба работы! Каждый должен быть на своем месте.

– Каждый должен быть на своем месте, – согласился генерал. – Кому жить, кому умирать.